Письмо Алданова 22 сентября 1955 г. начинается с благодарности И.М. Троцкому за то, что он «продолжает думать о Стокгольме при столь грустных обстоятельствах», как прогрессирующая болезнь его жены:
Неужели нет надежды на поправку? А тут вы еще потеряли двух близких друзей. Разумеется, это известие удар для меня. Что ж делать? Это не первый. Вы понимаете, какой бедой и личной и материальной была для меня скоропостижная кончина Н.Р. Вре-дена118, который в Америке устраивал все мои книги. Все мои рукописи у него остались, я их теперь и не уверен, что найду. Все одно к одному... Сохраню память о неизвестном мне по имени вашем скончавшемся друге119, который относился к моим писаниям так благожелательно. Вы пишите: «Он... в отношении Вас все сделал согласно нами выработанному плану». Если так, то, быть может, дело еще не совсем безнадежно? Вдруг Вы и еще установите связь. Если же не удастся, то моя благодарность Вам останется не меньшей.
Переписка М. Алданова с И. Троцким по каким-то причинам, возможно, из-за тяжелой болезни жены последнего, прервалась почти на полгода. Лишь 31 мая 1956 г. Алданов посылает ему письмо:
...Пишу Вам так, без всякого дела. Очень давно не имел от Вас или о Вас известий. Ваши статьи в Новом русском слове читаю часто, всегда с большим интересом. Если б их не было, и если б я не знал, что Вы ходите на доклады, то немного беспокоился бы о состоянии вашего здоровья. Надеюсь у вас все относительно благополучно? Как Анна Родионовна? При случае, пожалуйста, сообщите, окончательно ли у вас потеряна информационная связь со Стокгольмом. Мою кандидатуру и в этом году выставил вовремя проф. С.М. Соловейчик. Разумеется, я ни малейших шансов и не малейшей надежды не имею, но по инерции, между нами говоря, еще интересуюсь. Выставлены ли в этом году и другие эмигрантские и советские кандидаты? У нас все по прежнему: и здоровье, и настроение, и дела так себе. Чеховское издательство кончено и ликвидируется. Эта большая потеря для всех нас. Татьяна Марковна и я шлем Вам и Вашим самый сердечный привет и лучшие дружеские пожелания.
Следующее — последнее — письмо Алданова датировано 1о января 1957 г.:
Дорогой Илья Маркович. Почта, обычно работающая во Франции прекрасно, в дни праздников была перегружена, все письма очень запаздывали. С немалым опозданием пришло и Ваше от 1 января <...>. От души Вас благодарю за все внимание, за большую проделанную Вами работу. Жаль, что нельзя больше поблагодарить Вашего друга, так трогательно заботившегося о писателе, которого он лично не знал. <...> Удивит ли Вас, если я скажу Вам, что теперь, быть может, надеюсь скорее чуть больше прежнего? Прежде я почти и не надеялся. Однако если дело было в политических отношениях между державами, то ведь они меняются с международной обстановкой. Вдруг создастся такая обстановка, при которой то, что вы сообщаете120, может оказаться и плюсом вместо минуса! Я уверен, что С.М. Соловейчик опять выставит мою кандидатуру: ведь это формально необходимо делать каждый год. <...> И еще раз от души Вас благодарю, чрезвычайно ценю Вашу дружбу и внимание. Вы ничего не сообщаете об Анне Родионовне: значит, нет улучшения? Татьяна Марковна и я шлем вам от дома к дому самый сердечный привет, самые лучшие новогодние пожелания.
Ваш М. Алданов.
Через полтора месяца после написания этого письма, 25 февраля 1957 г. Марк Александрович Алданов (Ландау) скоропостижно скончался в своем доме в Ницце и был похоронен на местном кладбище Кокад. Через две недели, 9 марта, Татьяна Марковна Алданова присылает И.М. Троцкому почтовую открытку, в которой, поблагодарив его за соболезнования, пишет:
Еще недавно М.А. рассказывал мне про все Ваши хлопоты о Нобелевской премии! Мы оба тогда были очень тронуты. Простите, что мало пишу. Ваша Т. Алданова.
В архиве И.М. Троцкого имеются еще два коротких соболезнующих письма Т.М. Алдановой: первое — от 12 июля 1957 г., по поводу кончины Анны Родионовны Троцкой, и второе — от 1о сентября 1957 г., в связи с безвременной кончиной его старшей дочери Татьяны Шлезингер.
