Вот он открыл рот и громко закричал девичьим криком: это Уродинка истошно завопила. Она била ногами по полу, металась из стороны в сторону, пинала в зеркало ботинками, лупила кулаками, сбила руки в кровь и, не переставая, кричала:

– Прочь от меня! Уходи! Уходи! Я не ты! Пошел вон!

На миг она впала в забытье. Какая-то ее часть вышла из тела обособилась от нее и встала рядом, потихоньку превращаясь в знакомую высокую фигуру худенького юноши.

В этот миг она почувствовала толчок, такой сильный, что отлетела на несколько метров и плюхнулась на пол. Поднявшись на ноги, девочка ощутила такую облачную лёгкость, что вновь упала.

Она посмотрела на то место, где должны были валяться куски разбитого зеркала. Но оно стояло целое и невредимое, а рядом с ним дрожал безобидный и полупрозрачный Кёльге. Уродинка поглядела на руки, на которых не было и царапины.

– Ты чего там разлеглась? – спросил мальчик, удивленно хлопая ресницами.

– Да так, ничего, – просто и непринужденно ответила она и осторожно поднялась. Она казалась себе такой лёгкой, что почудилось, как ноги пружинят от пола.

Оказывается, ходить намного легче, когда возьмешь власть над своим страхом, заставив его подчиниться тебе и даже служить.

Кёльге, трясся, не пойми отчего, и фанатично ждал хозяйку, то есть подружку.

Та вскоре подошла.

В зеркале она увидела здоровую веселую девочку с длинными пушистыми русыми волосами. Глаза ее светились от свободы. На них не было пелены, и они видели мир таким, какой он есть. Девочка смотрела уверенно, без страха увидеть другое лицо.

Рядом стоял высокий юноша с такими же огромными глазами как у нее, но они выражали смесь тоски и испуга. Он был грустно пуглив.

– Кельге, а все же, кто ты такой?! – девочка, не моргая, глядела на товарища, уже зная ответ.

– Неужели ты до сих пор не поняла? Я твой страх, который однажды ночью отщепился от тебя. Помнишь?

– Да…

– Тебя не смущает, почему я такой э-э-э жалкий и ужасный?

– Ты ведь страх! И тебя должны бояться!

– Да, но почему ты боишься прыщавого юнца?! Почему я выгляжу именно так?! Почему я не жуткое приведение или бабай какой-нибудь?! Почему жалкий подросток?

– Ответь ты мне! Чего я боюсь? – настаивала Уродинка.

– Ты боишься глядеть в зеркало! Мы сейчас это поняли.

– Почему?

– Хорошо, я буду говорить от твоего имени.

Она кивнула и сделала глубокий вдох. Отгадку она знала, но так боялась в ней признаться, что оказалась в Волшебной стране! А сейчас она беседует со своим страхом, и он ей сам все расскажет!

– Мне кажется, чем больше я гляжу в зеркало, тем страшнее становлюсь, – начал Кельге. – Превращаюсь в прыщавого подростка, гной течёт из его ран, он задыхается и хочет исчезнуть навсегда, лишь бы не глядеть на свое отражение. Каким-то образом он попал в тело девочки и хотел там обосноваться, и периодически побеждал, а девочка превращалась в бесполое существо.

– А зачем ему тело девочки?!

– А у этой девочки брат-двойняшка в детстве умер, а они очень дружили и были как одно целое. Девочка училась в художественной академии, когда не стало братика. Она уже давно выросла, нарисовала много красивых картин, но портрета брата не успела, а он при жизни хотел, чтобы она запечатлела его. Вина мучила ее, и постепенно она начала бояться саму себя.

Она пугалась зеркала. Страшно было глядеть в него, вдруг там появится ее озлобленный брат? Или она сама в него превратится, а перед этим покроется прыщами и гнойными ранами?!

Она не знала, как избавиться от этого страха, потому рисовала все больше и больше. Ее привлекали шероховатые яблочки, то есть люди, перенёсшие потерю, как она сама.

Она рисовала их и рисовала, чтобы избавиться от страха перед братом – самой главной ее болячки – но он все рос и рос в ней. Так вот, давай сделаем так.

Ты съешь меня, то есть нарисуешь, а я исчезну!

– Хорошо! Это действительно хорошо!

– Так чего же мы ждём?! Давай, рисуй меня! Как мне встать? Что делать?

