Только что-то не верится в ее веселье… Нет. Скромненьких нужно выбирать, скромных и худых. Ну что же, первый блин всегда комом, вперед будем умнее.

На лицо его упали тяжелые пряди. Тычок вздрогнул.

– Зови еще, милый, – продышали ему в самое ухо. – До скорого.

Тычок ощутил, как его чмокнули в щеку, послышалось удаляющееся шуршание юбок, затем открылась и закрылась дверь. Стало тихо.

Приоткрыв один глаз, Тычок убедился, что комната пуста. Он облегченно выдохнул и с торжественной неторопливостью поднял правую руку. На среднем пальце тускло мерцало серебряное кольцо с серебряным же, выпуклым извивом. Тонкое и на первый взгляд невзрачное, но такое кольцо вполне определенно потянет на недельную обжираловку в харчевне, буде у него достанет ума им расплатиться. Но Тычок прекрасно понимал, что он скорее отдаст весь свой вчерашний выигрыш и еще десять раз по столько за миску похлебки, чем расстанется со своей серебряной драгоценностью. Несложно выигрывать, когда наперед знаешь весь расклад, а без перстня ему за игорным столом делать нечего. Да и вообще: без перстня и жить незачем, вчера он это понял со всей ясностью. А сейчас – завтрак, милорд. Не изволите ли откушать? Еще как изволю.

И он нехотя, с сытым кряхтением покинул кровать, беседуя сам с собой разными изысканными словесами. Пора привыкать, сударь мой, вот тут не навернитеся…

За завтраком он размышлял о будущем. Так ли нужен ему дом с садом? Действительно, что он там делать будет? Спать? А днем? Землю пахать? Овец пасти? Что он вообще умеет? Бегать он умеет, вернее убегать. Приворовывать, бродить, играть. Нет, играть не умеет, теперь в этом можно признаться со всей… трезвостью. А еще что? Да ладно, что умеет – хочет-то он чего?

И Тычок растерялся. Всю жизнь он умел только хотеть пожрать. И, разве что… нет, об этом не будем… пожрать. Зачастую лишь пожрать было его единственным и самым жгучим желанием. А о чем еще мечтают люди? Ради чего живут? Он покосился на хозяина постоялого двора, копавшегося в необъятном шкафу. Детей накормить. Так… Жениться, стало быть. Нет. Жениться ему пока не хотелось. Что еще? Путешествовать? Его едва не побрал смех: нет уж, еще не хватало. А что же? Надо у народа поспрашать.

И Тычок решил отправиться на рынок. Но прежде пересчитал остатки наличности, и понял, что нужно снова идти играть. А так как играть с ним скоро никто не сядет, нужно найти перстню другое применение. Сразу напрашивалось: предсказания. Причем его предсказания будут первосортными, настоящими. Или можно пойти… стоп… кстати… а где настоящий хозяин перстня? Это ведь не просто побрякушка, хозяин наверняка носом землю роет в поисках нового удачливого пройдохи… то есть, его еще могут искать по окрестным селам. И как тут начинать новую жизнь? Как вести поиски предназначения? Нужно перебраться в другой город, вот что. И на рынок он не пойдет, целее будет. А про бывшего хозяина, может, перстенек поведает?

Знакомый зеленый туман. Он там же, где и в первый раз, только идет дальше по тракту, никуда не сворачивая. Недолго идет – под ногами попадаются темные пятна. Кровь, никак? Хижина. А, лавка какая-то. И за ней еще крыши – ха, вот он, хутор! Однако же веселье вмиг исчезло, когда на глаза попалось крыльцо лавки: на нем лежало скрюченное тело, протянувшееся рукой к двери, да так и застывшее. Одежды богатые, сапоги замшевые… понятно. И печально. Бывший хозяин его искать точно не будет. Уф, хорошо, что он свернул с тракта. А может и зря – сапоги знатные, эх…

В некоем послевкусии печальных раздумий Тычок расплатился с хозяином постоялого двора, отдав почти все деньги. Расспросил, куда отсюда люди попасть могут, поблагодарил и степенно вышел, незадачливо скребя в затылке. Поди разберись куда пойти. Две дороги и обе вдоль тракта, вперед и назад. Ну-ка…

Привычное марево. Он удаляется по дороге – по какой, прах побери!? По одной из дорог. Перепрыгивает наезженные телегами колеи, посматривает по сторонам. Поворот. Еще. Еще. Много поворотов, косогоры, буераки. Солнце да мошкара. На горизонте начинают проступать шпили большого города. И он же, удаляющийся по другой дороге. Те же разъезженные колеи, поворот… и его бывшие друзья с приснопамятными тумаками вылетают из близлежащего лесочка. Бум, бум – все как обычно.

