1 авг. (…) # Я по-прежнему один: Лева и Люся не приехали[141]. # Почти целый день в саду. Собираю урожай вишен. Одно деревце дало почти половину всего сбора. # Какое это наслаждение! Это чуть ли не впервые я так наслаждаюсь садом. Не было бы счастья… #
4 авг. (…) # За завтраком резкий спор с Левой о статье в «Лит. газете». В ней Рассадин бранит стихи Солоухина о том, что он больше любит своих детей, чем чужих. Дурак и пошляк Рассадин упрекает его в безнравственности. Но во-первых, это явная метафора: дело не в детях, а в другом (патриотизме и т. п.), во-вторых, это верно, и если кто-то без лицемерия говорит об этом вслух, то с каких пор в русской литературе стало безнравственным высказывать правду. (…) Защищая своего приятеля Р. Лева договаривается до того, что «не о всем надо писать» (…) #
6 авг. Разве нельзя было назвать любое подмосковное место, где вообще никто не живет из братьев-писателей, или написать вымышленное место? Как минимум, следовало спросить об этом мое мнение. (…) # (…) Ну его к е…. м…..! Расскажу об этом Ц.И. которую увижу на днях, и пусть она ему скажет, что это несколько неприлично[142]. #
8 авг. (…) # Наконец, читаю книгу (не рукопись) «Воспоминания» Н.Я. На томике марка изд-ва им. Чехова. 1970 год. Это значит, издательство снова существует после 15 или около того лет бездеятельности. # Со многим хочется спорить, но все-таки какая это интересная и умная книга! ##
9 авг. (…) # В книге Н.Я. есть главы, так сказать, написанные по моей просьбе, когда я читал первый вариант полной рукописи в Тарусе. Это «Читатель одной книги», «Книжная полка», «Архив и голос» — целиком и разные фрагменты в других главах. # Выброшены или смягчены куски об отношении О.Э. к советской литературе в целом. В рукописи была ссылка на одно мое свидетельство о сравнительном равнодушии к первому аресту М-ма. Даже цитата была из «Встреч с П[астернаком]» и я ничего не имею против, что это сокращено. Многое было резче. # При этом последнем чтении я заметил странные вещи. Мандельштам имел прямые контакты с Дзержинским, Бухариным, Гусевым. Ему помогали Молотов, Ломинадзе, Киров, Енукидзе[143]. Он имел персональную пенсию чуть ли не с 30-летнего возраста. Когда он ехал на Кавказ, туда звонили из ЦК и просили о нем позаботиться. Вернувшись, он ходил снова на прием к Гусеву (одному из членов секретарьята ЦК). Его посылали в привилегированные санатории и дома отдыха (Узкое, санаторий в Сухуме). Значит, не таким уж он был перманентным изгоем. Откуда же это раннее ощущение травмы и заброшенности? Квартиру он получил, когда и другие получали первые отдельные квартиры, а до этого жил в флигелях Дома Герцена, где жили и такие писатели, как Павленко, Тренев, Пастернак, Фадеев. И др. Во всяком случае отдельную квартиру он получил раньше, чем Пастернак. У него был с Гослитом договор на собрание сочинений и он получил по нему 60 %. Собрание, по признанию Н.Я., не осуществилось потому, что О.Э. хотел и настаивал, чтобы туда включили «Путешествие в Армению». Мы знаем, что и в наши дни писатели часто спорят о том, что включать и не включать в собрание. Недавний пример — Твардовский. Короче, из всего рассказанного не следует, что М-м находился в исключительном плохом положении: скорее наоборот, но они были мнительны и возбудимы и начали воображать о травле раньше, чем она началась[144]. Было трудно всем и М-му не больше, но он был поэтом и страдал не только за себя, а за всех. #
12 авг. Вчера вернулся днем из города, а через час появилась Эмма[145]. Проездом из Новочеркасска в Дом отдыха в Щелыково. Уезжает туда же этим вечером. Забыла в Новочеркасске плащ и вспомнила, что в Загорянке остался старый парижский, купленный мною давно. Это предлог м.б. Открыл ей дверь Лева. Сбивчивые разговоры: смесь решительности и что-то вопросительное. Я тихо-сдержан. Провожаю ее на поезд в Кинешму и возвращаюсь в полночь. Она пополнела. Н.И. очень болеет и продолжает бранить меня. Привет почему-то от бабушки[146]. # Не знаю, как обо всем этом думать, но снова заболела душа. Выбит из колеи. # (…) # Сегодня уехали Левицкие. Они приятные гости и маленькие облачка, набегавшие на их пребывание в моем доме, объясняются моей неуравновешенностью. Правда, я сам все улаживал. #
