Наткнувшись на следующего жителя, обычного молодого парня, Агна вдруг вздрогнула. У него не было ни нитей в ушах, ни коробочки в руке – он смотрел прямо ей в глаза. И смотрел так, как никто и никогда, сколько она себя помнила. Сначала Агна испугалась, что он тоже умеет видеть чужие миры, а потом поняла: житель смотрит так же, как и она – на отражение чьего-то лица. И это лицо было для него лицом Владычицы. Его Владычицы, увиденной наяву. И лемма от него исходила… какая-то совершенно немыслимая.
Сглотнув, Агна тоже стала смотреть на этого чудика с необъяснимым выражением. В любой момент готовая к появлению лойнов – здесь у них не зеркала: призрачность превосходная – но такой явный контакт не менее опасен. Чуть погодя она уже не могла оторвать от парня глаз – он ее обездвижил, обезволил. Околдовал. Каждую секунду ожидая появление запаха охотников, Агна чувствовала растущий ужас – что она творит? У этого жителя – или уже живущего, невесть как затесавшегося в покорное жертвенное стадо – были и губы, и волосы и их тоже хотелось рассматривать, но Агна не видела ничего, кроме глаз. Они стали для нее глазами Владычицы.
В носу запершило. Лойны! Следовало ожидать… Агна затрепыхалась, пытаясь сбросить наваждение, но уже знала – не получится. Никакими силами. Что ж, и ее они настигли, не она первая, не она последняя.
Сильный удар отбросил ее от зерцала. Упав на пол, Агна первые мгновения ничего не могла понять. Она жива? Лойны ее учуяли, а она выжила?! Торжествующая улыбка озарила лицо живущей, но через мгновение улыбка превратилась в гримасу ужаса. Агна увидела, что на том месте, где она только что была, стоит Тень. И в точно такой же неподвижности.
Через секунду Тень исчезла. Нет, не исчезла – ее втянуло в око. Агна окаменела, потрясенная самим этим фактом. Как?! Тень – хранительница цитадели, она не может исчезнуть! Родичи столетиями, один за другим уходили к лойнам, но только не Тень! Что… Это ведь Тень ее оттолкнула? Зачем?! Как?! Она, дурища, забыла, что Тень тоже здесь, в ней! Ведь именно для этого ее всегда выгоняли во время контактов, Тень слишком ценна для цитадели! Да, были случаи контакта и с Тенью внутри живущего – но к лойнам всегда уходил родич, всегда!!! Что заставило мудрую, опытную хранительницу цитадели сотворить несусветную глупость?!
Дикий крик осознания того, что произошло, потряс своды центрального зала. Одновременно с этим вся цитадель дрогнула. Око загудело, застонало, покрылось трещинами, стало гаснуть. Агна как в забытьи подняла глаза к потолку, запрокинув голову и будто что-то выискивая. Нет, не к Владычице был обращен ее взгляд, всего лишь к потолку. Искр в этом зале пока не наблюдалось.
Но одна вскоре появится. Будет летать так, как ей заблагорассудится среди покинутых, обездушенных стен.
А затем и она погаснет.
Гажа
Отец долго смотрел из-под ладони на поле. Изредка чуть поворачивая голову, хмуро цедя под нос что-то неразборчивое и мрачнея все сильнее. Солнце слепило немилосердно, поэтому Ванька тоже по-взрослому уткнул в лоб ладонь и попробовал посмотреть вперед из-под получившейся тени. Да, удобнее, но разницы в самом поле Ванька так и не углядел. Поле как поле: лысое, серое и невзрачное.
– Дела-а-а, – протянул отец. – Гаже надела я еще не видел. Как есть дорога. Все тут и ляжем.
Управляющий Трифон изумленно вытянул худое, обожженное лицо и, торопливо усевшись на корточки, энергично попытался отковырнуть пальцем кусок слежавшейся земли. Провозившись несколько секунд и обломав ноготь, Трифон наконец преуспел. Сунув небольшой серый шмат земли отцу под нос, управляющий стал перетирать его пальцами: посыпалась сухая, невесомая пыль.
– Да где же дорога, Иваныч!? Прекрасная земля, сухая только. Вот дожди пройдут, и горя знать не будешь. Руки надо приложить, руки! Нет, вы это слыхали – дорога! Надо же…
Отец его не слушал. Он все всматривался вдаль с унылой, обреченной тоской, словно что-то выискивая. Брательник Гришка, набычившись, знай себе бороздил разношенным ботинком еле заметный бугорок, сопел и тоже хмурился.
