В городе находился племянник Мехдигулу-хана Джафаргулу-ага, но он ещё молод и обороной крепости руководит визирь. Так вот, визирь вышел, послал по матери Ермолова и к праотцам Мехти с его нукерами и сказал, что крепости не сдаст. Будет биться до последнего защитника. Ну, это тогда было. Сейчас подошло семитысячное войско с подаренными англичанами гаубицами крупнокалиберными и с пятью снайперами вооружёнными слонобоями. Брехт парламентёра послал, но того забросали со стен камнями. Не так, чтобы попасть, а отпугнуть и оскорбить.

— Ну, ладно. Сами напросились.

Пётр Христианович подозвал подпрапорщика егерей бывшего — Емельяна Сергеева, того самого, которого нанял граф Кочубей для его устранения. Сейчас Емельян возглавлял пятёрку бывших егерей, что обучились стрельбе из слонобоев новых.

— Ермолаич, воооон, видишь, мужик в пиджаке по стене рядом с пушкой большой расхаживает.

— Халат?

— Халат, так халат. Попадёшь?

— Не просто. — Поправил козырёк кепки ветеран.

— Так не бери всё на себя. Рассредоточьтесь впятером. И пусть кто вам триста тридцать три прокричит. Один из пятерых-то попадёт. Славой потом поделитесь, мне результат нужен. Раз этот халат там руками машет и серебром с золотом сверкает, то это большой начальник. Нужно его сделать маленьким. — Успокоил Емельяна Брехт.

— Сделам, Ваше Превосходительство, — перешёл на уставной язык Сергеев, обычно Брехта Петром Христянычем обзывавший. Приготовились. Брехт поднёс к глазу трубу.

— Триста тридцать три!

Бабах. Ух, громко как. Мужика в шитом серебром халате, или черкеске, просто снесло со стены.

Ходившие по ней между башен остальные войны поспрыгивали внутрь. Боязно. Оказывается, вон чего есть у супопостата.

— Алексей Петрович, те пять гаубиц новых зарядите гранатами и перебросьте через стену.

— Триста тридцать три!

Бабах. Ну, совсем громко. И тут же в крепости раздались взрывы, вроде, три. Англичане тоже бракоделы?! Бабах. Ага, ещё одна граната взорвалась. Восемьдесят процентов — нормально.

— Повторите.

— Триста тридцать три!

Бабах. Бабах. Вот, другое дело белый флаг выкинули.

Брехт к крепости не пошёл. Тут люди дикие, ещё решат убить главного начальника вражеского. Велел парламентёра в лагерь, что разбили в семистах метрах от крепостной стены, привести со всем вежеством.

— Я — Джафаргулу-ага, племянник хана Мехдигулу.

— Нет такого хана. Убит. Теперь я хан Карабаха. А ты, дорогой Джафаргулу, мой наместник здесь. Я кроме того хан Шекинского и Дербентского ханств и … ладно этого пока хватит. Некогда мне будет в Шуше сидеть. Дел полно. Я тебе задание выдам, и ты их будешь выполнять. И мне с гонцами отчёты слать. Если кто решит напасть, то пришлёшь голубиной почтой весточку в Нуху или Дербент. Ясно? А стой. Кто был тот важный дядька?

— Визирь Мирза Джамал Джаваншир он главный в диван-хане. Был.

А нефиг ругаться и камнями кидаться.

— Там ещё есть саркар-и-али — глава финансовых дел ханства Юсуф-ага, он мой двоюродный брат. Он старше. — Смутился паренёк. Лет пятнадцать только усику пробиваться стали.

— А он станет главным визирем. Иди, договаривайся. Через час не откроете ворота и не вынесете ключи, засыпим гранатами. У нас сто пушек, — правду сказал, даже в два раза больше их, но сотня с совсем мелким калибром. Брехт их тащил в Дербент ради меди. Переплавить, чуть олова добавить и можно отлить отличные шуваловские Единороги. Две сотни, конечно, не получится, но штук пятьдесят вполне. А с той ермоловской батареей, и с той, что взял с собой и подаренной англичанами — это уже прямо полк конной артиллерии. Можно с Наполеоном на равных разговаривать. У узурпатора было в битве при Аустерлице около двухсот орудий. У него одного уже половина. Жаль при Аустерлице нельзя побеждать. История не туда свернуть может, но после победы уничтожить его артиллерию никто не запрещал. Почему битв при Аустерлице не может быть две?