13 авг. Сам себе не верю — это было или нет? — что мелькнула Эмма. Она уверяет, что и «не собиралась» и что это решила мгновенно. Но ведь не в плаще же дело. А впрочем… Увидела свое фото у меня над столом. #
15 авг. Переставляю книги — симптом того, что нахожусь в совершенно неуравновешенном состоянии. Вожусь с этим почти целый день. #
15 авг. (…) # Сегодня Бибиси передало заявление А. Солженицына, адресованное председателю КГБ Андропову и Косыгину о налете на дом писателя под Наро-Фомин—
с-ком (…) # (…) # Поздно вечером «Г[олос] А[мерики]» передало сообщение московского корреспондента (…) с подробностями (…). Писатель был нездоров и задержался в Москве, а на дачу по его просьбе приехал его друг Александр Горлов[147]. Приехав, он нашел там разгром. Кегебистов было человек 10 во главе с капитаном Ивановым. Они его связали и избили, а потом отвезли в местное отделение милиции (…). # (…) Дача Солж. крошечная: простенький деревенский маленький домик. # Я совершенно все-таки выбит из колеи. Все валится из рук. Лучше уж покой тоски, а не это… ##
19 авг. (…) # Пол-лета я глазел несколько раз в день в окно на жилицу М.Н. Сок-в<у> [последние буквы непонятны: одновременно еще буквы «й» и «д»] черноволосую, полную Тамару, которая часами стирала для своей маленькой дочки в одном халатике, накинутом на голое тело, в ракурсе, открывавшем ее ноги более откровенно, чем самые экстра мини-моды. Она заметила мои взгляды и уже стала заметно вертеться перед окном, а я начал захаживать к М.Н. под всякими предлогами. И вот приехал ее муж, молодой летчик, и сообщил, что они получили новую квартиру где-то в Звездном. Ничего у нас еще не было, а простились с чувством потери — т. е. я, но и она кажется… ##
22 авг. (…) # Вчера ночью уехал Ник Уоррал [английский славист-театровед],[148] который пробыл у меня почти полутора суток. Он очень приятный человек. Ему уже 32 года. До университета был учителем. У него тысяча вопросов о Мейерхольде: я почти осип от говорения. Кое-как кормил его из своих запасов. Он спал внизу. # (…) # Телеграмма от Ц.И. Просит позвонить ей, что-то насчет союза и квартиры[149]. Ох, как мне все противно. ##
23 авг. 1971 (…) # Так я дружил с Юрой Трифоновым все последние годы, а сейчас совсем не хочется его видеть. Но если быть справедливым, то это началось раньше, чем случился этот глупый инцидент с «Загорянкой» в его повести[150]. (…) # Письмо от Эммы из Щелыкова. Ей там нравится. Актер Этуш из Вахтанг. театра говорил Белинскому[151], что в театре от моей пьесы в восторге и что роли распределены очень хорошо. (…) # И вот я опять раздрызган душевно: покойней быть совсем навсегда одному… #
24 авг. Не поехал в город из-за перебоев в сердце. Не нужно было Ц.И. присылать мне телеграмму, да еще такую таинственную…[152] # (…) # Все могу перенести, но как в грузинском анекдоте: «просить е…. для меня — хуже нет». Т. е. вообще просить. # Вчера радио сообщало, что иностр. корреспонденты получили возможность ознакомиться с II №№ [двумя номерами?] нелегального журнала «Полит. дневник», выходившего будто бы до начала этого года после свержения Хрущева (вышло 70 или 80 номеров)[153]. Его выпускают некие высокопоставленные генералы (?). (…) # (…) # В последнем № «Вопр. литературы» напечатаны отрывки из статьи Гете в переводе и с комментариями Льва Копелева. Кажется, это впервые он появился в печати после исключения из партии. # (…) [в «Вечерке»] известие о смерти Саши Письменного[154] (…) # Я его знаю с середины 30-годов. Подружились мы в Чистополе, а после встречались случайно. Жалко! Он был настоящим литератором, которого ничего кроме литературы не интересовало. ##