– Ты, брательник, что-то к Ирме охладел, не шутишь, не разговариваешь с ней совсем. Как искупался в баньке, так и притих. Смотришь на неё жадными глазами и молчишь.

– Я думаю.

– Она тоже, похоже, думает.

– О чём?

– Ни о чём, а о ком! О тебе, Филат. А ты как балбес себя ведёшь. Ишь ты, думает он! То влюблён по уши, то думает. Что-то это на Семёновых не похоже.

– Легки на помине! Приехали наши Семёновы.

Мы вскочили с лавки и пошли встречать. Мама радостно махала нам рукой из открытого окна приближающейся машины. Отец был за рулём золотистой « Нивы – Шевроле» с номером Тульского региона и светился от улыбки. В это же время из столовой вышла невеста со своим семейством, и все вместе направились навстречу новым прибывшим.

– Привет, сынули! – кинулась к нам мама обниматься и целоваться.

– Привет, мужики! – хватая нас в объятья, сказал папа. – Ну, вы нас и затащили в глухомань! Гаишники достали по дороге.

Говорят, что по доверенности ездить можно, но без записи в страховке нельзя. Короеды. Пока ехали, отдали им в общей сложности две тысячи. Не понимают, что бывает необходимость такая.

– Откуда машина-то? – спросил я.

– Друг из Тульского пединститута встретил нас в аэропорту.

Дал мне свою машину, а времени жалко ведь по страховщикам ездить.

– Это кто там страховщиками не доволен? Здравствуйте! – шутливо заговорила подошедшая со всей компанией Екатерина Ивановна.

– Здравствуйте! Не страховщиками, а гаишниками или, как их, гибэдэдэшниками я не доволен. Забодали совсем, я и так, и эдак, а им всё по барабану. Говорят, что не положено, если не вписан в страховку.

– А Вы глава семейства вот этих граждан? – снова спросила она.

– Да, Семёнов Илья Андреевич, прошу любить и жаловать, и супруга моя Виктория Ивановна – профессор, доктор наук, к Вашим услугам.

– А я Екатерина Ивановна – страховщица.

– Георгий Николаевич – полковник не в отставке, без пяти минут генерал-майор.

– А я Ирма!

– А я Инга!

– Очень приятно! – сказали почти хором родители.

Мужчины обменялись рукопожатием, дамы кивком головы. Обескураженные дети не успели соблюсти этикет и сами представить своих родителей, но получилось, возможно, ещё лучше и теплее, чем могло быть.

– Илья Андреевич, давайте я решу Вашу проблему со страховкой, у меня с собой всегда припасено несколько бланков, – продолжила тему Екатерина Ивановна.

– Слава Богу! Мы спасены на обратный путь! Зовите меня просто Илья.

– Тогда я – просто Катя! – засмеялась страховщица.

– И только на ты, пожалуйста!

– А ты шалун, Илья, но я согласна, чтобы со мной ты и Виктория Ивановна общались тоже на ты.

– Давайте тогда меня называть Викой, хорошо?

– А меня Георгием, можно просто Жорой и обязательно на ты.

– За это надо непременно выпить на брудершафт! – побежав к багажнику, воскликнул наш папа и вернулся с бутылкой шампанского, стопкой одноразовых стаканчиков и коробкой конфет.

– С утра, – кокетливо начала Катя, – на четверых, тёплое шампанское, никогда… не откажусь!

– За знакомство хороших людей, нас так мало осталось! –

чокаясь беззвучным пластиком, произнёс Жора.

– Да уж, – сказала Инга.

– Представляю себе! – забеспокоилась Ирма предстоящему ритуалу, в ходе которого надо целоваться.

И в самом деле, можете себе представить картину, где восемь человек, поочерёдно с каждым, завернув руку за руку друг с другом с содержимым стаканчика, понемногу отпивая, по три раза целуются.

Когда дошла моя очередь с Ирмой, я заметил, что она немного смутилась, хохотавшая до этого, но подошла ко мне очень близко. Я слегка обнял её, мы сделали по глотку шампанского, губами коснулся её губ и задержался в поцелуе.

Она не отпрянула. Мне показалось, что во всеобщем хохоте и суматохе на нас никто не обратил внимания. Мне не хотелось отпускать её губ, но усилием воли я заставил себя успокоиться и продолжить массовый брудершафт.

