В двенадцать лет я сняла крестик и заявила, что не верю в Бога.

…Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое…

Я всегда любила быть одна. Выросшая в коммуналке, я ценила каждую минуту уединения. Все детство я мечтала о том, как я вырасту и смогу жить в гордом одиночестве в целой квартире, где больше никого не будет.

Я лежала на кровати и боялась пошевелиться. Каждой клеткой своего тела я ощущала чужое дыхание за своей спиной. Леденящий душу ужас парализовал меня от головы до кончиков пальцев. Я не могла даже дышать.

Разум и логика пытались кричать, что этого не может быть, что в квартире больше никого нет. Но их доводы с треском разбивались о тяжелое дыхание за моей спиной.

Это продолжалось уже две недели.

В первую ночь я подумала, что у меня галлюцинации от усталости.

На вторую – я списала все на стресс.

На третью ночь я готова была поклясться, что со мной в квартире кто-то есть.

Дом, который должен был стать для меня тихой гаванью, островком покоя и тишины, превратился в мою персональную камеру пыток. Даже при свете дня мне было не по себе. Стены давили на меня. Воздух казался тягучим и липким, слово остывший кисель.

Я стала ловить себя на мысли, что понятия не имела, кто жил здесь раньше. Сколько времени здесь пробыли прошлые жильцы. Уехали ли они отсюда добровольно.

….уехали ли вообще.

Каждый вечер я максимально плотно закрывала зеркальный шкаф-купе. Кровать стояла таким образом, что я видела свое полное отражение в положении лежа. Малейшая щель, приоткрывающая внутренности шкафа, меня нервировала.

Мне казалось, что из глубины полок на меня кто-то смотрит.

Я не могла избавиться от ощущения, что за мной постоянно следят.

Нет, я не слышала шагов в коридоре или посторонних голосов. Не пропадали вещи, не звенела посуда.

Ощущалось только постоянное присутствие чего-то постороннего. Угрожающего.

Я начала жечь свечи. Я стала скупать благовония пачками. Дошло до того, что я всерьез задумалась о том, чтобы освятить квартиру.

Меня не покидало ощущение, что кто-то продолжает следить за мной, злорадно посмеиваясь.

Никогда в жизни я не молилась с такой завидной регулярностью, как тогда. Едва на меня накатывала волна страха, как я начинала лихорадочно читать Отче наш. Все мысли о том, что Бога нет, а ангелов-хранителей уж подавно, улетучились в первые же дни.

…в ту ночь я решила, что не позволю страху взять над собой верх.

Я легла спать в твердом расположении духа. Выключила ночник, без которого я уже давно не могла спать, легла на бок и закрыла глаза.

“Ты не проверила, закрыт ли шкаф”, – пронеслась мысль у меня в голове.

Я сказала себе, что сильнее своих фантазий и страхов. Подтянула одеяло к подбородку. По телу пробежал озноб.

“Ты не закрыла шкаф”, – продолжала крутиться навязчивая идея.

Я почувствовала знакомое дыхание у себя за спиной и тяжелый взгляд. На меня физически давило это ощущение.

Мне хотелось заорать от ужаса, но я только сильнее сжимала челюсти. Мне казалось, что я чувствую, как зубная эмаль стирается в пыль.

Дыхание за спиной продолжало усиливаться, медленно перерастая в подобие рычания. Я зажмуривалась еще сильнее и в лихорадочном темпе читала молитву, путая слова.

Я лежала, не шевелясь, меня словно парализовало. Мне стало холодно.

Я открыла глаза и увидела, что одеяло было стянуто до колен.

В ужасе я включила свет и на секунду увидела перед собой черный силуэт человека с оскалившимися зубами.

Я истошно заорала и бросилась прочь из комнаты.

Пришла в себя я уже в больнице. Оказалось, что в ту ночь я устроила пожар, но сработала сигнализация и помощь поспела вовремя. Меня нашли без сознания на кухне.

Врачи сказали, что я пыталась навредить себе. Мои ноги были сплошь покрыты черными синяками. По всему телу – порезы, царапины, ссадины и даже укусы.

Мне сказали, что часто люди, выросшие в плотном социуме, не выдерживают одиночества, начинают видеть галлюцинации и сходить с ума.

Из разговора с врачом я поняла, что выпускать на свободу меня явно не планируют.

Оно и к лучшему. Я не одна.

Я легла на бок на больничной койке и закрыла глаза.

Я больше никогда не буду одна.

Мой затылок согрело знакомое тяжелое дыхание.