Тычок выдохнул, невесть с чего потер скулу и задумался. Бесподобный расклад: поди туда – придешь в город, поди сюда – переломают кости. Или наоборот: там переломают, а здесь – еще подумают… По какой идти?! И где они вообще, дороги – в какой стороне? Беда с этой магической пакостью.

Он еще раз сжал кулак – недавно выяснилось, что второй сжимать необязательно – и выяснил: на первую дорогу нужно идти почти на солнце, через поля – мимо кузни. Определившись с направлением, Тычок заодно решил зайти и к кузнецу. Кузня вскоре и правда завиднелась перед самыми полями. Кузнец, черный, как демон, степенно мылся у бочки: с жесткой, кучерявой бороды капало, волосы блестели. Тычок торопливо повспоминал опять благородные слова, подошел поближе и набрал воздуху побольше:

– О, достойный кузнец, да не иссякнет жара… жар в твоих горнах, – пропел он, бочком подбираясь к мокрому страшному демону поближе и готовый задать стрекача в любой момент. Подходить было ой, как страшно. Еще пару дней назад он и на стрелище к такому не приблизился бы, но сегодня утром Тычок начал новую жизнь, и общение с кузнецом составляло ее неотъемлемую часть. Манеру же общения он предпочел выбрать ту, на которой изъяснялись купцы на рынке. Уж чего-чего, а ласковостей их – друг к другу – он наслушался сущую прорву.

Кузнец мрачно воззрился на тощее вертлявое недоразумение с серебряным перстнем на пальце. Подумал, крякнул.

– И тебе легкой дороги, путник, – подозрительно пробасил он, —какого… эмм… чего надоть?

– Меня беспокоит один вопрос, славный муж мой. Для чего живут люди? Вот вы, например, – Тычок проникновенно заглянул демону в глаза и, не выдержав ничтожной дистанции, на всякий случай отошел подальше.

Кузнец крякнул еще раз, чуть более угрожающе. А потом еще. Молчание затягивалось и это кузнецу нравилось все меньше, это отчетливо читалось на его лице. От Тычка не укрылось, что демон, мало-помалу зверея, засопел носом, а руки его, упершиеся в бока, ненароком сжались в пудовые кулачищи.

– А шел бы ты… добрый путник, своей дорогой, – сформулировал наконец кузнец. Тычок радостно закивал и, так же бочком, непрерывно кланяясь и косясь назад, посеменил от греха подальше. Что же, не всегда получается с первого раза, но главное ведь начать, а там и пристроим наши умения должным образом.

Деревню он покинул без приключений, видимо, основной торговый люд валом шел в Трастмор, да и обчищенные болваны ждали его там же. А, стало быть, хвала Творцу и перстню, он пойдет по менее людной дороге. Тычок справедливо полагал, что оно и к лучшему.

Итак, его ждал Коллвинд – а по пути туда еще нужно разжиться монетами. Ведь это не составит труда – лишь бы нашлись жадные, плохо бегающие, азартные жертвы. Да, пока приходится добывать деньги не очень честно – но ведь они пойдут на благое дело. Да, он еще не решил, на какое – но ведь он начал новую жизнь, встал на путь созидания. Неужели он не заслужил малого прибытка за свои потуги? Вперед, благородный сударь мой – нас ждут великие дела.

Однако совесть, в кои-то веки проснувшаяся в обновленном сознании, то и дело язвила сомнением: мол, ты, сударь мой, как был пройдохой, так им и остался. Приходилось ее урезонивать и увещевать: сие ненадолго: не сразу Коллвинд строился. Первые блины всегда комом – вот дай срок, доберусь до города, а там… Но совесть, как ей и свойственно, не верила в его посулы ни на йоту.

Перед самым городом, когда ныряющая со взгорка на взгорок дорога давно уже слилась с имперским трактом, потянулись по обеим сторонам пашни, харчевни и многочисленные жилые дома, на небольшом взгорке Тычок заприметил длинноволосого тощего парня с лютней. Менестрель, голь перекатная, такой же бродяга, как и он сам. Правда, видом и одежонкой побогаче, и в штиблетах с загнутыми носами. Жует чего-то… подойти? Этот точно драться не будет, а может, и присоветует чего дельного.