Родители начали о чём-то активно разговаривать, а мы, то есть дети, отправились устраивать вновь прибывшие вещи в следующую складскую комнату, где также были раскладушки, цветы, а вместо ударной установки стоял синтезатор, микрофонные стойки, звуковые колонки.

Завтракать новые гости отказались наотрез, поскольку плотно поели в самолёте. Вместе со второй парой они пошли разглядывать окрестности, узнав, что ничего от них не требуется и до завтра в их распоряжении уйма свободного времени.

– Совсем ничего не нужно делать? – спросил у нас папа.

– Совсем! Можете отдыхать, гулять, загорать, купаться в речке, но не забывайте про предстоящий обед и ужин. Вечером я всех вас соберу для небольшого необходимого мероприятия, – объявил Прохор.

– Филат, а ты побудь с Ирмой пока без нас, мы отойдём ненадолго, – обратилась ко мне Инга.

– С удовольствием! Я сам уже хотел предложить подобное, – и обратился к своей любимой попутчице немного неуклюже, – Пошли, погуляем.

– Да, это хорошая мысль.

Мы ушли в противоположную сторону от родителей, чтобы не пересекаться с ними, а побыть вдвоём. Ирма послушно шла в выбранном мной направлении. Сначала мы молчали. Прошли мимо зернохранилища, где заканчивалась деревня, и увидели красоту русского поля с левой стороны и перелеска с правой.

– Жарко становится, – сказал я.

– Да, надо бы спрятаться в тенёк.

– Пойдём в лес?

– Тут такие дебри.

– Ничего, сейчас что-нибудь найдём.

Вскоре мы свернули на тропинку, ведущую в лес. Здесь не так сильно припекало солнце, поднявшееся высоко к этому времени. Небольшой ручеёк обрадовал нас своим журчанием. Мне захотелось попить из ладоней ключевой водички.

– Ирма, будешь пить?

– Хорошо бы, конечно!

Я спустился к ручью и протянул ей руку, чтобы помочь. Она начала спускаться, держась за неё, и оказалась в итоге в моих объятьях.

– Так сильно пить хочется, – сказала она, освобождаясь от меня, наклонилась к воде, подставив руки к струящемуся напитку.

– Вкусная? – спросил я.

– Прелесть!

Я тоже попил из сложенных вместе ладоней вожделенной водицы, искрящейся в лучах, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. Поднявшись от ручья на бугорок, снова протянул руку Ирме. И снова она оказалась близко ко мне. Я обнял её и стал целовать, чувствуя дрожь в наших телах. Не дыша, жадно держа в руках тонкую талию, ощущая кружение головы, слыша стук двух сердец, я не мог остановить поцелуй. Меня захлестнуло желание носить её на руках и никогда не отпускать, целовать её губы, щёки, глаза, руки, ноги, каждую частичку этого желанного ангельского существа. Мы медленно присели, а потом легли на траву и уже не могли владеть собой, мы обладали друг другом со всей страстью, которую недавно прятали наши души, ставшие теперь единым целым.

Мне не доводилось в жизни ощущать такого блаженства никогда ранее. Я, словно боясь, что это не повторится больше, разгорался всё сильнее, целуя её руки, лицо, волосы, ноги, плечи, вдыхая её сладкий запах. Она обнимала меня, целовала и нежно шептала: «милый мой». Нам было несказанно хорошо.

Мы забыли обо всём на свете. Нас никакой силой ничто не могло рассоединить: ни ураган, ни землетрясение, ни всемирный потоп. Когда всё стихло, мы ещё долго продолжали лежать крепко обнимая друг друга в нескончаемых поцелуях.

Наша одежда лежала где попало, разбросанная в разные стороны. Лишь моя рубашка с кровавым пятном посередине находилась под Ирмой. Но мы не хотели одеваться, нам не хотелось вставать, выпускать из объятий друг друга.

– Я люблю тебя! – сказал я.

– Я тоже тебя люблю!

Снова поцелуи. После этих слов новая волна желания, новое, ещё более сильное блаженство с ощущением счастья и самой любви, высказанной, наконец-то.

Где-то послышался собачий лай, и мы подскочили скорее одеваться, боясь, что возле тропинки нас могут заметить. Надев свою одежду, Ирма взяла мою рубашку, чтобы отмыть в ручье.

Вновь спустившись, я подал ей руку: