Она не договорила, ибо все еще не могла посвятить Леонору в подробности тех жутких событий.

Ненависть и скорбь, мерцавшие в глазах Сидни той ночью, ничем не могли быть преодолены… И пусть чертовски неприятная ситуация, в которой он нашел Шерил, была ему на руку, освобождая от чувства вины, дело в другом. Шерил для него стала женщиной, в союзе с которой он разрушил свою единственную любовь. И все это — и застарелую вину, и ужас невозвратной потери — все это Шерил видела в его глазах.

— Но это не помешало ему признать и полюбить Сидди, — возразила Леонора.

Безнадежность одиночества с новой силой охватила душу Шерил. Леоноре она доверяла и признавалась во многом, но не во всем, хотя бы ради сохранения собственной гордости.

— Полюбить Сидди… Интересно, надолго ли? — напряженно спросила она. — Сидди есть плод события, которое напоминает Сидни о его измене возлюбленной. Леонора, ты же сама вчера вечером видела, как он вел себя со мной. Неужели ты можешь объяснить это чем-то иным, кроме враждебности?

— Но я видела и другое. В иных случаях он обращался с тобой иначе. А вот вчера вечером вы оба вели себя хуже некуда… Да нет, ты, пожалуй, даже хуже.

Шерил судорожно вздохнула.

— Ох, если бы все было так просто, — пробормотала она. — После этого жуткого ужина я не виделась с Сидни и не говорила с ним. Сказать по правде, я не удивилась бы, узнав, что он сожалеет, что пригласил нас на этот клятый ужин. Смотри, ведь он старательно меня избегает… — Шерил горестно уставилась на свои нервно сцепленные руки, лежащие на коленях, и поняла, что должна подавить свою гордость и во всем признаться. — Я кое-что должна сказать тебе, Леонора, но только, прошу, не презирай меня… В тот день, когда оперировали Сидди, я проявила слабость, и Сидни воспользовался этим, поскольку как женщина я все еще привлекаю его… А после того, что случилось, он не испытывает ко мне никаких чувств, кроме отвращения.

Договорив, она потрясенно всхлипнула.

— Презирать тебя! Бедная моя девочка! — сокрушенно воскликнула Леонора. — Да как только это пришло тебе в голову? Сама подумай, родная, разве может что-нибудь сокрушить мою любовь к тебе? Ох, мне бы надо было быть мудрее! Ведь я же видела, что… Тогда утром я заехала к вам и, войдя в гостиную, увидела тебя спящей в его объятиях… Именно это я и имела в виду, когда сказала, что Сидни далеко не во всех случаях относился к тебе плохо. Естественно, я была шокирована — потому-то мне сдуру и взбрело в голову просветить тебя насчет похождений Сидни. Но ведь не могла же я не видеть его заботы о тебе, его желания защитить тебя! Мне бы остаться с тобой в Веллингтоне, а я взяла и уехала в свою чертову галерею!

— Да разве ты могла бы защитить меня от собственной моей глупости?! — возразила Шерил. — Вот только Сидди… Уж его-то мы должны защитить.

— Шерил, о чем ты говоришь? — встревожилась Леонора. — Надеюсь, ты не намерена оторвать мальчика от отца?

— А что еще остается? — вопросом на вопрос ответила Шерил. — Не дожидаться же, когда он сам решит оторвать от себя Сидди!

— Ты делаешь такие предположения, девочка, которые даже не укладываются у меня в голове.

— Не хотелось бы тебя огорчать… Но, если позволить Сидни делать, что ему вздумается, я не буду знать ни минуты покоя… Буду вечно трястись и ждать того момента, когда Сидни отвергнет малыша. Леонора, неужели ты не можешь понять меня?

— Да что я вообще могу?! Только молиться за тебя, — сказала Леонора, сворачивая на подъездную аллею, ведущую к ее дому. — Но я категорически отказываюсь разделять твои страхи… — Она заглушила мотор. — Дорогая, я понимаю, мое чутье не есть нечто абсолютно безошибочное, но что касается твоих отношений с Сидни — хоть в прошлом, хоть в настоящем — я знаю, что ты ужасно ошибаешься. Малыш полюбил Сидни и знает, что тот тоже любит его. Неужели ты способна осудить пятилетнее создание, только что обретшее отца, на такую потерю? Нет, не могу в это поверить!

