В июле 1903 года в журнале «Освобождение», выходившем в Штутгарте под редакцией П.Б. Струве, была помещена заметка «Черный кабинет и его щупальщики». Анонимный автор довольно точно описывал деятельность такого учреждения при Петербургском почтамте. Сведения, судя по их содержанию, были получены явно от кого‐то из почтовых чиновников, хотя и не имевшего прямого отношения к этой деятельности^[55].

Множество публикаций о перлюстрации появилось в российской печати после 1905 года — с отменой предварительной цензуры. В августе 1906 года в газете «Товарищ» была напечатана за подписью «П.Ч.» статья «Перлюстрация в России» (видимо, «П.Ч.» — это «почтовый чиновник»). Здесь сообщалась в высшей степени точная информация, а именно: что перлюстрация производится в «черных кабинетах», «действующих под вывеской цензуры иностранных газет и журналов»; что ее руководителем является старший цензор Санкт-Петербургского почтамта; давались сведения о примерном количестве сотрудников «черных кабинетов», перечислялись их официальные должности, называлось их негласное жалованье; указывалось примерное количество общих выписок в течение года и представляемых министру внутренних дел. За исключением Киева, были названы все действующие пункты: Санкт-Петербург, Москва, Варшава, Казань, Одесса, Тифлис, Харьков. Единственная грубая ошибка заключалась во фразе, что якобы в «черные кабинеты» передается «вся простая и заграничная корреспонденция»^[56]. Выскажу предположение, что автором статьи или человеком, давшим материал для нее, был Л.П. Меньщиков, знаменитый сотрудник Московского охранного отделения и Департамента полиции с 1889 года, ушедший в отставку 1 февраля 1907 года. Открыто выступать с разоблачениями провокаторов и раскрывать секретную деятельность ДП Меньщиков начал в 1909 году, но еще осенью 1905‐го он передал эсерам так называемое петербургское письмо, в котором указывал на Е.Ф. Азефа и Н.Ю. Татарова как на провокаторов. Именно Меньщиков в ДП тесно соприкасался с материалами перлюстрации^[57]. Тем не менее эта публикация не имела серьезного резонанса — о ней не вспоминали даже те журналисты, которые впоследствии писали на данную тему.

В 1908 году издававшийся в Париже журнал «Былое» напечатал воспоминания бывшего чиновника Департамента полиции М.Е. Бакая «О черных кабинетах в России». Здесь назывались конкретные фамилии чинов Департамента полиции и Главного управления почт и телеграфов, занимающихся этой секретной работой: И.А. Зыбина, В.Н. Зверева, П.К. Бронникова, Ф. фон Кребса, давалась психологическая характеристика Бронникова^[58]. Одновременно обвинения в адрес почтового ведомства в нарушении тайны переписки прозвучали на первой сессии III Государственной думы: 3 апреля 1908 года в прениях по докладам представителя бюджетной комиссии Думы К.К. Черносвитова и начальника Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьянова эту тему затронули Т.О. Белоусов (социал-демократ, Иркутская губерния), Н.С. Розанов (трудовик, Саратовская губерния) и А.И. Шингарев (кадет, Воронежская губерния). Севастьянов все отрицал, клятвенно уверяя законодателей, что выемка частной корреспонденции проводится лишь на основании официально утвержденных законов. На защиту правительства встал один из лидеров правых — В.М. Пуришкевич^[59].

