— А что ты будешь делать, если твой друг Пол переедет, или заболеет, или, не дай бог, умрет?

— Ну, не буду есть яичницу и читать библиотечные книжки. Просто мне придется обойтись без некоторых роскошеств.

Кэтрин печально покачала головой.

— Брук, не могу понять, как ты можешь выносить такую жизнь — буквально на грани.

— Кэтрин, все дело в том, что ты слишком много думаешь о будущем. При этом неизбежно лишаешь себя настоящего.

— Ну, а ты разве не думаешь о будущем? Смотри, ведь тебе приходится многое предвидеть, чтобы выжить.

— Это совсем другое — просто подсказка здравого смысла. В то же время я стараюсь принимать жизнь такой, какая она есть, радоваться каждому мгновению. Например, сегодня у меня счастливейший из дней.

Это откровение вызвало у Кэтрин улыбку. Она протянула ему руку, и он поцеловал ее пальцы. Но в глубине ее глаз все еще таилась грусть, грусть, которая не могла его не беспокоить.

— Ты уверена, что все хорошо?

Она кивнула и отвела взгляд в сторону.

— Знаешь, а эта рубашка тебе действительно очень идет. Она не слишком много прикрывает и в то же время заставляет работать воображение.

Кэтрин накинула на себя одеяло, висевшее на спинке кресла.

— Но в этой пещере слишком холодно для того, чтобы бегать полуголыми в течение продолжительного времени. Нам придется устроить стирку.

— Хорошо. Я повешу веревки для сушки белья.

— Ну, а я тогда постираю. И помоюсь — на то, что у тебя есть здесь мыло, я не надеюсь.

— Мыло есть — даже два куска.

— Будешь мыться со мной?

Он притворился, что обдумывает ее предложение.

— Тебе нужна помощь?

— В чем — в стирке или в мытье?

— В мытье.

— Так я и думала. — Она бросила на него взгляд, полный упрека. — Не ожидала, что ты сделаешь поспешные выводы только из-за того, что я занималась с тобой любовью.

— Но ты же сказала, что тебе понравилось. Разве это не причина для радости?

Кэтрин рассмеялась.

— Знаешь что, Брук? Ты живое подтверждение того, что мужчины думают с помощью гениталий. Это не слишком-то разумно.

Брук расхохотался.

— Вряд ли ты хотела сделать мне комплимент. Скорей наоборот — уязвить.

Брук широко улыбнулся. Ему нравилось то, как Кэтрин парировала его колкости. На самом деле он понятия не имел, отличались ли отношения между взрослыми мужчинами и женщинами от отношений между тинэйджерами, или теперь все женщины походили на Кэтрин. Но одно он знал наверняка — то, что его безумно влекло к ней. Она была не только красивой и сексуальной, она была еще и умной, тонко чувствующей настроение собеседника.

— Ну ладно, давай начнем, — сказала Кэтрин. — Если уж мне придется провести здесь какое-то время, то надо хоть убраться и навести некое подобие порядка.

Они приступили к работе, и вскоре пещера стала напоминать китайскую прачечную. Брук растянул веревки, Кэтрин выстирала всю его одежду, даже ту, которая была на нем. Чтобы сохранить тепло, ему пришлось завернуться в одеяло, и Кэтрин посоветовала ему усесться в кресло-качалку и отдохнуть. Закутанный в одеяло, он не мог уже помогать ей.

Он сел в кресло и стал наблюдать за работой девушки. На ней была всего лишь рубашка с короткими рукавами, и лицезрение ее стройных ног и выступающих сквозь тонкую ткань сосков не могло не возбуждать пылкого воображения Брука.

Он не обмолвился и словом о ее внешнем виде, чтобы не вызвать ответного упрека. И продолжал сидеть и смотреть до тех пор, пока… Пока не почувствовал неотвратимое желание схватить Кэтрин, прижать к себе, завладеть…

Поднявшись, он привлек ее к себе и запустил руку под ее рубашку. Кэтрин оттолкнула его руку.

— Но ведь даже домохозяйки иногда делают перерывы в работе, — сказал Брук, целуя ее в шею.

Она попыталась высвободиться, но Брук осыпал ее жаркими поцелуями, и девушка наконец уступила его страсти.

