Профессор У Хань никогда не стоял в стороне от крупных политических событий своего времени, тем более событий, затрагивающих судьбы развития страны. Конец 50-х - начало 60-х годов ознаменовались в Китае усилением культа личности Мао Цзэдуна. Стремление маоистской группировки навязать стране политику "большого скачка", пагубно отразившуюся на развитии Китая, вызвало недовольство в партии и народе. Оппозиция стала косвенно критиковать линию Мао, обратившись к традиции. Факты древней и средневековой истории страны приобретали в это время все более современное звучание. Политическая и гражданская позиция У Ханя, прекрасное знание им истории и его высокий личный авторитет выдвинули его в число наиболее активных участников и руководителей этой борьбы в области культуры и исторической науки. "История,- писал У Хань,- фиксирует опыт и уроки наших предшественников в экономической и классовой борьбе. Мы, современники, должны из их опыта сделать соответствующие выводы, извлечь самое ценное, сделать выводы из нашей истории за все время от Конфуция до Сунь Ятсена" 1.
Прежде чем перейти к анализу исторических произведений У Ханя, написанных им в 50-60-х годах, в частности "Жизнеописания Чжу Юаньчжана", необходимо хотя бы коротко остановиться на значении национальной исторической традиции в духовной жизни китайского народа. Самосознание каждой этнической общности хранит в своей памяти историю народа, как драгоценную реликвию. Обращение живущих поколений к своей исторической традиции - явление вполне реальное и законо-{8}мерное, свойственное многим народам. Общественные классы, государственные деятели и политические лидеры часто черпают в традициях уверенность не только в законности своего рождения, но и в праве на настоящее и будущее. Особенно ярко проявляется эта закономерность на переломных этапах истории. "Люди сами делают свою историю,- писал К. Маркс,- но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого... И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории" 2. Можно привести десятки примеров из истории любой страны, подтверждающих справедливость и жизненность приведенных слов К. Маркса.
В Китае традиции играли и играют ту же роль, что и в других странах. В то же время они имеют и свои специфические черты: здесь значение их более глубоко, они чрезвычайно прочно вошли в жизнь народа на самых различных социальных уровнях, и к ним обращаются повседневно. Приверженность к традициям, к сложившимся нормам поведения, моральным и духовным ценностям, художественным образам, стереотипная оценка исторических деятелей - все это давно стало национальной чертой характера китайцев. Родилось все это не сразу и в силу определенных исторических причин, среди которых следует выделить раннее возникновение государства, культ предков, наличие конфуцианства как господствующей идеологии, выполнявшей подчас и функции религии, патронимическую систему организации ячеек общества, основанных на кровном родстве, и т. д. Все эти компоненты не только сосуществовали, но и активно функционировали на протяжении более двух тысяч лет. Они весьма целенаправленно прививали людям чувство особого уважения к традициям и подчинения им. Немалую роль {9} сыграл в этом отношении и возникший еще в древности театр, где свыше 80% пьес и представлений ставилось на темы исторических сюжетов. Бродячие актерские труппы проникали в самые отдаленные селения, и всюду их неизменно ожидал самый радушный прием. Поэтому даже неграмотные крестьяне хорошо знали мифологию и выдающиеся события истории своей страны, главным образом древней и средневековой истории.
Политические деятели и идеологи XX в., учитывая уровень массового сознания и специфику политического мышления народа, как правило, оснащали свои теории примерами, мифическими, историческими и литературными героями старого Китая. Для всех них - независимо от партийной принадлежности - было характерно одно: постулаты Конфуция всегда использовались в качестве главного и неоспоримого аргумента. В этом отношении лидеры КПК не отличались от своих оппонентов, разница заключалась лишь в выборе и трактовке концепций и отдельных положений учения Конфуция.
