Когда пришла зима, я проводил много времени в жилище Поднимающегося Волка, слушая рассказы его и Благородной Женщины об их приключениях, преданиях и истории племени, и, взяв в учителя Джона и Франсуа, учил язык черноногих, что, как оказалось, было нелегкой задачей.
Незадолго до рождества пикуни перебрались с Желтой реки к устью Медвежьей реки – реки Мариас – что двадцатью милями ниже, и теперь их отряды постоянно появлялись в форте, чтобы торговать и навещать своих сородичей, которые жили в форте. Среди этих гостей был Ницитупи (Одинокий Человек), родственник семейства Монро, и вождь сильного военного сообщества Всех Друзей из племени пикуни. Он появился вскоре после нового года, с одной из своих женщин, Сипаки (Женнщина-Лиса), и дочерью, Мастаки (Женщина-Ворон), которой было около двадцати лет. Поскольку они с фактором были большими друзьями, то, когда он сказал, что прибыл надолго, им была отведена самая удобная комната их тех, что предназначались для индейцев. С того дня мы вождя почти не видели. С раннего утра и до вечера он не расставался с фактором, будучи почетным гостем в его доме и за его столом. Их близость не встречала ни малейшей ревности со стороны наших работников, которые всегда любили поговорить о начальстве своего маленького сообщества.
Теперь каждый вечер, когда я отправлялся в жилище Поднимающегося Волка, чтобы продолжить изучение языка, то находил там женщину и дочь вождя. Я заметил, что дочь была очень миловидной молодой женщиной, которая очень аккуратно выглядела в своем чистом белом платье из оленьей кожи. Я думал, что она очень тихая, очень серьезная, пока однажды вечером я не допустил ошибку, переводя предложение с английского на язык черноногих, и она присоединилась к смеху моих слушателей. Какой это был чистый, музыкальный, радостный смех! Он продолжал звенеть в моих ушах после того, как я вернулся к себе. После этого я обращал на эту девушку все больше и больше внимания. Несколько вечеров, когда Джон и Франсуа были в другом месте форта, я просил ее помочь мне в учебе и обнаружил, что она гораздо более умная и заинтересованная учительница, чем любой из ее двоюродных братьев. У нее всегда были свои маленькие невинные веселые шуточки по поводу нашей работы. Она все больше и больше занимала мои мысли. После того, как я покидал ее и веселое общество в жилище Монро, мои собственные покои стали казаться мне очень унылыми и холодными; даже когда я разводил в камине большой огонь, лучше мне не становилось. А потом, однажды вечером, когда я пошел к себе и лег спать, я честно сказал себе, что мне больше не нравится моя холостяцкая жизнь.
Когда на следующее утро я выходил на улицу, мой мнение не изменилось. Девушка была у колодца, набирая воду в ведро. Я направился прямо к ней и на своем сбивчивом языке черноногих спросил:
– Мастаки, ты будешь моей женщиной?
Она бросила на меня испуганный взгляд, испуганно оглядела двор и ответила:
– Нас не должны видеть здесь, когда мы наедине говорим друг с другом. Разве ты не знаешь, что должен послать своего друга, чтобы тот попросил моего отца отдать меня тебе?
– Но скажи мне, что сама думаешь об этом? Ты хочешь быть моей женщиной?
Она не ответила, но взгляд, которым она одарила меня, когда взяла ведро и поспешила прочь, был достаточным ответом. Я пошел к Поднимающемуся Волку, сказал ему, что хочу эту девушку и попросил его поговорить об этом с ее отцом. Он рассмеялся и сказал, что он и его семья не были слепыми; все они предвидели, что это произойдет. Он сразу же пойдет к вождю и поговорит об этом. Позже в тот же день, когда я был в торговом зале, вошел Поднимающийся Волк с родителями девушки и сказал, что вождь хочет, чтобы я взял ее, при условии, что я соглашусь на определенные условия, о которых скажет ее мать. И при этих словах мать шагнула вперед и, строго посмотрев на меня, воскликнула:
– Белый торговец, я не хочу, чтобы моя дочь горевала так, как некоторые женщины пикуни были вынуждены горевать из-за ваших мужчин. Ты можешь получить ее, только если согласишься быть с ней очень хорошим и добрым и никогда не покидать ее, пока она остается верной тебе.
– Так и будет, – сказал я.