«В запутанных узлах»: Переписка И.М. Троцкого, Алексея Жерби и Т.С. Бартер
В историографии русского Зарубежья имена Алексея Жерби и Татьяны Варшер до сих пор находятся в тени забвения. Если фигура Варшер привлекает к себе внимание итальянских славистов121 и о ней помнят специалисты-археологи, занимающиеся эпохой эллинизма122, то Жерби забыт прочно. Поэтому приведем биографические справки об этих эмигрантах первой волны.
Алексей Жерби — литературный псевдоним, под которым печатал свои публицистические статьи Людвиг Григорьевич Герб (4 декабря і873, Петербург — 27 июля 1966, Западный Берлин), русский журналист и общественный деятель, социал-демократ. Подробные сведения о его жизни и деятельности, к сожалению, отсутствуют. Известно только, что учился он в Германии и Швейцарии, где прошел курс естественных наук. Участвовал в революционном движении. После революции эмигрировал. В 1932-1941 гг. жил в Ницце, затем уехал в США. Многие годы являлся членом Нью-Йоркской группы российских социал-демократов. С 1951 г. ежегодно приезжал во Францию, подолгу находился в Ницце. Сотрудничал в газетах «Новое русское слово» и «Русская мысль». В 1962 г. в Ницце участвовал в вечере Литературно-артистического общества.
Татьяна Сергеевна Варшер (18 июня 1880, Москва — 2 декабря 1960, Рим). Ученый-археолог, специалист по античности, публицист. Родилась в семье видного российского историка литературы и педагога С.А. Бартера, происходившего из крещеных польских евреев. Ее мать, Нина Депельнор, имела французских предков. Отец Бартер умер, когда ей было всего 8 лет, и девочка воспитывалась на стороне. Большое влияние на ее воспитание, поддержку в получении образования и выборе профессии оказал П.Н. Милюков, благодарность и любовь к которому она пронесла через всю свою жизнь.
Она страдала от нелюбви матери, прибегая к защите отца, который, к ее огромному горю, скоропостижно скончался в 1889 г. в возрасте 33 лет — ей же было всего 8. Тогда в поисках отцовской фигуры она и выбрала Милюкова, который еще и при жизни Сергея Бартера обласкивал девочку в тяжелые моменты материнской критики. Ее старался утешать и дед по материнской линии, отпрыск французских аристократов и знакомец Пушкина, — позднее Милюков упрекал Татьяну за то, что она не расспрашивала своего деда о пережитом123.
Татьяна Бартер училась на женских Бестужевских курсах в Петербурге, на историческом факультете, у академика Михаила Ивановича Ростовцева. Под влиянием знаменитого ученого она на всю жизнь увлеклась античностью. В своей статье «Т.С. Бартер (к тридцатилетию ее научной деятельности)», машинописная копия которой, датированная «16 марта 1937 года (Сингапур)», хранится в YIVO-архиве И.М. Троцкого, М.И. Ростовцев пишет:
Моя ранняя любовь были Помпеи. От меня эту любовь унаследовала Т<атьяна> С<ергеевна>. <...> Т<атьяна> С<ергеевна> осталась верна Помпеям на всю жизнь. И я ее понимаю. <...> Т.С. Бартер — большой знаток Помпей. Один из лучших, если не лучший, среди живущих европейских и американских ученых. В Помпеях она знает каждый угол и каждый камень.
По окончанию курсов в 1907 году Татьяна Бартер переселилась в Ригу, где работала преподавателем. В 1911 г. она вышла замуж и во время медового месяца посетила с мужем Помпеи. После внезапной смерти мужа в 1913 г. Варшер вернулась в Санкт-Петербург, где, помимо научной работы, вела активную политическую деятельность как член конституционно-демократической партии (кадеты). Вскоре она вторично вышла замуж — за родного брата мужа, вдовца, чтобы помогать ему в воспитании детей. Во время Гражданской войны ее второй муж, воевавший в Белом движении, погиб. В 1920 г. Варшер эмигрировала из Советской России в Латвию, а затем перебралась в Берлин. Здесь она активно занималась журналистикой: была сотрудником газет «Сегодня», «Руль», «Последние новости» и др., написала книгу воспоминаний о стране Советов в эпоху военного коммунизма124. В Берлине Варшер, по природе человек импульсивный и общительный, обрастает широким кругом литературных знакомств. В частности, именно в это время она сдруживается с Ильей Троцким и Алексеем Жерби.