Вскоре со стиркой было покончено, и Кэтрин принялась за собственное омовение. Брук продолжал наблюдать за ней, находя зрелище ее наготы непереносимо возбуждающим. Каждое ее движение, каждый жест пленяли его. Ни разу она не посмотрела на него и все же… не могла не отдавать себе отчета в его пристальном взгляде.

Как же ему нравилось смотреть на нее! Тело у нее было прелестным, грудь — полной, но не чересчур тяжелой, движения — подчеркнуто женственными.

Кэтрин вымыла волосы и вытерла их единственным имевшимся у него полотенцем. А после завернулась в одеяло и подошла к огню.

Брук был загипнотизирован — не только видом этой прелестной женщины, но и просто осознанием того факта, что она вошла в его жизнь. Когда она распустила волосы, он понял, что она ведет себя так, как девушки, подозревающие, что на них смотрят. Это его весьма позабавило.

Брук замечал, что по временам она бросает на него взгляды. Однако же она не делала ничего, что дало бы ему понять, что она хочет снова заняться с ним любовью. А он страстно хотел ее… страстно. И то, что она, вероятно, прекрасно об этом знает, еще больше разжигало его желание.

— Как ты думаешь, сколько еще будет продолжаться пурга? — спросила она. — Или она закончится только весной?

— Да нет, до весны она успеет еще сто раз и закончиться, и вновь начаться.

— А ты зимой когда-нибудь выходишь наружу?

— Выхожу, но только не в пургу. Невозможно же усидеть в пещере несколько месяцев.

Кэтрин накинула на себя одеяло.

— А тебя это очень беспокоит?

— Ты же говорил, что я слишком волнуюсь по поводу будущего, так что я стараюсь о нем не думать. — Она слабо улыбнулась. — Вместо этого я думаю о дне сегодняшнем.

Она показалась ему такой красавицей — с распущенными волосами, с чисто вымытым лицом, что он не удержался и подсел к ней.

— Как жаль, что мы не ушли отсюда до того, как разыгралась метель. Вместе — ты и я. Наверняка нам бы удалось добраться до города, если б мы вышли вовремя, — заметила Кэтрин.

— Нет, ты была слишком слабой. Мы едва смогли вернуться сюда.

— Но ведь нам бы всю дорогу пришлось спускаться вниз.

— Я бы все равно не пошел. Я уже говорил тебе об этом.

Она глубоко вздохнула. О чем тут было спорить?

Одно волновало ее — она не хотела застревать здесь на всю зиму.

Что ж, когда погода улучшится, они, возможно, и смогут выбраться отсюда. Вот только ему не хотелось, чтобы Кэтрин покидала его. Наверное, это было эгоистично с его стороны, но пока он не собирался отпускать ее. Возможно, ей даже понравится здесь со временем.

— Чего тебе не хватает здесь больше всего? — спросил он.

— Ты об отсутствии цивилизации?

— Да.

— Кроме таких очевидных вещей, как водопровод и электричество — наверное, свободы. Здесь я чувствую себя как в тюрьме.

— Ну, ты не большая пленница, нежели я сам.

— Может, ты просто привык к этому, Брук?

— Почувствовать себя счастливым не так уж трудно.

Она обернулась к нему — длинные ее ресницы взметнулись.

— Может, ты и прав. В данный момент я бы удовлетворилась даже такой простой вещью, как расческа.

— Самое необходимое не так уж трудно достать. Сейчас вернусь. — Брук прошел в нишу, где хранился его нехитрый гардероб, и вернулся с расческой в руках.

Кэтрин улыбнулась.

— Может, ты и прав, когда говоришь, что почувствовать себя счастливым — просто.

— Не возражаешь, если я сам тебя причешу?

— Только я сначала распутаю волосы.

Какая она маленькая и хрупкая, думал Брук, расчесывая ей волосы. Девушка опустила одеяло, обнажив плечи, чтоб он мог расчесать концы ее прядей. Они были столь соблазнительны, что Брук не удержался и поцеловал их.

— Ты так хорошо пахнешь, — прошептал он, — наверное, мне тоже стоит помыться. Ты ведь не сбежишь, пока я буду это делать, правда?

Она рассмеялась.

— Ну, по такому снегу я в любом случае далеко не уйду, ведь так?

Брук подошел к старенькой цинковой ванне.

— Напомни мне, чтоб перед сном я наполнил ведро снегом.