Министр иностранных дел с удивлением смотрел на императора, уже догадавшись, что разыгрывается какой-то спектакль, но на таком уровне такие вот представления всегда имеют глубокий смысл и он, как прожженный политик панически пытался его понять, чтоб ненароком не попасть в ту партию, которая проиграет и очень было вероятно, что Сазонов именно прибился к партии проигравших, во всяком случае Николай II для себя это уже решил.
И в подтверждение его слов скрипнула вторая дверь и в комнате появилось новое действующее лицо. Сазонов все понял и его стала пробирать дрожь.
Появление в комнате Бориса Владимировича Штюрмера, такого же члена Государственного Совета, как и многих из пришедших, вызвало недоуменное шептание и неловкую паузу.
Николай II никак на это не отреагировал, даже голову не повернул, а дождался, когда Штюрмер подойдет к нему, раскроет папку с какими-то бумагами и положит прямо пред императором.
Мельком глянув на документы, Николай II повернув голову к подошедшему, мягко так, с явно выраженной доброжелательностью в голосе проговорил:
— Спасибо, Борис Владимирович, не уходите, вы мне еще понадобитесь.
— Да, конечно, Ваше Императорской Величество, — и сделал шаг назад, замерев рядом с охранником.
Николай демонстративно углубился в чтение бумаг, быстро пробежал глазами и невесело усмехнувшись поднял наконец-то глаза на Сазонова.
— Сергей Дмитриевич, у вас все? Или еще что-то хотите добавить? — голос демонстративно доброжелательный, в который была добавлена толика участия, но всем в этой комнате стало понятно, что Император играет с ними как кошка с мышкой, а они рассчитывали, что пришли ставить завуалированный ультиматум. Сазонов это все ощутил поэтому замер на полуслове и отрицательно кивнул и сделал легкое движение с намеком что хочет сесть на место.
— Ну хорошо, Сергей Дмитриевич. В принципе, господа то, что вы хотели до меня довести, я услышал, но звучит все как-то неубедительно. Что вас не устраивает: войска воюют, противник несет потери и еще чуть-чуть будет разгромлен, во всяком случае та же 9-я армия Макензена полностью потеряет весь боевой потенциал. Но это так к слову. А вот…
Он повернул голову к замершему Бьюкенену, который уже догадывался, что они все попали в искусно расставленную ловушку, которая захлопнулась и сейчас с ними будут делать что-то неприятное.
— …скажите сэр Джорж, а что у вас, в Англии делают с человеком, который сознательно подвергает опасности жизнь монарха?
В комнате настала мертвая тишина. Это было невероятно, тем более слышать такое от всегда культурного и обходительного русского императора. Бьюкенен вроде стал догадываться куда клонит Николай II, но просто боялся в это поверить, поэтому постарался придать голосу твердость и уверенность.
— Человек, сознательно подвергший жизнь монарха опасности, подлежит строгому суду и казни.
— Так объясните мне, мой дорогой сэр Джордж как можно расценить то, что вы, зная, что болеете одной из опасных и заразных разновидностей сифилиса приперлись ко мне во дворец? Вы, как тифозная Мэри, хотите здесь всех заразить это гадостью? Меня, мою семью, моих соратников и боевых генералов?
Было сказано вроде тихим, задумчивым голосом, но все почувствовали скрытую, незамутненную ненависть в словах Императора и это было просто пугающе.
В комнате и так была тишина, а тут, казалось, что все одновременно просто прекратили дышать, от той новости что только озвучил Император. Это был жесткий, мощный, обезоруживающий удар, тем более то, что исходил от главы одного из самых больших государств мира, был в тысячу раз опаснее и позорнее.
Бьюкенен побледнев встал и собрав в кулак последние крохи самообладания, произнес.
— Это ложь, Ваше Императорское Величество!
— Да? — Николая откинулся на спинку стула с презрительной ухмылкой рассматривая наглого британца.
— Характерные пятна уже видны и на вашем лице, и на ваших руках. Тем более, вчера вы были на приеме в клинике вашей супруги и вас осматривал доктор Гордон. Он и поставил диагноз, но тем не менее, вы имели наглость, будучи больным постыдной болезнью прийти ко мне в гости?
