В.И. Кривош вернулся в Петроград в апреле 1917 года, чувствуя себя невинно пострадавшим. Теперь он изображал себя жертвой старого режима. Но контрразведка Штаба Петроградского военного округа настойчиво продолжала вплоть до октября 1917‐го искать доказательства его шпионажа в пользу Австро-Венгрии. За ним установили наружное наблюдение, 3 июня провели обыск, вызывали на допросы. Однако они ничего не дали^[1506].

После взятия власти большевиками Кривош немедленно предложил им свои услуги. Секретарь СНК Н.П. Горбунов 7 ноября 1917 года направил ему записку с просьбой перевести на «изысканный французский» обращение Троцкого к иностранным послам^[1507]. Впоследствии этот эпизод, по версии Кривоша, выглядел следующим образом:

Покойному Ленину (с которым я имел честь лично быть знаком и беседовать с ним) я предложил свои знания и услуги. Ленин ими воспользовался, потому что когда ему сказали… что я по образованию дипломат, он попросил меня написать «на элегантном французском и английском языке» обращение к иностранным державам о завершении войны. Я это выполнил и принес ему. Он в двух местах изменил мои «элегантные» выражения на более сильные, и моя работа облетела весь мир^[1508].

Кривоша привлекли для устройства прибывшей в Петроград в середине декабря многочисленной немецкой делегации. Но 25 января 1918 года Владимира Ивановича арестовали по обвинению в «дискредитации советской власти». 14 марта его судил Петроградский ревтрибунал и определил ему год тюрьмы. Однако в соответствии с амнистией к Первому мая 1918 года он был освобожден^[1509]. В интерпретации Кривоша его освобождение выглядело более красиво, чем в действительности: «К нему в камеру пришел сам народный комиссар. Заключенный принял его с улыбкой: “Я уже вам нужен?” По личному приказу наркома директор тюрьмы Кривоша немедленно освободил»^[1510]. В это время он начинает именовать себя «Кривош-Неманич». Можно согласиться с его словацким биографом в том, что слово «Неманич» в этой ситуации подчеркивало его положение — замкнутые уста^[1511].

После освобождения Кривош написал интересные, но не во всем точные воспоминания бывшего цензора «черного кабинета» и опубликовал их под псевдонимом «С. Майский» в журнале «Былое»^[1512].

С декабря 1918 года он служил в военном контроле. С 13 марта 1919 года — в разведотделении Штаба Западного фронта в качестве инструктора. 26 марта того же года был арестован Петроградской ЧК как член «Союза русского народа» в прошлом и как подозреваемый в шпионаже. Но вскоре начал работать в Особом отделе (ОО) Петроградской ЧК переводчиком-дешифровщиком. С 26 июля его перевели на ту же должность в ОО ВЧК. 8 декабря бюро фракции РКП(б) ОО ВЧК рассматривало заявление Владимира Ивановича о принятии его в члены РКП и вынесло решение: «Собрать необходимые сведения и данные для вступления Кривоша в РКП»^[1513].

Однако возможному вступлению нашего героя в РКП(б) помешал новый его арест — 28 июля 1920 года. Теперь Кривош обвинялся в том, что «за взятку в 25 тыс. руб. через сына Романа, служившего в бюро пропусков ОО МЧК, незаконно достал пропуск в прифронтовую полосу неизвестному лицу, пытавшемуся нелегально переправиться за границу». 29 декабря коллегия ВЧК приговорила Кривоша-отца к расстрелу с заменой высшей меры наказания на десять лет заключения. 14 апреля 1921 года его направили в Спецотдел ВЧК в качестве эксперта^[1514].

В ноябре 1921 года ОО ВЧК вновь арестовал Владимира Ивановича — в связи с поиском им путей к выезду за границу, в Чехословакию. 13 мая 1922 года он был освобожден под домашний арест и продолжал работу в Спецотделе. Как Кривош заявлял впоследствии, за время службы в ОО ВЧК и Спецотделе он «не имел ни одного дня свободного»: «открыл 120 шифрованных ключей, среди которых несколько первостепенной важности», делал переводы с четырнадцати языков. В письме Г.И. Бокию в январе 1922 года он утверждал, что «тов. Дзержинский меня лично благодарил, когда мне посчастливилось открыть ключ к шифру “Национального центра”»^[1515]. Это свидетельство ценно тем, что Бокий мог при желании легко его проверить. Кстати, спустя почти девять лет Владимир Иванович уже говорил, что и бумаги для дешифровки получил лично от Ф.Э. Дзержинского.

