– Карпушка! – окрикнул купец приказчика, неподвижно и со вниманием смотревшего на улицу.

– Чего изволите? – откликнулся Карп, быстро подходя к хозяину и глядя в лицо ему своими вежливо-ласковыми глазами.

– Слышал ты, что про тебя сказано? – с усмешкой спросил Строганый.

– Слышал…

– Ну и что же?

– Ничего!.. – пожав плечами, сказал Карп.

– Это как же – ничего?

– Очень просто, Кирилл Иванович. Я, Кирилл Иванович, имею свое достоинство, будучи человеком, уважающим себя, и потому на мальчика мне не подобает обижаться. Как сами изволите видеть, мальчик откровенно глуп, не имеет никаких понятий…

– Ты мне зубов не заговаривай! ты скажи – правду он говорил?

– Что такое правда, Кирилл Иванович? – воскликнул Карп, снова пожимая плечами, и склонил голову набок. – Конечно, ежели вам угодно – то вы его слова примете за правду… Воля ваша!..

Карп вздохнул и обиженно развёл руками.

– Н-да, на всё здесь воля моя… – согласился хозяин. – Так, по-твоему, мальчонка-то глуп?

– Совершенно глуп, – с глубокой уверенностью сказал Карп.

– Ну, это ты, пожалуй, врёшь… – неопределённо сказал Строганый и вдруг захохотал.

– Нет, как это он ляпнул прямо в зенки тебе – хо-хо! «Ворует Карп?» – «Ворует!» Хо-хо-хо!

Когда хозяин засмеялся, Илья почувствовал, что в сердце его вспыхнула мстительная радость, он с торжеством взглянул на Карпа и с благодарностью – на хозяина. Карп прислушался к хозяйскому смеху и тоже выпустил из горла осторожный смешок:

– Хе-хе-хе!..

Но Строганый, услыхав эти жиденькие звуки, сурово скомандовал:

– Запирай лавку!..

Когда Илья шёл домой, Карп, потрясая головою, говорил ему:

– Дурак ты, дурак! Ну, сообрази, зачем затеял ты канитель эту? Разве так пред хозяевами выслуживаются на первое место? Дубина! Ты думаешь, он не знал, что мы с Мишкой воровали? Да он сам с того жизнь начинал… Что он Мишку прогнал – за это я обязан, по моей совести, сказать тебе спасибо! А что ты про меня сказал – это тебе не простится никогда! Это называется – глупая дерзость! При мне, про меня – эдакое слово сказать! Я тебе его припомню!.. Оно указывает, что ты меня не уважаешь…

Илья слушал эту речь, но плохо понимал её. По его разумению, Карп должен был сердиться на него не так: он был уверен, что приказчик дорогой поколотит его, и даже боялся идти домой… Но вместо злобы в словах Карпа звучала только насмешка, и угрозы его не пугали Илью. Вечером хозяин позвал Илью к себе, наверх.

– Ага! Ну-ка, поди-ка! – проводил его Карп зловещим восклицанием.

Войдя наверх, Илья остановился у двери большой комнаты, среди неё, под тяжёлой лампой, опускавшейся с потолка, стоял круглый стол с огромным самоваром на нём. Вокруг стола сидел хозяин с женой и дочерями, – все три девочки были на голову ниже одна другой, волосы у всех рыжие, и белая кожа на их длинных лицах была густо усеяна веснушками. Когда Илья вошёл, они плотно придвинулись одна к другой и со страхом уставились на него тремя парами голубых глаз.

– Вот он! – сказал хозяин.

– Скажите, пожалуйста, какой! – опасливо воскликнула хозяйка и так посмотрела на Илью, точно раньше она никогда не видала его. Строганый усмехнулся, погладил бороду, постучал пальцами по столу и внушительно заговорил:

– Позвал я тебя, Илья, затем, чтобы сказать тебе – ты мне больше не нужен, стало быть, собирай свою хурду-мурду и уходи…

Илья вздрогнул, удивлённо раскрыл рот и, повернувшись, пошёл вон из комнаты.

– Стой! – сказал купец, протянув к нему руку, и, стукнув по столу ладонью, повторил тоном ниже: – Стой!

Затем он поднял палец кверху и солидно, медленно заговорил:

– Позвал я тебя не за одним этим… Нет!.. Поучить тебя надо… Надо объяснить тебе, – почему ты стал мне вреден? Худа ты мне не сделал, – паренёк грамотный, не ленивый… честный и здоровый… Всё это – козыри. Но и с козырями ты мне не нужен… Не ко двору… Почему, – вопрос?..