— Если бы я знала, что в будущем это спасет моего мальчика от еще более страшного разочарования, то не задумываясь сделала бы это… Ведь я сыну всю жизнь посвятила, как же мне не думать о его будущем?

— Но ведь ты же не знаешь! — пылко возразила Леонора. — И, поступив так, никогда не узнаешь, справедливо ли было твое решение, или ты причинила своему сыну ничем не оправданные страдания.

На следующий день Шерил проснулась от телефонного звонка. Она взглянула на часы и сонно побрела из тенистой прохлады патио в дом. Насилу заснув после бессонной ночи, она с трудом заставила себя встать, сознание ее пребывало в неопределенном пространстве, где явь пересекалась с действительностью.

В дверях она столкнулась с Леонорой.

— Ты подойдешь к телефону?

— Да.

— Ну, детка, тогда я поехала! Лайза присмотрит за галереей, и мы с Сидди проведем вместе весь день. А ты выглядишь просто ужасно. Позавтракай и отправляйся опять на боковую. Последуй совету своего сына не вылезать сегодня из постели.

Шерил чувствовала, что хотя пара часов сна в спокойном уединении сада немного и освежили ее физически, но состояние духа ничуть не улучшили.

— Слушаю… — сонно пробормотала она, беря трубку.

— Шерил? — раздался голос, заставивший замереть ее сердце.

— Да, Сидни.

— Просто взять и уехать… Почему, Шерил?

В голосе его послышалось нечто такое, от чего Шерил запаниковала.

— Нет больше никакой необходимости торчать возле больницы, — удивляясь будничности своих слов, объяснила она. — Благодарю, что позволил мне пожить в твоем доме… — Еще не договорив до конца, Шерил осознала, как нелепо звучит последняя фраза.

— Уехать, не сказав ни слова…

Вдруг Шерил поняла, что ее испугало. В голосе Сидни не было абсолютно никакого выражения — ни интонаций, ни акцентов, только ровная и безжизненная цепочка слов, следовавших одно за другим. Болезненная дрожь охватила ее, сердце сжал необъяснимый страх. Было такое ощущение, будто Сидни обесточил все свои чувства и эмоции.

— Ты заходил к Сидди?

— А как же! Конечно.

Едва речь зашла о его сыне, Сидни превратился в совершенно другого человека, голос его ожил, стал теплым.

Шерил вздрогнула, из глубины души поднимался все тот же страх. Да, ошибки нет, холодность его относилась лишь к ней и совершенно не касалась ребенка. Он рассказывал о своей встрече с Сидди, а она прислушивалась к нежным интонациям его речи, и льдинки страха не таяли в ее душе. Нельзя отрицать, что Сидди получил бесценный дар — любовь отца. Но как щемит сердце! Будто эта любовь чем-то грозит лично ей, Шерил.

— Мы должны поговорить, — сказал Сидни, и теплота из интонаций сразу же исчезла. — Не о Сидди, нет, у нас и без того есть что обсудить, хотя бы то, что случилось с нами в ту ночь.

Сердце Шерил готово было разорваться. Надо же! Шесть лет назад он даже не попытался по-человечески поговорить с ней… Ну а теперь у нее нет ни малейшего желания выслушивать его холодные, рассудительные речи.

— Не будь идиотом, Сидни, мы взрослые люди. — Шерил удалось даже слегка усмехнуться. — Что тут обсуждать? Так уж сложились обстоятельства. Глупо, конечно, но по-человечески вполне объяснимо.

Сказав это, Шерил даже немного встревожилась: молчание Сидни говорило о том, как жестоко ранили его эти небрежно брошенные слова. На какой-то миг она пожалела Сидни, но гнев все же взял верх. Хорошо ему убивать ее презрением, но совсем другое дело переносить презрение самому. Он, как видно, не сомневался, что ему удалось удачно воспользоваться ее слабостью. Пусть побудет в ее шкуре. Пусть проглотит свою мужскую гордость и признает, что его использовали.

А я ведь использовала его, можно и так на это посмотреть, мстительно подумала Шерил, хотя на самом деле вовсе не жажда мести руководила ее поступками.

— На твоем месте, Сидни, — продолжала она, безжалостно вторгаясь в его молчание нарочитой безмятежностью интонаций, — я бы просто забыла о том, что случилось, и дело с концом.