Тогда она подошла ко мне вплотную и велела:
– Тогда подними свою руку к Солнцу, поклянись ему, что ты это сделаешь. Теперь повторяй за мной обет:
– О Солнце!
– О Солнце!
– Я беру Мастаки и делаю своей женщиной.
– Я беру Мастаки и делаю своей женщиной.
– Если я когда-нибудь причиню ей зло, уничтожь меня!
– Если я когда-нибудь причиню ей зло, уничтожь меня!
Последовало долгое молчание. В глазах матери стояли слезы; у вождя, и даже у самого Поднимающегося Волка, были очень серьезные лица. Я понимал, что взял на себя очень серьезное обязательство.
– Зять, сейчас, сегодня, мы заберем Мастаки в лагерь, чтобы помочь ей собрать нужные вещи для вашей совместной жизни. Через шесть дней мы возвращаемся, – сказала ее мать, вытирая слезы. Я кивнул в знак согласия и вопросительно посмотрел на Поднимающегося Волка.
– Ты должен быть щедр к ним. Чем больше ты им дашь, тем более довольной будет девушка, – сказал он.
На это мы выбрали и выложили на прилавок для ее отца ружье, порох, пули и капсюли; четыре одеяла, пять фунтов табака, нож и четыре капкана для бобров. Для матери – четыре одеяла, красную ткань для платья, двенадцать связок бус, несколько шил, иголки и нитки. Для девушки – тонкую шаль, материал для шести ситцевых платьев, хлопчатобумажную ткань для нижней одежды, шесть пар чулок, два шелковых носовых платка, пару ножниц и набор бус, ниток и иголок. С довольными улыбками пара собрала подарки и вышла. Потом появились индейцы, которым нужно было торговать, и у меня не было возможности снова увидеть Мастаки до того, как она уехала со своими родителями к устью реки Мариас.
В полдень, когда мы с фактором обедали, я сказал ему, что останусь холостяком всего несколько дней.
– Да, я знаю, – ответил он. – Вождь и его женщина приходили ко мне по этому поводу, и я дал тебе хорошую рекомендацию. Я рад, что у тебя будет девушка. Эта страна не подходит для холостяцкой жизни. Женщина, хорошая женщина, такая как Мастаки, создана для радости. Наши начальники в Сент-Луисе хотят, чтобы все работники компании, с самых нижних ступеней, брали себе женщин племен, с которыми мы торгуем, и особенно те, кто служит на этом посту, поскольку в значительной степени это обеспечивает прекрасную торговлю, которая в противном случае могла бы переместиться на посты компании Гудзонова залива к северу от нас.
При этих словах старик перестал есть и, нахмурившись и сложив руки на груди, сидел, уставившись в свою тарелку. Я спросил, не заболел ли он.
– Душа болит! – ответил он. – Запомни, сын мой, что приближается время, когда союзу с индейскими женщинами, даже законному браку с ними, должен быть положен конец. Форт Бентон – не форт Юнион – будет конечной точкой пароходной навигации на Верхней Миссури. Здесь, в этой долине, возникнет город, целый город, поселенцы наводнят эту страну, бизоны исчезнут, торговля мехом прекратится. В этой стране людям из Американской мехоторговой компании не останется места; у них была такая легкая беззаботная жизнь, что они не смогут ни в чем конкурировать с вновь пришедшими, и их жены и дочери увидят, что все их презирают, и у них нет никакой возможности устроиться в этой новой жизни.
– Ваш взгляд на будущее, несомненно, мрачен, – сказал я.
– И безусловно верен. Ну, я в этом участия не приму. Я вернусь в свой дом в Шотландии и там закончу свои дни.
– А ваша семья…
– Мои сыновья поедут со мной, моя женщина тоже – если захочет. В Старой Стране люди более терпимы, чем американцы. Ты ведь знаешь историю Покахонтас, разумеется…
Я вышел из-за стола в изрядно подпорченном после этого разговора настроении. Я боялся, что совершаю большую ошибку, покончив со своей холостяцкой жизнью. Но в последующие дни мой взгляд на это стал более оптимистичным: я сказал себе, что в нашу обширную страну равнин и гор никогда не вторгнется орда новичков, бизоны не будут истреблены, а торговля мехами продлится до конца моей жизни, а что будет после этого, значения не имеет. Я с нетерпением ждал наступления того шестого дня и всего, что он для меня значил.
