Глава пятая.
После ужина Дмитрий довольно потирал руки. В принципе, он получил хороший подарок на Новый год - контракт, обещающий приносить стабильные прибыли следующие тысячу дней, по меньшей мере. Историю с Дэном он попытался выкинуть из головы, хотя бы на время. Пустяк, какой-то сумасшедший, вот и все. Несмотря на это, где-то из глубины души я подначивал его, лишний раз уверяя, что это правда. Дошло и до того, что перед его глазами встала картина подземного города и визжащая над развороченным трупом женщина в лиловом чепце. Да, Диму он достать не мог. Дома сообщили, что он ушел еще вчера и не звонил, его личный номер не отвечал, автоответчик на модеме просил оставить всю необходи.... Как будто она ему еще понадобится!
Секретаршу, женщину лет сорока, работавшую еще при его отце, он отпустил и теперь сидел в кресле, наследном кресле главы компании.
Офис мог бросить пыль в глаза кому угодно. Даже видавшие виды клиенты, они же не знали о прежное отцовской практике, поражались утонченноти и едва випирающему богатству обстановки. Все было построено в лучших традициях преуспевающих компаний - ничего лишнего, как впрочем и недостающего. Отец знал, как "загработать" денег (милый афоризм, также доставшийся в наследство от знаменитого предка), и как их с толком потратить. Все было переведено в недвижимость, драгоценности для жены и прочую чушь, призванную сохранять деньги от инфляции.
Новая волна воспоминаний нахлынула неожиданно. Поплыли перед глазами выгона. Таганрог. Новая фамилия. Тогда, в 1997-м они начали считать минуты до окончания добровольной ссылки. После шикарного особняка в ближнем Подмосковье, квартиры в Царском Селе Москвы, двух BMW в додземном гараже, приходилось довольствоваться комнаткой на чердаке, а вовсе не пентхаузе.
Отец с матерью составляли хорошую парочку - ему было престижно иметь в женах королеву подиума и он купил ее, ей нужны были деньги и она купилась. Я был единственным и случайнам. Когда меня обраружили, было уже поздно делать что-то безопасное и решили не рисковать.
Рождение мое держалось в тайне. Если б стало известно, что фотомодель залетела - ее контрактами можно было бы оклеивать сортир.
А так - она пропала из виду на некоторое время, как бы отдыхая близ острова Ява, потом меня отправили в частный пансион и она снова вернулась на ринг preta-porte.
Пансионы типа нашего огораживались от мира выской стеной, километрами сплошных лесных насаждний, полками охраны и прозвищами "правительственная дача" в народе. Рядом текла река, но на которой я за всю свою сознательную жизнь видел только одну лодку, принадлежавшую хозяину пансиона. Детей там было немного. Иногда были слышны крики новорожденных, музыка с веранды (хозяйка любила играть на ройяле), говорок китайца из открытого окна. Ровесников мне нашлось только двое. Нас собирали в классной комнате и преподавали языки и начальные дисциплины. Родители приезжали раза два в месяц, так что для меня они были тетей да дядей.
В это время бизнес отца процветал. Наработав достаточно опыта и денег, через подставных лиц, которых после этого посадили, был куплен завод. Никто не знал хозяина, но бывший директор сразу слетел за халатность, а на его место сел "наш старый друг".
Однажды меня разбудили ночью. Повар-китаец пришел сообщить, что нужно срочно одеться и выйти на лужайку перед домом. Это, честно говоря меня не удивило, потому как я еще следом не проснулся, но сделал, как было велено. Перед домом я увидел отца с матерью. Она держалась за его плечо и плакала. Бледное лицо, не покрытое гриммом, блестело от слез. Я подбежал к ним, а за мной семенил повар с чемоданами. Отец подхватил меня на руки и посадил в машину. Следом быстро села мама. Отец уже сидел на переднем сидении. Машина тронулась. Я оглянулся, глядя через заднее окно на дом. На том месте, где была наша машина уже горели фары нового автомобиля.
Это был побег.
Мне только исполнилось 7 лет.
Отец не выпускал меня на улицу иначе как за продуктами (благо немного наличности у нас все-таки оставалось), тогда как сам вместе с матерью сидели не показывая носу. Они были слишком приметными людьми, чтобы их не узнали. Пластическую операцию мать делать отказалась (первая и так чуть не стоила ей жизни).
Много воды утекло, пока мы были в изгнании, но это всеже лучше, чем годы тюрьмы за финансовые махинации. Когда муть чуть осела и приближающуюся щуку стало видно за версту, отец немедля восстановилпрежнюю жизнь. От прежного он отличался лишь тем, что бизнес пошел достаточно честный. Мотор быстро раскрутился и дело пошло с новым рвением, принося немалые прибыли.
И вот год назад мать погибла в железнодорожной катастрофе. Поезд сошел с рельсов и скатился с обрыва в море. Многие успели спастись, но она, увы, покинула этот вагон вперуд ногами. Спустя два дня я нашел бездыханное тело отца в спальне. Рядом с ним стоял стакан с метиловым спиртом.
Я сидел и смотрел на белоснежную стену кабинета. На ней висела картина одного моего знакомого, которую мы в шутку называли "Любимая школа". Н аквртине полыхал пожаром дом в голой степи. Вокруг только ковыль качается. И ни души. И тут обои начали краснеть. Сначала вокруг картины, потом дальше. Багровое пятно расползалось во все стороны. Я испугался, как никогда в жизни. Попытка закрыть глаза так ни кчему и не привела. Веки не слушались меня. Они словно закостенели. Пятно все ширилось. Рама заблестела и казалось, что кровь сейчас начнет капать на паркет. Руки вцепились в подлокотники кресла и когда я отнял их, один ноготь так и остался торчать из красного дерева. Тогда только мне удалось закрыть глаза руками. Я сидел и смотрел в темноту своих кровавых рук. Наконец глаза стали закрываться. Я протер их и снова взглянул на стену.
По-прежнему на фоне белоснежных обоев полыхала одинокая хатка.
Тишина навалилась на меня бетонным забором. Все. Ales! Больше здесь делать нечего.
Глава шестая.
Пробка, образовавшаяся на подходе к Ленинградскому шоссе путала мне все карты. Ситуация повторялась. Точно также я спешил в аэропорт несколько часов назад. Если ничено не предпринять, я не успею увидеть ее живою.