Илья удивился: его хвалят и – гонят вон. Это не объединялось в его голове, вызывало в нём двойственное чувство удовольствия и обиды. Ему казалось, что хозяин сам не понимает того, что он делает… Мальчик шагнул вперёд и почтительно спросил:

– Вы меня за то прогоняете, что я – с ножом давеча?..

– А, батюшки! – испуганно воскликнула хозяйка. – Какой дерзкий! Ах, господи!..

– Вот! – сказал хозяин с удовольствием, улыбаясь Илье и тыкая пальцем по направлению к нему. – Ты – дерзок! Именно так! Ты – дерзок… Служащий мальчик должен быть смирен, – смиренномудр, как сказано в писании… Он живёт на всём хозяйском… У него пища хозяйская, и ум хозяйский, и честность тоже… А у тебя – своё… Ты, например, в глаза человеку лепишь – вор! Это нехорошо, это дерзко… Ты – ежели честный – мне скажи об этом – тихонько скажи… Я уж сам определю всё, я – хозяин!.. А ты вслух – вор!.. Нет, ты погоди… Коли из троих один честен – это для меня ничего не значит… Тут особый счёт надобен… Если же один честен, а девять подлецы, никто не выигрывает… Но человек пропадает. А ежели семеро честных на трёх подлецов – твоя взяла… Понял? Которых больше, те и правы… Вот как о честности рассуждать надо…

Строганый отёр ладонью пот со лба и продолжал:

– Опять же – хватаешь ты ножик…

– О господи Исусе! – с ужасом воскликнула хозяйка, а девочки ещё плотнее прислонились одна к другой.

– Сказано – взявши нож, от него и погибнешь… Вот почему ты мне лишний… Так-то… На вот тебе полтинку, и – иди… Уходи… Помни – ты мне ничего худого, я тебе – тоже… Даже – вот, на! Дарю полтинник… И разговор вёл я с тобой, мальчишкой, серьёзный, как надо быть и… всё такое… Может, мне даже жалко тебя… но неподходящий ты! Коли чека не по оси – её надо бросить… Ну, иди…

Речь хозяина Илья понял просто – купец прогонял его потому, что не мог прогнать Карпа, боясь остаться без приказчика. От этого Илье стало легко и радостно. И хозяин показался ему простым, милым.

– Прощайте! – сказал Илья, крепко сжав в руке серебряную монету. – Покорно благодарю!

– Не на чем! – ответил Строганый, кивнув ему головой.

– А-я-яй! Ни слезинки не выронил!.. – донёсся вслед Илье укоризненный возглас хозяйки.

Когда Илья, с узлом на спине, вышел из крепких ворот купеческого дома, ему показалось, что он идёт из серой, пустой страны, о которой он читал в одной книжке, – там не было ни людей, ни деревьев, только одни камни, а среди камней жил добрый волшебник, ласково указывавший дорогу всем, кто попадал в эту страну.

Был вечер ясного дня весны. Заходило солнце, на стёклах окон пылал красный огонь. Это напомнило мальчику день, когда он впервые увидал город с берега реки. Тяжесть узла с пожитками давила ему спину, – он замедлил шаги. По тротуару шли люди, задевая его ношу, с грохотом ехали экипажи; в косых лучах солнца носилась пыль, было шумно, суетливо, весело. В памяти мальчика вставало всё то, что он пережил в городе за эти годы. Он чувствовал себя взрослым человеком, сердце его билось гордо и смело, и в ушах его звучали слова купца:

«Ты мальчик грамотный, неглупый, здоровый, не ленивый… Это твои козыри…»

Илья снова ускорил шаги, чувствуя в себе крепкую радость и улыбаясь при мысли, что завтра не надо идти в рыбную лавку…

Возвратясь в дом Петрухи Филимонова, Илья с гордостью убедился, что он действительно очень вырос за время службы в рыбной лавке. Все в доме относились к нему со вниманием и лестным любопытством. Перфишка подал ему руку.

– Приказчику – почтение! Что, брат, отслужил? Слышал я о твоих подвигах – ха-ха! Они, брат, любят, когда язык им пятки лижет, а не когда правду режет…

Маша, увидав его, радостно вскричала:

– О-го-о! Какой ты стал!

Яков тоже обрадовался.

– Ну вот, и опять вместе будем жить… А у меня книжка есть «Альбигойцы», – ну история, я тебе скажу! Есть там один – Симон Монфор… вот так чудище!

И Яков торопливо, сбивчиво начал рассказывать содержание книжки. А Илья, глядя на него, с удовольствием подумал, что его большеголовый товарищ остался таким же, каков был. В поведении Ильи у Строганого Яков не увидал ничего особенного. Он просто сказал ему: