Постоянные походы налево главы семейства всей своей безысходной тяжестью лежали на всех членах семейства. Особенно тонко такие вещи чувствуют дети. У них особая связь с матерью, они никогда не выпускают ее из виду и все переживания ее сердца, читают по ее походке, небрежному взгляду или даже иногда по излишней заботе или окрику. Потупив глазенки, они всегда на ее стороне, в абсолютном неведении, как помочь ее боли. Особенно старший. Он рос страшным гордецом. Рано повзрослел и стал серьезным, к учебе тянулся, имел талант к рисованию. С обостренным чувством справедливости рос паренек, часто горячился. При этом долгими часами сидел и кропотливо, по клеточкам перерисовывал картинки из книги. Или вдруг задумается, нахмурит лоб и смотрит в одну точку, ну прямо как мать. Красивый и странный хлопец, все делал по-своему, наперекор. Петруся ругал за баловство, пытался учить полезному. Но тот был дитя шаловливое и не хотел настраиваться на серьезный лад. В свои десть лет он уже не был ребенком, в его короткой жизни, было столько трудностей, страха и ответственности, что не всякий пожилой мог похвалиться таким опытом.
Материнская любовь была скорее скупой, чем ласковой и нежной. А он переживал сильно и за мать, и за брата с сестрой. Когда после войны отца направили на работу в город, он чувствовал себя главным. Эмоции и чувства бушевали в нем и этому урагану должен был быть найден выход. Его захватывало чтение, он сам пробовал писать стихи. Чувство прекрасного настолько было развито в нем, что все, что он делал, он стремился довести до идеала. Несовершенства этого мира заставляли его страдать. Так он превращался в личность богатую, но скрытную и непонятную даже для близких. Не был он покладистым и мать пару раз замахивалась на него, отчего его начинало так трясти, что она уже старалась сама обходить острые углы.
Работу Васылю дали на хлебзаводе. Фрося ездила раз в две недели, он давал буханок десять хлеба, не глядя в глаза тыкал пару карбованцев. Зимой выбираться было труднее, то дети болели,
то транспорта не было попутного. Мало что вспомнить можно из того времени. Весной уже, объявил, что будет жить в городе с офицерской вдовой и ее двумя детьми и приехал младших забирать. Но тут возмутилась бабка, его родная мать. «Детей не дам. Сам иди куда хочешь, проживем!» – стала на пороге своим маленьким телом. Спорить с матерью не решился. Уехал.
Но там не заладилось, и Фрося приняла его обратно. Гриша после того перестал с отцом разговаривать. Трудно ему было все это понять и простить. Сердце заходилось тихой яростью в груди. Но что он, мальчишка, мог сделать?
Может тема эта стоит отдельного разговора. Что там происходит после любви? Всем интересно, по каким причинам все меняется? У каждого человека может быть много своих причин. Но есть что-то общее в каждой такой истории. Случилось, влюбился, фокус максимально наведен на предмет обожания, остальное размыто. Необходимость только в одном, быть рядом и вдыхать любимый запах. Пропадает логика поступков и доверие ко всем, кто против. И вот оно твое, это Чудо. И надо дальше жить. И все хорошо сначала, но начинает проступать окружение. И как-то само собой все уравнивается. Уже и дышать легко и все признаки выздоровления на лицо. И появляется слово – обязанность, но с ним очень скоро исчезает любовь за нею и верность, да потом вообще пустота в отношениях. И все по кругу и не одну тысячу лет. Эта наша, маленькая Фрося, что она делала не так? Я смотрю на нее, вглядываюсь внимательно в это скуластое лицо. Ей нет еще и сорока. Но я вижу старуху, почерневшую от непосильного труда и сердечного горя. Узловатые руки гроздьями висят, голова повязана платком, лицо запеклось на солнце и только белые лучики морщин обрамляют горящие глаза. Они беспокойные, в них не то чтобы тревога, в них тоска. «Петро! Вставай, отгони корову», – будит она младшего сына. Он легкий на подъем, сразу схватится, побежит. Гриша не такой, долго не ложиться, выводит прописью уроки и переписывает до тех пор, пока буквы с изящным наклоном не составят узор. Утром встает с трудом, а если прикрикнешь, то обижается, натягивается как струна. Лучше лишний раз не трогать. Дочку бережет, так ей хочется, чтоб у нее было все по-другому. Легкой и счастливой жизни просит она у Бога для своих детей. Я знаю все, что с ними случится. Я знаю, как потекут их жизни. Я знаю…
Осень была в тот год теплая. Медово-яблочный аромат стоял в воздухе. Собрали неплохой урожай. Гриша шел домой со школы и всю дорогу на его лице было мечтательное выражение.
Шел ему шестнадцатый год. Он вырос, возмужал. Над верхней губой уже чернели усы, молодецкий чуб выбивался из-под кепки. Губы его шевелились, беззвучно проговаривая рифмы.
Перед глазами его стояло лицо девочки, которую он сегодня случайно встретил в школе. То была дочка директора школы – Светлана. Она не училась вместе со всеми, говорили, что у нее проблемы с сердцем и занималась она дома. Изредка появлялась в школе. Он знал о ней из разговоров, но никогда ее не видел или не замечал. Но в этот год, после каникул все вдруг настолько сильно изменились, что казалось собрался новый класс, особенно мальчики, которые вдруг стали парнями из нескладных подростков. Она сидела в стороне от всех, склонив голову над тетрадями. И когда он увидел ее, вдруг, еще только силуэт, локоны ее курчавых волос. В ту же секунду его обдало горячей волной, пальцы мелко задрожали, сердце заколотилось и на секунду ему показалось, что сейчас он задохнется. Ах Гриша, Гриша! Пропал наш Гриша.
Конечно она была не похожей на остальных девочек. Тяжелая болезнь не дала ей возможности полноценно жить, учиться и общаться со сверстниками. Все свое время она проводила дома или в больнице. Учителя приходили на дом. И была она как диковинное растение, произраставшее не в своем климате. Прекрасное, но очень слабое и уязвимое. С детства родители очень боялись за ее жизнь. Ее оберегали как принцессу от веретена, но, как и в сказке, она его нашла. Это был наш Гриша и уколола она не пальчик, а свое хрупкое сердечко. Оно заныло, девочка побледнела. Не произнесено было не единого слова. Она, вдруг, вспомнила подслушанный ею разговор отца с матерью. Тогда ее сердце, точно так же сжалось от боли и ей стало трудно дышать. «У нее никогда не будет семьи, ты понимаешь? – шептал отец, – ей нельзя рожать, да и неведомо сколько ей осталось?». Мать тихо плакала. «Вчера доктор сказал, что любое сильное потрясение, может вызвать приступ, старайся не оставлять ее одну». Когда Света зашла в комнату, они оба ей улыбались. Но заплаканные глаза матери, выдавали все мысли. Она ничего не спрашивала, но несколько ночей подряд, после этого не спала. Думала о смерти, плакала, засыпала изможденная и снился ей осенний лес в яркой, желто-красной листве и кто-то кружил ее, и они вместе падали на ворох листвы, смеялись и только взгляд карих глаз, остался в памяти, проступая из дымки сна. Знала она эти глаза. Еще весною, отец пришел домой, с одним из учеников и давал ему какие-то книги и рисунки. Она украдкой смотрела из другой комнаты. Мальчик внимательно слушал отца, а она не могла отвести взгляда от его глаз, серьезных и дерзко-насмешливых одновременно. После его ухода, она спросила – Кто это? – Это Гриша, мой ученик. Помогаю ему. Хороший парень, но с обостренным чувством справедливости. Бывает, даже со мной спорит, улыбнулся он.
И вот теперь, Грише все чаще нужны были книги. Он зачастил в дом директора. Сначала робко, но затем все больше времени они проводили вместе. Занимались, читали. Он начал учить ее рисованию. Между ними было так много общего, так хорошо они друг друга понимали. Таким сильным было притяжение молодости. Кажется, что весь этот мир, существует ради трепета молодых сердец, впервые захлебнувшихся в водовороте любовной страсти. Но спросите тех, кто уже переплыл эту реку, что там на том берегу?