– Ну, стало быть, договорились, – расплылся в радостной улыбке Трифон. – Так барину и доложу. – Он хлопнул Гришку по плечу, и, так как тот не отреагировал, подмигнул Ваньке. – Не вешай нос, пехота!
Отряхивая руки, управляющий подошел к своей лошади, стоящей невдалеке, залез в седло, ткнул пятками в покатые бока и потрусил к солнцу. Ваньке стало жаль животину: ведь лошадь никого не трогала – ковыряла копытом землю, такая же набыченная и растерянная, а он ее пятками, да еще потом беги по жаре, вези, отдувайся…
– А что такое пехота? – спросил Ванька.
Отец убрал руку со лба, поскреб щеку и недобро глянул на сына:
– Понятия не имею. Слушай его больше, наговорит гаджетов с три короба…
Солнце все так же полыхало с небосклона, поднятая управляющим пыль поднималась все выше, но прохлады от такой тени не ждал даже Ванька.
Весь день смотрел он на приготовления отца с братом. Плуг – это гажа? Наверное, нет. А лошадь? Наверное, да. Только живая. А солнечная панель на крыше? Кто разберет… Панелями и прочей заумью занимался управляющий, у него бы спросить… Но Трифон за такие вопросы и плеткой стегануть может, так что приходилось гадать самому. У родни тоже особо не поспрашаешь, у них одна пахота на уме. Пахать собирались на лошади, но и Ваньке работы завтра достанет, можно не сомневаться. Вот у мамки спросить бы, но она жила в барской усадьбе, и Ванька ее видел редко.
Солнце наконец закатилось за гору, время ужинать да спать. Ужинать и спать Ванька любил, а вот засыпать – не очень. Ужинали кашей с выданной в честь нового надела тушенкой. Стол то и дело покачивался на неровном полу, отец в очередной раз подсунул под ножку сложенную тряпку, сетуя, что снова забыл нужный инструмент. Вот ужо завтра не забудет и все починит. А Ваньку уже начало клонить в сон. Бабка отвела его в кровать и опять затянула свою волынку.
– …и вот кончалась на земле Энергия, когда понаделали они гажей заумных, технических, хибернетических. И со временем стали гажи умнее людей. Сидели люди в своих гажах и дурнели. А те наоборот. Думали быстрее, а те, что по подобию человека – сильнее любого оказывались. Энергию стали себе забирать, людям козни строить. Леса жечь, тучи стрелять, рынки обрушать. Газами угарными травить, с неба падать. В каждом доме гажей не счесть было, и каждый как-то пакостил. Болезней из-за них развелось: рак, нервопотоз, этот… грибб. А потом сама природа взбунтовалась, трясти начала, города смыло и заместо дна морского пустыни выросли…
Ванька старушечье бормотание не слушал. Половины слов он и вовсе не понимал, а недавно начал догадываться, что бабка сама путается в том, что рассказывает. Так как всякий раз появлялись новые подробности трагедии предков, и они несколько не вписывались в то, что было поведано предыдущим вечером. Да, все зло от гажей технических, это понятно. Но зачем выдумывать то, чего не знаешь? Вернее, зачем выдумывать каждый раз по-разному? Жалко. Хорошо бы узнать, как там раньше было и что стряслось…
Сон уже овладел им в полной мере, бабкин голос превратился в ровный шум, и он все дальше уносил Ваньку в свои призрачные, неведомые глубины. Назавтра предстояло много работы.
Пахали весь день. В обед Ванька еле дополз до обеденной поляны, слопал краюшку с молоком, прилег на взгорок да заснул. Проснулся один-одинешенек. Вскочил, в ужасе протер глаза, выскочил на поле – отец с братом далеко ушли. Чувствуя, как от стыда горят уши, Ванька припустил по вспаханному полю. Пока бежал, все проклял: комья твердой земли торчали вздыбленными острыми гранями, ранили босые ступни. Пришлось перейти на шаг да поглядывать под ноги.
Пройдя полпути, Ванька приметил что-то чуждое среди разбросанных комьев. Пригляделся, нагнулся, подергал. Не вынуть. Неведомый белесый материал торчал твердым острым углом и вполне мог пропороть ногу, наступи на него со всего размаху. Странный материал. С краю твердый, а середина прогибается под пальцами.
