Спрыгнувшего с ринга Леху облепили малыши и радостно прослезившийся Анатолий Васильевич. Похлопываемый со всех сторон Малыгин, подняв голову на балкон, нашел взглядом ту, ради которой только что победил. Она была прекрасна. Она была его.

И было ещё полтора дня в городе белых ночей. Расставшись с Василичем и пацанами, которых любезно забрал на экскурсии какой-то однокурсник старшего тренера, Леха погрузился в романтическую эйфорию северной столицы. За неполных сорок восемь часов они исколесили весь центр Петербурга, вознеслись на колоннаду Исакия, потоптали заброшенные дорожки Константиновского парка и осмотрели заглушенные фонтаны Петергофа. Но больше всего, конечно же, было поцелуев в машине, смелых ладоней под тоненьким женским свитером и влажных вздохов отказа. Возможно, будь Леха любовником поопытнее, смог бы добиться взаимности от Татьяны и прямо в машине, но… Не так он представлял себе их первую близость, прекрасно понимая, что второго шанса может и не быть. В гости к ней он набиваться не пытался, в первый же час выяснив, что девушка живет в адресе с бабушкой, в ожидании окончания ремонта трехкомнатной квартиры на Мориса Тореза. Визит в общагу не рассматривался в принципе. Они лишь поздно ночью расстались на четыре часа, чтобы рано утром вновь оказаться в уютном мире велюрового жигулевского салона.

Поезд на Вологду отходил вечером, около девяти. Влюбленные не опоздали, как было бы в классике. Наоборот, приехав за три часа, они, взявшись за руки, обошли ближайшие к Московскому вокзалу улицы. Леха, будучи историком, намеренно называл площадь Восстания Знаменской, рассказал историю строительства вокзалов братьев-близнецов в Москве и Санкт-Петербурге и завел коренную петербурженку на улицу Джона Леннона, чем несказанно её удивил. Затем, около памятника Пушкину рассказал печальную байку о том, что поэт смотрит на балкон одной из своих возлюбленных. Правда, заметив увлажнившиеся глаза, добавил: «Но это неточно».

На перроне же Леха посуровел и, в присутствии большого скопления отъезжающих-провожающих, вел себя посуше. Таня, всё понимая, также не лезла с щенячьими нежностями, лишь, достав из сумочки плеер, протянула Лехе один наушник. Абсолютно попсовый мотив «Поезда на Ленинград» стал настолько уместным, что у боксёра защипало в глазах.

– Можно я ещё раз к тебе приеду, – недослушав, он освободил ухо от раскачивающей мелодии.

– Я буду ждать, – Таня тоже оборвала песню.

Немного помолчала и добавила:

– Каждый день…

А Леха уже знал, что будет делать. С ходу, с поезда, найти Харлама. Согласиться на охрану загородной базы или кабака. Смотаться на грузовой двор железнодорожной станции, там всегда по ночам требуются грузчики, желательно непьющие. Узнать у Бобикова, кому надо слепить рефераты – тот периодически подгонял мажористых неучей желающим подзаработать отличникам. В общем, насобирать денег на билет до Питера и на красивую жизнь, ибо каждый раз отводить взгляд от рассчитывающейся за кока-колу или кофе Татьяны было уже невмоготу.

Пыльное стекло вагонной рамы финишировало стройный силуэт на питерском перроне и навсегда разделило жизнь Лехи Малыгина на до и после.

Поведение Малыгина по приезде в Вологду вызвало удивление даже у опытных наставников, не говоря уже о друзьях по спорту или общежитию. Краснов, лично, в торжественной обстановке чествовал победителя турнира на первой же тренировке и был несколько озадачен последующим разговором с воспитанником. Несколько путаясь в словах, Леха на предложение Краснова поехать на сборы в Адлер, ответил отказом, сославшись на экзамены, плохую физическую форму и родителей. Краснов, восприняв сумбур состоявшегося КМСа за стесненность в средствах, заверил, что всё оплатит федерация. Однако, уже собравший с мыслями, Малыгин ответил решительным отказом. Краснов только пожал плечами.