— Доктор Гордон…
— Доктор Гордон арестован, как ваш сообщник, так как знал, что вы сегодня пойдете на прием к Императору и промолчал. К сожалению, у вас есть дипломатический иммунитет и я не могу дать команду на ваш арест.
— Это бессовестная и подлая ложь! — не выдержал Бьюкенен.
— Ну почему? Вот протокол допроса, а вот фотокопия книги приема посетителей, где доктор Гордон лично своей рукой прописал ваш постыдный диагноз. Поэтому, мой дорогой и словоохотливый сэр Джордж, будьте добры максимально быстро покинуть пределы Российской империи, а вашего государя я лично попрошу прислать человека, более внимательно следящего за своей личной гигиеной. Кстати…
Он повернул голову к французскому послу.
— Месье Жорж, вы так, в последнее время, много времени проводили в беседах с сэром Бьюкененом, совместные трапезы, прогулки, что есть опасность что и вы могли поневоле подхватить эту гадость. Я слышал во Франции далеко продвинулись в лечении этой болезни, думаю вам стоит срочно съездить и провериться и, если подтвердиться, приложить все силы к сохранению своего здоровья. Вы, в отличии от сэра Бьюкенена, весьма перспективный политик и нам было бы очень прискорбно если б из-за определенных ошибок пакостных пристрастий одного, пострадали многие.
Англичанин, которой уже не мог сдержаться и его стало колотить от сдерживаемого гнева, не выдержал и заговорил:
— Вы, забываете, Ваше Императорское Величество, что за моей спиной вся мощь Британской Империи и ее союзников, и такое отношение к ее посланнику не останется безнаказанным!
Николай поджал губы, смотря на разбушевавшегося британца.
— Это можно считать объявлением войны?
Бьюкенен понял, что переборщил и дал задний ход.
— Нет, нисколько, но о вашем поведении я буду вынужден буду доложить своему правительству.
— Это ваше право. Так что, господа, я вас не задерживаю.
Когда комнату покинули представители и послы союзников, Николай II с интересом стал рассматривать притихших сановников и генералов, которые после всего произошедшего выглядели как нашкодившие кошки.
— Теперь по вам. Я тут в окно видел, как вы там жали друг другу руки. К вашему сведению, этот штамм сифилиса может передаваться и через рукопожатие, поэтому для вас всех объявляется шестинедельный карантин. Пока мой личный врач не подтвердит, что вы здоровы остаетесь дома и никуда не выходите. Еще мне эпидемии не хватало. Дожили. Посол-сифилитик, генерал-засранец. Может проклял кто…
— Но это же чудовищно, — не выдержал Сазонов, прекрасно осознав, что только что произошло. Болезнь Бьюкенена можно было бы как-то прикрыть, этим в высшем свете многие болеют, но чтоб вот так открыто, растоптать, унизить как мужчину, как человека, как семьянина, как политика, это было чудовищно, мерзко и подло. И смотря на стоящего возле императора Штюрмера, Сазонов понял, кому он будет сейчас сдавать дела и это означало кардинальную смену политики. А на фоне успехов на фронте, точнее жуткой мясорубки, что пришельцы устроили германцам, все выглядело как определенные части глобального плана. Наверно сейчас последует еще пара ощутимых ударов по Германии и потом предложение заключить сепаратный мир на очень выгодных для России условиях. С пришельцами за спиной, с их огромным рынком сбыта, и, тем более с их огромной военной мощью, Россия могла себя чувствовать вполне спокойно вне зависимости от мировых войн.
Решив все текущие вопросы, отправив сломленных визитеров по домам, Николай II попросил остаться Великого Князя Николая Николаевича, который все еще являлся Верховным Главнокомандующим. Он, в принципе, и сам хотел побеседовать с императором, но так, уже без свидетелей и по-родственному. Слишком много вопросов накопилось, и Великий Князь хотел получить хоть какие-то ответы.
Вернувшись в тот же самый кабинет, Николай Николаевич с интересом наблюдал как слуги в гуттаперчевых перчатках выносят кресла на улицу и тут же демонстративно бросают в огонь. Еще одно показательное унижение. Хм, а Никки сегодня всех поразил.