Результатом этих дебатов в Думе и издания материалов М.Е. Бакая стала публикация статьи «Охранка и черные кабинеты» в партийном журнале социалистов-революционеров «Революционная мысль», выходившем в Лондоне. Автор статьи А. Аринов писал: «В нашем распоряжении имеется обширный материал об этом “мифе” [так назвал утверждение о существовании “черных кабинетов” М.П. Севастьянов]», но пока он готов сообщить только часть сведений. В сжатой форме было приведено немало важных фактов. Говорилось, что в Варшаве, Петербурге, Москве, Одессе перлюстрацией занимаются чиновники цензуры иностранных газет и журналов при почтамтах, что в их распоряжение еще до сортировки поступает «абсолютно вся корреспонденция». Просмотру, сообщал автор, «подвергаются как подозрительные по внешности письма, так и те, которые внесены в алфавит по предписаниям Департамента полиции, губернаторов, охранных отделений и пр. [очих] должностных лиц и официальных учреждений. С писем, заслуживающих особого внимания, снимаются копии и отсылаются в те учреждения, которых это касается и обязательно в Департамент полиции». Отмечалось, что проводится перлюстрация писем «представителей иностранных держав, государственных деятелей, любовниц высокопоставленных лиц». Наиболее успешными автор считал «черные кабинеты» в Петербурге и Варшаве и указывал, что «руководителями в первом является цензор П.К. Бронников [что было ошибкой], а во втором — [Ф.Г.] фон-Кребс».

Далее рассказывалось о работе по перлюстрации в стенах Департамента полиции, где «специалистом подделок всевозможных почерков… является чиновник… [В.Н.] Зверев», «специалистом по разбору шифров… чиновник [И.А.] Зыбин», а «общее… заведывание перлюстрацией» (в ДП) лежит «на чиновнике для поручений… [В.Д.] Зайцеве». Отмечалось, что из ДП «копии подозрительных писем рассылаются по жандармским управлениям и охранным отделениям для выяснения авторов и адресатов… и установления за ними надзора и ареста».

Наконец, приводился образец так называемого открытого листа от 14 июня 1903 года за подписью начальника Главного управления почт и телеграфов. Такой лист выдавался начальникам губернских жандармских управлений и охранных отделений на право выемки писем и телеграмм подозрительных лиц. Надо отметить, что, несмотря на вполне понятную неполноту и отдельные неточности (утверждения, что в распоряжение «черных кабинетов» при почтамтах «еще до сортировки поступает абсолютно вся корреспонденция», что «черные кабинеты» «существуют в большинстве русских городов»), материал в целом обладал высокой степенью достоверности. Журнал публиковал обещание продолжить эту тему^[60].

В последующих номерах «Революционной мысли», в так называемой «Черной книге русского освободительного движения», где приводились фамилии осведомителей и провокаторов, были названы имена В.Н. Зверева, И.А. Зыбина, П.К. Бронникова и В.И. Кривоша с указанием рода их деятельности. Например, о последнем говорилось следующее: «Кривош Владимир Иванов, цензор иностранных газет и журналов при государственной типографии в Санкт-Петербурге; — состоит постоянным переводчиком при Департаменте полиции документов, отбираемых у революционеров по обыскам»^[61].

В Государственной думе к этому вопросу вернулись, как обычно, при обсуждении бюджета Главного управления почт и телеграфов — на второй сессии второго созыва, 26 февраля 1909 года. Депутат М.В. Захаров 2‐й, социал-демократ, цитировал свидетельства М.Е. Бакая. Его поддержали кадет К.К. Черносвитов и трудовик К.М. Петров 3‐й. М.П. Севастьянов опять все отрицал^[62]. История повторилась на пятой сессии Думы третьего созыва, когда 9 апреля 1912 года кадет Черносвитов обвинил почтовое ведомство в ведении перлюстрации в интересах охранки^[63]. Этому предшествовала заметка «Черный кабинет» в газете «Утро России». Здесь был описан скандал в городе Онеге Архангельской губернии. Ссыльный студент Политехнического института Давидянц обвинил в присутствии свидетелей начальника почтово-телеграфной конторы Павлова в том, что тот вскрывает и читает чужие письма. Павлов обвинил студента в клевете. Дело слушалось у мирового судьи 29 февраля 1912 года. Свидетельница Худатова рассказала, что получила закрытое письмо из‐за границы на двух художественных открытках без начала. На следующий день почтальон доставил ей начало письма еще на двух открытках без штемпеля и адреса. В суде говорили, что все письма, адресованные ссыльным, собирались отдельно и передавались Павлову. Судья оправдал Давидянца^[64]. 24 сентября того же года газета «Новости дня» (Владивосток) перепечатала информацию из газеты «Голос Москвы»:

Деятельность «черного кабинета»