– Кёльге!

– Да?

– Пока я не съела тебя, то есть не нарисовала, хочу спросить кое-что.

– Спрашивай!

– Почему в моем волшебном мире было то, чего я боюсь? Это ведь волшебный мир! Зачем его бояться?

– Действительно, это странно! – пожал плечами Кёльге. – Наверное, потому что за страхом скрывается желание.

– Неужели?!

– Конечно! Ты же боялась глядеть в зеркало и стать мною, а на самом деле, просто хотела нарисовать. Спроси себя, зачем боишься зеркала? Зачем выбираешь рисовать яблочки с болячками? Зачем мучаешь несчастных людей, а, как только добиваешься своего, бросаешь их, но боль-то твоя не проходит! Потому что дело не в них, а в тебе! Ты выбираешь «больные плоды», потому что внутри тебя боль, от которой не избавиться, а она мучает изощренно, например, пугает в зеркале.

Но сейчас твоя самая главная болячка перед тобой. Нарисуй ее, и потребность использовать больные плоды, то есть людей пропадет! Твори! Теперь ты поняла, что брата нужно всего лишь нарисовать! Не для его успокоения, прости, ему давно все равно. А для себя и только.

Пока она рисовала, Кёльге исцелялся. Прыщи и рваная простынь исчезли.

Он стоял здоровый и красивый, очень похожий на нее, только выше ростом.

Художница рыдала и рыдала, не переставая рисовать. Взглянув последний раз на счастливого брата, сделала последний штрих. Мокрым от слез лицом она прикоснулась к полотну и поцеловала брата в щеку, прошептав:

«Я всегда о тебе помню. Ты моя тень. Только отныне не пугаешь меня, а напоминаешь о своем присутствии. Пусть тело твое под землей, но в легком дуновении ветра я слышу твой шепот о нашей вечной неделимости.

Я люблю тебя».

Она подошла к своему олицетворенному страху в облике умершего брата, обняла его и прошептала: «Прощай!»

Мальчик навсегда исчез.

Девочка с картиной на руках стояла в яблоневом саду. Как хотелось ей отныне запечатлевать только доброе и счастливое и не искать израненных людей, дабы насыщаться их болью! Когда сам наполнен светом, и рисунки будут излучать свет!

Она вспомнила свое имя – Адриана.

Дельфины выгнали ее из чудесного мира. Будучи простой девочкой, свободной от страхов и боли, она не вписывалась в избранное сообщество Волшебной страны.

Фарфоровые башмачки

– Пока не подаришь фарфоровые башмачки, моего согласия не услышишь! – уверено сказала девушка, горделиво взмахнув светлыми локонами.

– Но где я найду туфли из фарфора?! – обречённо спросил юноша.

– Не знаю! Но я хочу фарфоровые башмачки! – топнула ножкой девица. – Все за них отдам! Хочу, чтобы на нашем венчании гости смотрели на меня и восхищенно вздыхали от зависти, ведь ни у кого не будет таких башмачков! Подари мне их!

– Хм, не боишься, что они захватят тебя? – Пошутил юноша. – Навсегда останешься фарфоровой статуэткой в белом платье!

– Что за глупости! Так и скажи, что не хочешь искать!

– Почему же?! Я тебя люблю и постараюсь исполнить твое желание. Я пойду в лес.

– Хорошо, я подожду три дня. Если по истечении этого срока ты не вернёшься, я пойду за тобой.

* * *

Много лет назад, в темном дремучем лесу стояла маленькая изба.

В избе жила дряхлая старуха.

Выглядела она безобразно – низенькая и полная – напоминала квадратную тумбочку и передвигалась как утка. Дряблая, шершавая кожа на ее лице пестрила коричневыми пятнами, а лицо и руки веснушками. Щеки и шею покрывали толстые родинки, похожие на упитанных клещей, что намертво присосались к коже.

Верхние веки ее заплывших очей усыпали бородавки. Они словно бусинки "украшали" старушечьи глаза, опущенные уголки которых, сбегая с лица, остановились на уровне скул. Приоткрытые губы обнажали беззубый рот, а уши с вытянутыми мочками доставали до плеч.

Старуха казалась сплющенной: однажды ее рост уменьшили в два раза, а вес не изменился и кое-как приспособился к карликовости.