В свою очередь временный военный губернатор Подольской и Волынской губерний генерал-лейтенант Я.А. Потемкин потребовал, чтобы корреспонденция из Царства Польского, княжества Познанского и Галиции доставлялась на рассмотрение подольского гражданского губернатора. Но в данном случае Николай I велел эту корреспонденцию доставлять по‐прежнему в Санкт-Петербург. А к военному губернатору разрешалось доставлять «письма к людям подозрительным или уже изобличенным» с правом их «просто распечатывать»^[362].

Во-вторых, были созданы новые «черные кабинеты» — в Минске, Киеве и Тифлисе (Тбилиси). Перлюстрация в Минске существовала непродолжительное время во время польского восстания^[363]. Вопрос о необходимости расширения перлюстрации поставил в письме к А.Х. Бенкендорфу от 25 марта 1831 года новый подольский и волынский генерал-губернатор В.В. Левашов. Он указывал на замечаемое «волнение умов здешних жителей» и что главнейшее средство «узнавать все их между собою сношения» есть «перлюстрация писем». Поэтому он просил высочайшего повеления главноуправляющему Почтовым департаментом командировать «опытного и сведущего по сей части чиновника для перлюстрации приходящей в здешнюю [Киевскую] губернскую почтовую контору корреспонденции». Также Левашов просил, чтобы этот чиновник действовал при нем, иначе, указывал он, «не могу ручаться и о успехе его занятий». После этого началась ведомственная переписка между Бенкендорфом и А.Н. Голицыным. Главноуправляющий Почтовым департаментом без особого энтузиазма отнесся к предложению Левашова, явно расценивая его как попытку ограничить полномочия своего ведомства. В письме главе III Отделения князь сообщал, что «за корреспонденцией в присоединенных к России губерниях со стороны Почтового ведомства имеется уже надлежащий надзор, и все заслуживающее внимания сообщается гг. военным губернаторам». Поэтому он не видел «особенной надобности распространять сию меру далее на переписку всех вообще жителей». К тому же «сия часть поручается весьма малому числу почтовых чиновников, дабы сколько возможно сохранять производство оной в совершенной тайне», и если другие военные губернаторы также пожелают иметь такого чиновника, то это будет невозможно^[364]. Все‐таки в Киев в 1831 году в связи с опасениями за положение в западных губерниях был направлен для ведения перлюстрации опытный чиновник из Вильно. При этом он был подчинен командующему 1‐й армией графу Ф.В. Остен-Сакену. Последнему было дано право решать все вопросы, связанные с перлюстрированными письмами в Царство Польское и обратно^[365].

Особое внимание к переписке поляков сохранялось и после подавления восстания. В частности, в ноябре 1832 года наместнику Царства Польского И.Ф. Паскевичу было доложено об отказе ксендза Э. Андрашку принять письмо из Гейдельберга от эмигранта ксендза К. Пулавского. В связи с этим отмечалось, что «письма, получаемые на почте из‐за границы, не обращают на себя особенного внимания тех чиновников, кои имеют поручение по сему предмету». Генерал-фельдмаршал приказал передать эту записку генерал-майору графу Ф.К. Нессельроде, начальнику 3‐го округа Корпуса жандармов^[366]. 16 мая 1833 года А.Х. Бенкендорф уведомил князя А.Н. Голицына о повелении императора отдать приказ, чтобы во всех почтовых конторах западных губерний письма, приходящие из Франции, где было большое число польских эмигрантов, а также туда направляемые, доставлялись к главноуправляющему Почтовым ведомством. Одновременно встал вопрос о судьбе этих писем. В результате некоторой дискуссии было принято решение после просмотра вручать их адресатам. III Отделение обосновывало данное решение следующим образом: «Через это высшее правительство, не оставаясь в безвестности о таких лицах, к которым эти письма адресованы, имело бы в то же время возможность судить по прикосновенности тех лиц к вредным замыслам, смотря по тому, будут ли означенные письма от них представлены правительству или сокрыты от него»^[367].