Кроме основных обязанностей Кривош помогал заполнять анкеты «арестованным иноземцам в Комендантской», принимал участие в их допросах, давал указания «по части фотографии и химической тайнописи», писал разные доклады и рецензии. За справками «по части письма, шифра, языков, криптографии и стенографии» к нему обращались различные ведомства: Московская чрезвычайная комиссия, Наркомат просвещения, Наркомат иностранных дел, военные. За все это Кривош удостаивался благодарностей и денежных наград. Даже во время нахождения во Внутренней тюрьме ВЧК-ОГПУ Владимир Иванович читал лекции на Покровских чекистских курсах.

Наконец, 23 марта 1923 года последовал арест по обвинению в шпионаже. Решением коллегии ГПУ 27 июня был оставлен в силе приговор от 29 декабря 1920 года, и Кривоша направили в Соловецкие лагеря. В мае 1924 года его доставили на Соловки из Кеми. 11 октября 1926‐го срок был сокращен на три года. На Соловках он заведовал метеостанцией, трудился цензором и с 1925 года выполнял поручения Спецотдела ОГПУ. 8 октября 1928 года Коллегия ОГПУ постановила освободить Кривоша и вернуть в Спецотдел. 7 октября 1935 года он был переведен на пенсию «из‐за возраста и пониженной трудоспособности»^[1516].

Старший сын Владимира Ивановича Борис (род. в 1901 году) в 1922‐м бежал в Китай, стал архитектором. После Второй мировой войны переехал в Чили и обосновался в Сантьяго. В 1937 году по делу сотрудников Спецотдела был арестован младший сын — Роман (род. в 1903 году). Его приговорили к восьми годам заключения. В Бутырской тюрьме Роман занимался дешифровкой кодов. 30 сентября — 2 октября 1941 года немцы начали операцию «Тайфун». Несколько советских армий были окружены в районе Вязьмы и Брянска. Немецкие войска приближались к Москве. Органы НКВД решали судьбу арестованных: расстрелять или вывезти. Роман Кривош решением Особого совещания 12 октября 1941 года был освобожден и эвакуирован в Уфу, где находился Спецотдел НКВД. Первой женой Романа была сотрудница Главного управления госбезопасности НКВД Евдокия Алексеевна Петрова. В 1954 году в Австралии Е. Петрова вместе с мужем В.М. Петровым (Шороховым), резидентом КГБ, попросит политического убежища и будет сотрудничать с ЦРУ^[1517]. Семья Кривош осенью 1941 года эвакуировалась из Москвы в Уфу — еще до того, как к ним присоединился Роман. Антонина Ивановна умерла в Уфе 9 января 1942 года. Владимир Иванович умер там же 4 августа того же года. В 1967‐м Роману разрешили выехать в Чили — к брату Борису^[1518]. Теперь уже никого из прямых потомков Владимира Ивановича Кривоша нет в живых.

Так закончилась жизнь человека даровитого и тщеславного, внесшего немалый вклад в деятельность российских спецслужб, в том числе по защите государственных интересов. Изгибы его судьбы — это отражение не только черт его характера, но и изломов российской истории в ее кризисные периоды.

Заключение

История службы перлюстрации императорской России закончилась в дни Второй российской революции, в конце февраля 1917 года, когда прошли последние операции по выемке и прочтению писем. Первое время после свержения режима цензоры по привычке еще приходили на службу, но указаний от нового правительства не было. В Киеве по распоряжению старшего цензора К.Ф. Зиверта архив отдела цензуры, имевший отношение к перлюстрации, был уничтожен на основании соответствующего указания, полученного еще в 1905 году^[1519]. О перлюстрации широко писала местная и центральная печать^[1520]. Уже в марте в провинции новая революционная власть начала допросы чинов перлюстрации. Первый раз следователь Чрезвычайной следственной комиссии, созданной Временным правительством, П.Г. Соловьев допросил М.Г. Мардарьева 19–20 июня 1917 года^[1521]. Приказом по Министерству почт и телеграфов от 10 июля того же года цензура иностранных газет и журналов упразднялась, а тридцать восемь ее служащих с 16 марта были оставлены «за штатом»^[1522].