Когда в Китае усилилось недовольство авантюристической политикой Мао Цзэдуна, оппозиция выступила с косвенной критикой линии Мао, справедливо обвинив последнего в нарушении основной доктрины Конфуция - заботы правителя о благе народа; она настаивала на соблюдении принципа "человеколюбия" ("жэнь") в деятельности партийного и государственного аппарата. В 1959-1962 гг. У Хань публикует серию статей о средневековом чиновнике Хай Жуе, прославившемся своей честностью и прямотой. Хай Жуй стал своего рода эталоном и воплощением "совершенного человека" ("цзюнь цзы") конфуцианского канона. 16 июня 1959 г. в центральном органе КПК газете "Жэньминь жибао" появилась статья У Ханя "Хай Жуй ругает императора". В основу статьи автор положил доклад чиновника Хай Жуя, поданный им в 1566 г. минскому императору Шицзуну. Хай Жуй, основываясь на доктрине видного конфуцианца Мэнцзы о праве сановников критиковать правителя за неправильные поступки, выступил с резкой критикой императора. Нисколько не искажая доклад Хай Жуя, У Хань цитировал те места из доклада, которые вызывали ассоциацию с политикой Мао и современным положением дел в стране (провал "большого скачка" привел к жестокому голоду): "Ныне налоги и повинности тяжелее, чем {10} было в обычае, и так повсеместно... Народ Поднебесной недоволен уже давно, при дворе и в провинциях чиновники и простолюдины поняли все. Помыслами Вы погрузились в мистику, в мечтах о бессмертии и вечной молодости помутился ум..." 1 Статья У Ханя, занимавшего в то время пост заместителя мэра Пекина, произвела эффект внезапно разорвавшейся бомбы. Читателям газеты, издающейся миллионными тиражами, был вполне понятен объект критики. В одном лагере статья вызвала восторженные отклики, в другом - пока еще с трудом сдерживаемый гнев. Вскоре появилась пьеса "Доклад Хай Жуя на высочайшее имя", написанная Сюй Сыянем в соавторстве с известным актером Чжоу Синьфаном. Впервые она была поставлена в Шанхае и прошла с успехом на сценах ряда театров страны. В конце 1960 г. друзья актеры попросили У Ханя самого написать пьесу о Хай Жуе. Тот с радостью согласился и засел за работу, он стремился осовременить Хай Жуя, сделать его образ более созвучным политическим требованиям 60-х годов, не искажая при этом исторической правды. Позже, делясь своими взглядами на значение исторических пьес для современности, он отмечал: "Будь то историческая книга или пьеса, их исторические герои - не возрожденные трупы. Описывая людей, изображая их на сцене, всегда нужно помнить о той роли, какую они играют для потомков, и делать из их опыта свои выводы. Одним словом, служить не мертвецам, а живым людям и воспринимать боевой опыт и уроки предшественников, чтобы направить их на службу сегодняшнему дню, социалистическому строительству, древность поставить на службу современности" 2. Семь раз переделывал У Хань пьесу, прежде чем передал окончательный вариант в театр. Впервые она была поставлена в 1961 г. на сцене столичного театра - Пекинской музыкальной драмы, а вскоре пошла с возрастающим успехом во многих театрах страны. Зрителей особенно волновала сцена, где, критикуя императора, Хай Жуй говорит ему: "Раньше ты еще делал кое-что хорошее, а что ты делаешь теперь? Исправь ошибки, дай народу жить в счастье. Ты совершил много ошибок, а считаешь, что во всем прав, и поэтому отвергаешь критику". {11} В то время многие в Китае усматривали в этой сцене прямой намек на письмо члена Политбюро ЦК КПК министра обороны Пэн Дэхуая от 14 июля 1959 г. на имя Мао Цзэдуна, содержавшее пространную критику маоистского политического курса. Пэн Дэхуай видел пьесу и, судя по всему, не только не возражал, но полностью одобрял такое воплощение "древности на службе современности". Позднее, на Х пленуме ЦК КПК в сентябре 1962 г., Пэн Дэхуай открыто заявил: "Я не буду больше молчать. Я хочу быть Хай Жуем".