Событие шестьдесят девятое

Жестокость черта характера исключительно добрых людей. Она появляется тогда, когда о них начинают вытирать ноги.

Семь тысяч ёжиков могут убить слона, но, при этом, съесть его не смогут. Сколько же в мире бессмысленной жестокости.

Неделю провели в Шуше. Пётр Христианович проверил все закрома Родины. Эти дебилы, которые местные ханы, другого слова и не придумаешь, занимались этнической чисткой, выдавливая всеми возможными и невозможными способами армян из ханства. При этом разрушая экономику. Армяне занимались коневодством. По словам эфенди всяких ещё двадцать лет назад на территории Карабаха было двадцать конезаводов, которые занимались выведением и размножением этой породы лошадей, которую местные называли «кюр-ат» (энергичная лошадь), но гораздо правильнее второе название, Пётр Христианович в этом убедился, осмотрев ханскую, то есть, теперь свою конюшню. Так вот, азербайджанцы или неправильные татары называли этих лошадей «сарыляр», то есть «золотистые». Так оно и есть, при этом этот золотистый цвет варьировался от гнедого почти, до жёлто-лимонного, прямо оторопь брала при осматривании этих необычных лошадей. Да они были не сильно высокими, всего метр сорок где-то в холке, но стройные, красивые и главное выносливые. Но все эти достоинства и недостатки покрывал цвет. Дартаньяновский мерин жёлтый — это хрень по сравнению с лошадью цвета лимона. Если бы гасконец въехал в Париж на такой лошади, то половина Парижа бы за ним хвостом шла.

— Ещё один армянин покинет моё ханство, и я вырежу вам кишки и развешу их по границами ханства, забор такой организую. — Собрал, после осмотра конюшни, диван-хан в очередной раз Петер-хан. Найти родственников и уговорить их, чтобы они послали весточки сбежавшим вернуться, больше их здесь никто трогать не будет. Если через год не будет двадцать пять конезаводов, то изгоню из моего ханства вас. Голыми и босыми, и с ушами собственными в руках. Но это ладно, теперь о главном. О шёлке. — И Брехт в десятый, наверное, раз за последнее время, рассказал о методе увеличения производства шёлка. — Каждый житель должен выкопать в лесу десять шелковиц или размножить веточками и посадить вокруг своего дома. Все дороги с двух сторон должны быть окружены посадками шелковичных деревьев в два ряда. Человека, срубившего шелковицу, повесть на площади.

— А …

— Вы оборзели здесь?! — какой-то старичок, кади, должно быть, попытался слово молвить. — С вами хан говорит. Производство коконов нужно утроить. Никто их изымать у крестьян не имеет права. Пусть торговцы скупают. Единственное, треть всех коконов должна идти в казну и осенью доставляться в Дербент. Это не мне лично. Это содержание армии, которая вас защитит, это постройка мечетей и школ, постройка больниц, ремонт дорог. То же самое про крокусы, про которые я уже говорил. Увеличить сбор шафрана нужно в десять раз. Сажайте цветочки, где только можно. Их ни поливать, ни удобрять не надо, только раз в пять лет снова рассаживать, чтобы не загущались. Сбор продолжается всего несколько дней. Это самая выгодная культура, максимум отдачи при минимальных затратах.

Ханские конюшни Брехт почти опустошил. Кроме лимонных лошадей забрал ещё одних необычных представителей этой породы. Необычная масть называлась местными «нарындж». У коней была шерсть жёлтой окраски при бурых гриве и хвосте. Смотрелось, ну очень, парадно.

Ещё одна замечательная вещь была в Карабахском ханстве. Они чеканили свою монету. Брехт осмотрел и монетный двор и казну. Ну, если и хуже, чем в России, то совсем чуть.

— Я вам матрицы пришлю, как только до Дербента доберусь. Будете чеканить монеты с изображением императора Александра. Только проверять буду, чтобы серебро было чистое. Не играйте с огнём. У меня лучшие химики России в Дербенте, они легко определят, если качество монет будет низкое, если будет много примесей. Нужно наоборот стремиться к высокому качеству монеты, тогда её будут с удовольствием принимать на всём Кавказе, да и за его пределами. А это дополнительный поток товаров и серебра, следовательно.