Здесь было всего восемь комнат, хотя, как нам объяснили, люди приходят сюда обедать; столовая находилась несколькими ступеньками ниже и выходила в сад с небольшим, облицованным камнем бассейном в центре; были комнаты для отдыха со старомодными удобными стульями и широкими диванами, каминами, сложенными из кирпичей, скамейками у крохотных окон; были часы с боем и еще одни, которые громко тикали, и старый, с белой мордой Лабрадор у камина, который тяжело поднялся, сразу же подошел к Максиму, ткнул носом в его ладонь и привалился к нему всем телом. Должно быть, Максим, как и я, соскучился по всему этому, подумала я, глядя, как он наклонился, чтобы приласкать и погладить пса; как же мне хотелось, посидев с четвероногим компаньоном у камина, пройтись затем с ним по росистой траве; и вообще здесь я увидела много такого, что мы могли бы иметь снова. Поддавшись порыву, я вознесла об этом молитву.

Хочу, чтобы мы вернулись домой. Хочу, чтобы мы вернулись домой!

Я не спрашивала Максима о наших дальнейших планах, не смела. Я предполагала, что в конце концов мы вернемся в дом Беатрис и снова повидаемся с Джайлсом и Роджером. Знала, что нам придется возвращаться за границу, поскольку все наше имущество было заперто в комнате гостиницы на берегу озера. Но в моих мечтах, которым я иногда позволяла себе предаваться, мы ехали туда лишь на короткое время, чтобы упаковать вещи и отправить их домой, хотя я пока и не знала, где будет наш дом. Да это и не имело значения, рассуждала я, мы можем снять дом где угодно, пока не определимся точно, где хотим обосноваться. Значение имело лишь то, что нам следует вернуться.

Однако я боялась озвучить свою мечту, я лишь продолжала надеяться да возносить свои ставшие обычными тайные молитвы.

Мы провели три безмятежные, счастливые ночи в нашей гостинице, где единственным шумом было тихое журчание ручья, днем ходили на прогулки, чтобы осмотреть окрестности и понежиться в лучах осеннего солнца.

На четвертый день мы сели в машину и отправились дальше. Пятнадцать или двадцать миль мы петляли по узким, извилистым дорогам, ехали мимо низких живых изгородей, мимо полей, мимо растущих вдоль дороги деревьев; некоторые из них уже полностью обнажились, на других оставались последние листья. Мы одолевали подъемы и спускались вниз, ехали, не имея определенной цели; останавливались, чтобы купить хлеба и сыра в деревенских пабах, и, немного вздремнув, продолжали путь. Среди кустов живой изгороди проглядывали блестящие ягоды ежевики и темный-претемный терн, зерно давно убрали, вспаханная земля была коричневой, там и здесь стояли желтые стога сена, люди копали картошку и повсюду жгли костры.

Мы подъехали к развилке на дороге, обсаженной высокими могучими деревьями, но за ними, за их серыми стволами, виднелось освещенное солнцем поле и голубое небо.

Максим остановил машину.

- Где мы находимся?

- Я не знаю.

- Но ведь мы только что проехали дорожный знак.

- Прости, но я не обратила внимания.

Он улыбнулся. Он знает, подумала я, нет необходимости ему рассказывать. Он знает, о чем я мечтаю.

Дорога забирала круто вверх и сворачивала в сторону, исчезая из виду. Направо шла еще более узкая дорога, которая петляла между мшистых склонов.

- Сюда, - сказала я, не зная почему, поскольку никакого знака не было. Но я уверена, что это произошло не случайно, что меня что-то вело.

- Мы уже заблудились. Представь себе, что мы совсем потеряемся.

- Мы не заблудимся, во всяком случае - по-настоящему. До деревни, которую мы недавно проехали, каких-нибудь две-три мили, мы можем вернуться и легко найдем дорогу оттуда, там есть дорожные знаки.

- А вот здесь нет, - сказал Максим, снова заводя мотор.

- Какое это может иметь значение? - Мной внезапно овладела непонятная беспечность. - Давай поедем сюда.

И мы поехали.

Дорога нырнула вниз, стала совсем узкой и шла между высоких мшистых склонов, на которых серели стволы деревьев, затем круто пошла вверх. Деревья здесь были еще выше; наверное, летом они густые и темные и образуют крышу над дорогой.

Затем совсем неожиданно мы въехали на полукруглую поляну и остановились перед деревянным дорожным знаком, на котором надпись позеленела и краска облупилась. Я вышла из машины и направилась к нему. Подняла вверх голову. Стояла полная тишина, если не считать легкого, шелковистого шороха сухих листьев, когда на них падал с дерева орех или обломившаяся ветка. Максим некоторое время оставался в машине.

Думаю, что каким-то шестым чувством, с полной, не поддающейся объяснению определенностью я узнала о том будущем, которое меня ждет. Я ничего не видела, я лишь стояла перед дорожным знаком возле дороги.

Но я знала. Я ощущала уверенность, и меня охватило возбуждение. Это здесь, мы его нашли, сразу за поворотом, совсем близко. Знак указывал в сторону дорожки, которая была еле видна под густо засыпавшими ее листьями.

В сторону Коббетс-Брейка.

Я тихонько повторила название, тщательно выговаривая слоги.

Коббетс-Брейк.

Я знала.

Затем я поманила к себе Максима.

Мы прошли по ковру из листьев ярдов сто. Далее дорожка спускалась круто вниз, так что нам пришлось идти осторожно, поддерживая друг друга. В какой-то момент перед нами с ветки на ветку прыгнула белка, да еще шум наших шагов нарушал тишину. Я подумала: сколько еще нам спускаться и как мы потом будем карабкаться наверх к машине?

Я не поднимала глаз от земли, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, и вдруг увидела, что дорожка кончилась и лучи вечернего солнца пронизывают редкие ветки деревьев и падают на землю.

Я подняла глаза.

Короткая заросшая тропинка вела к большим воротам с высокой изящной калиткой из кованого железа между двумя каменными колоннами. Мы приблизились к ним, можно сказать, затаив дыхание. И, остановившись, некоторое время пребывали в молчании, разглядывая сооружение.

Впереди, в ложбине, окруженной покрытыми травой склонами, возвышался изумительной красоты дом - с первого взгляда он показался мне даже более красивым, чем Мэндерли, поскольку не был столь ошеломляюще велик; это был дом, который затронул струны моей души. Я быстро закрыла глаза, снова открыла, как бы боясь, что дом исчезнет, что это лишь иллюзия, порожденная странным желанием, но он оставался на том же самом месте, освещенный солнцем, - дом-очарование, дом из волшебной сказки; он отнюдь не был похож на фантастический замок с башнями и башенками, это был дом-поместье елизаветинской эпохи с многочисленными трубами. Его окружали лужайки, клумбы с розами, беседки, фонтаны и декоративные бассейны, но все было страшно запущено и если не заросло совсем, то, можно предположить, только потому, что хозяин устал и понял, что дальше не в состоянии вести хозяйство без помощи со стороны. Дом стоял среди зелени, пряничного вида трубы и кирпичи стен были расцвечены в светло-желтые, розоватые, желтовато-коричневые и персиковые тона, и все это, сливаясь вместе, напоминало стены и крыши какого-нибудь итальянского городка в горах.