Сосед по парте Рома Кабанов, выигравший недавно в составе сборной института по баскетболу первенство области, разом ушел на второй план после того, как проректор по воспитательной части на общем собрании поздравил Малыгина с «каким-то чемпионством по боксу», отметив тенденцию спортсмена к стопроцентному пятибалльному результату по всем предметам. Однако вспыхнувший женский интерес разбился о рассеянное равнодушие боксёра, который последние родительские деньги спускал в пункте междугородней связи. Надо заметить, что ещё пару месяцев назад Леха отмечал для себя несколько симпатичных девушек, преимущественно с факультета физического воспитания, но после питерской поездки их длинные ноги, развитые попы и стройные спины не вызывали даже легкого жеребячьего потряхивания.

А Харламову пришлось всё рассказать, как есть. Тот удивленно похмыкал, уточнил про должность Таниного отца и посоветовал малость сбавить обороты.

– Тут видишь какое дело, Леха… – задумчиво вздохнул старший товарищ, дело было в воскресенье и соседи по комнате пили чай после плотного пельменного ланча, – есть вероятность, что «ейный» папик узнает о легком дочкином увлечении и малость, как бы правильно выразиться, не одобрит…

– Ну, а он тут причём? – удивился Малыгин, – не ему же со мной по Сосновскому лесопарку гулять?..

– Не ему, – согласно кивнул Харлам, – но вот с кем дочь время проводит ему уже интересно. Ты заметил, как он её из Лесгафта на юрфак определил, а? И самое главное, она послушалась…

– И что? – малость тупанул Леха.

– И то! – поморщился от чрезмерно крепкого чая Дмитрий, – а если не зайдешь ты ему никак? Ни как бойфренд, ни как жених. Кого она послушает, как думаешь?

А вот об этом Леха и вправду не думал. К тому же, Таня очень четко определила его своим выбором. Он не накручивал вокруг дамским угодником, не выписывал кренделя интеллектуала, не дарил подарков. Да и не на что было.

– Но бывают и счастливые финалы… – с улыбкой похлопал по плечу соседа Харламов, – пополнишь ряды новых русских… Зять – не хер взять. Собирайся, кстати, смена же у тебя сегодня на два часа раньше.

Действительно, Малыгин с первого же дня после возвращения, одолел Харламова просьбами трудоустройства. Тот, в шутку, предложил занять вакансию бармена, но, увидев, что друг крепко задумался, поспешно предложил должность старшего смены в своём ночном клубе. Сам Харламов практически финализировал сдачу диплома и в ближайшее время хотел уходить с «геморройной» работы. Его тайная любовь – Оля Фуштейн – за последние полгода настолько мощно выстрелила в вологодском бизнес-пространстве, что её пригласили во вновь открываемый филиал совместного российско-австрийского предприятия на должность коммерческого директора. Как это произошло, так никто и не понял. Ни её снисходительные доморощенные хозяева индустрии развлечений, ни ближайшие подруги, ни представители российской стороны созданного СП. Лишь Харлам поделился с другом ольгиным ноу-хау по трудоустройству в иностранные коммерческие структуры.

Один из австрийцев, совладелец лесного бизнес-проекта, отдыхал в «Джеме», где его и захомутала управляющая. Мешая русские, немецкие и английские слова, пьяненький Франц пожаловался на тяжелый характер и непробиваемую отказную позицию руководителя Вохтогского леспромхоза, на чьих лесах наивные австрияки планировали развернуть основной заготовительный процесс. Услышав название родного поселка, Оля преобразилась и представилась менеджером по решению проблем. Иноземец, внимательно осмотрев колени «решальщицы», обтянутые сетчатыми чулками, лишь хихикнул и попытался перевести разговор на более фривольные темы. Ольга же, в свою очередь, вцепившись со свойственной только ей бульдожьей хваткой, развернула олигарха обратно и уверила, что желаемые кварталы леса он получит до конца месяца за очень смешные, по меркам Европы, деньги. Австриец отшутился, мол, если это произойдет, то Оля получить должность заместителя по развитию. И полез с поцелуями. Тут уже девушка, проявив мастерство, увернулась и пристроила на диван пару длинноногих юных дев, которые увели мысли бизнесмена от лесозаготовки в более приятную сферу.