Вопрос о создании «черного кабинета» в Тифлисе возник в 1831 году в связи с проектом наместника Кавказа фельдмаршала И.Ф. Паскевича об образовании секретной военной полиции на Кавказе. Свой проект Паскевич направил Бенкендорфу 23 мая. Николай I, ознакомившись с предложением, сделал ряд замечаний. К доработке проекта был привлечен А.Н. Голицын. Последний 29 июня заручился согласием императора и сообщил Бенкендорфу свои замечания. Главноуправляющий Почтовым департаментом предлагал перлюстрированную переписку представлять только самому главнокомандующему на Кавказе или исполняющему его обязанности, они же, не открывая источника, будут эти сведения использовать, «как… признают нужным». Саму перлюстрацию Голицын предложил возложить на полевого почт-директора при Отдельном Кавказском корпусе И.Ф. Васильковского, которому «дело сие известно и который снабжен всеми нужными наставлениями и материалами для производства секретного дела». 24 июля 1831 года государь исправил Положение в соответствии с пожеланиями Голицына. В декабре 1837 года Закавказская секретная полиция была преобразована в 6‐й округ жандармов, а полевой почт-директор Васильковский еще несколько лет выполнял свои обязанности^[368].

В ходе всеподданнейшего доклада А.Н. Голицына 2 февраля 1836 года Николай I выразил желание учредить перлюстрацию при почтовой конторе в Одессе, а «если почтмейстер окажется к тому неспособным, то назначить другого». В связи с этим для императора была подготовлена справка, в которой, в частности, отмечалось, что для ведения перлюстрации в Одессе необходимо знание особенно греческого и итальянского языков. Но «чиновников, способных на такое дело и изведанной скромности», почтовое ведомство не имело. К тому же высказывалось опасение, что «появление нескольких новых лиц при Почтовой конторе даст повод к подозрению». Поэтому предлагалось, подобно тому, как это было в Тифлисе и Киеве, командировать одного чиновника из секретной экспедиции Петербургского почтамта в распоряжение новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, «который имеет все способы поручить известным ему людям делать переводы с иностранных языков и копии с писем». Копии с депеш консулов и частных писем, «заключающих в себе обстоятельства особой важности», должны были доставляться Голицыну для последующей передачи первых вице-канцлеру К.В. Нессельроде, а вторых — государю. Была даже названа кандидатура конкретного чиновника для секретной операции^[369].

Но уже через месяц ситуация изменилась. 8 марта 1836 года при очередном докладе Голицын объяснил императору, что в петербургской секретной экспедиции свободных чиновников нет, а по обсуждении ситуации с Нессельроде они пришли к мысли об учреждении перлюстрации в Константинополе при Российской почтовой конторе (об этом сюжете я подробно расскажу в следующей главе). Пока же было решено усилить перлюстрацию в Радзивилове, направив туда чиновника со знанием английского и итальянского языков^[370].

В это же время произошло важное усовершенствование в самом процессе перлюстрации. Одной из наиболее трудоемких и сложных операций было изготовление поддельных печатей, которые следовало ставить на вскрытые почтовые пакеты после просмотра. Я уже говорил, что в XVIII веке этим занимался резчик, использовавший воск, гипс и свинец. Тот же автор — С. Майский (В.И. Кривош) — указывал, что «способ производства поддельных печаток из серебряного порошка с амальгамой» был изобретен около 1880 года. По его мнению, «способ очень прост и скор, и печати получаются резкие, но сами печати непрочны, так как они мягки и от малейшего прикосновения к ним они портятся, а от неосторожности надавливания и совсем разваливаются». Он также считал, что именно этот способ изготовления поддельных печаток практикуется «в Австрии до сих пор [это было написано весной 1918 года] … обманным образом полученный от прежнего начальника “черного кабинета” Карла Карловича Вейсмана, ездившего в Вену [в 1888 году] на свидание с начальником австрийского “черного кабинета” бароном Брауном»^[371].