Так как старики обладали большим опытом, то на них обыкновенно возлагалась миссия примирения люден с раздраженным божеством. Греческое слово оioйapus, от которого происходит французское слово prкtre (жрец, священнослужитель), означает старик. Люди всегда окружали уважением все, что носит черты древности; они всегда связывали с древностью представление об особой мудрости и опытности. Вероятно, под влиянием этого предрассудка люди обыкновенно предпочитают в затруднительных случаях авторитет древности и решения предков указаниям здравого смысла и разума. Это особенно относится к религиозным вопросам: воображают, будто в древности люди получили религию из первых рук и будто религию во всей ее мудрости и чистоте можно застать в период ее детства, в колыбели. Предоставляю читателю решить, насколько обосновано такое рассуждение! Эти старики окружили обряд примирения с богом всякого рода церемониями, предосторожностями и формулами: они записали для своих сограждан полученные ими от предков сведения, сделанные ими наблюдения, выдуманные ими сказания. Так возникло жречество; так сложился культ; так мало-помалу образовалась религиозная доктрина, передававшаяся в каждом обществе от поколения к поколению. Одним словом, таковы бесформенные и случайные элементы, из которых повсюду возникла религия; религия всегда была системой поведения, созданной невежественным воображением, чтобы снискать благоволение неизвестных сил, которым, как полагали, подчинена природа; в основе религии всегда имеется какое-нибудь гневное и неумолимое божество. На этом детском, нелепом понятии жреческое сословие основало свои права, свои храмы, алтари, богатства, свой авторитет, свои догматы - одним словом, на этих грубых основах держатся все религии мира; выдуманные некогда дикарями, они и в настоящее время руководят судьбой самых цивилизованных народов. Эти столь пагубные по своим принципам системы в дальнейшем были по-разному видоизменены человеческой мыслью с ее природным влечением к неизвестному:

люди вначале всегда приписывают неизвестному огромное значение, а впоследствии никогда не осмеливаются хладнокровно его анализировать.

Так изменились воображаемые представления о божестве, выдуманные теми или иными людьми или полученные ими со стороны. Первая богословская система вначале заставила человека бояться и почитать стихии, материальные и грубые предметы; затем он стал поклоняться существам, управляющим стихиями, могущественным гениям, гениям низшего порядка, героям или людям, одаренным великими доблестями. В ходе дальнейших размышлений он решил упростить эту систему, подчинив всю природу одному-единственному агенту - верховному разуму, духу, мировой душе, приводящей в движение эту природу и ее части2. Восходя от одной причины к другой, люди в конце концов перестали различать что бы то ни было, и в этом-то мраке они поместили своего бога; в этих темных безднах их встревоженное воображение продолжает фабриковать химеры, которые будут страшить людей до тех пор, пока познание природы не освободит их от веры в эти призраки - предметы их постоянного и бессмысленного поклонения.

Если мы захотим понять сущность наших представлений о божестве, то должны будем признать, что словом бог люди всегда обозначают наиболее скрытую, далекую и неизвестную причину наблюдаемых ими явлений; они употребляют это слово лишь в тех случаях, когда перестают разбираться в механизме естественных и известных им причин; утратив из виду последовательность и связь этих причин, они прекращают свои поиски; чтобы покончить с затруднениями, называют богом последнюю причину, то есть ту, которая находится за гранью всех известных им причин; таким образом, они дают лишь туманное название некоторой неизвестной причине, перед которой останавливаются под влиянием лености мысли или ограниченности своих познаний. Во всех тех случаях, когда говорят, что бог есть виновник какого-нибудь явления, это означает просто, что не знают, как могло произойти подобное явление при помощи известных нам в природе сил или причин. Так, невежественное большинство приписывает божеству не только поразительные и необычные явления, но и самые простые события, причины которых совсем нетрудно узнать всякому, кто поразмыслит над ними. По-видимому благодаря незнанию истинных причин страстей, талантов, поэтического дарования, опьянения и так далее, эти явления были обожествлены под именами Купидона, Аполлона, Эскулапа, фурий. У страха и лихорадки тоже были свои алтари. Одним словом, человек охотно приписывал какому-нибудь божеству все те явления, которых он не мог понять. Вот, без сомнения, почему считали божественными явлениями сновидения, истерические припадки, галлюцинации. Магометане еще и поныне почитают сумасшедших. Христиане считают экстаз небесной милостью. Они называют видениями то, что другие назвали бы безумием, галлюцинацией, мозговым расстройством: страдающие истерическими припадками женщины особенно подвержены видениям и экстазам; умерщвляющие свою плоть, предающиеся посту монахи находятся в особенно благоприятных условиях, чтобы получать милость всевышнего, то есть предаваться бредням. Германцы, согласно Тациту, думали, что женщины обладают чем-то божественным. Женщины возбуждали воинский дух дикарей, побуждая их к сражениям. У греков были свои пифии, сивиллы, пророчицы. Одним словом, человек всегда окружал почтением неизвестные причины поражавших его явлений, понять которые ему мешало его невежество.

Остается вопрос, можем ли мы надеяться на то, чтобы в совершенстве познать силы природы, свойства заключающихся в ней вещей и вытекающие из их сочетаний действия? Знаем ли мы, почему магнит притягивает железо? В состоянии ли мы объяснить явления света, электричества, упругости? Знаем ли мы тот механизм, благодаря которому известное видоизменение мозга, называемое нами волей, приводит в движение наши руки? Можем ли мы объяснить себе, как наш глаз видит, наше ухо слышит, наш ум понимает? Если мы не в состоянии понять повседневнейших явлений природы, то на каком основании отказываем мы ей в способности производить без содействия постороннего, менее известного, чем она сама, активного начала другие, непонятные для нас явления? Становимся ли мы умнее от того, что по поводу явлений, истинных причин которых не можем найти, нам всякий раз говорят, будто эти явления произведены могуществом или волей божества, то есть вызваны каким-то совершенно неизвестным нам активным началом, которое мы представляем себе еще хуже, чем любую естественную причину? Неужели достаточно простого звука, с которым мы не можем связать никакого определенного содержания, чтобы дать объяснение возникающим у нас вопросам? Что означает слово бог, как не недоступную нам причину явлений, которые поражают нас и которых мы не можем объяснить? Если мы будем честны с самими собой, то должны будем согласиться, что лишь незнание естественных причин и сил природы породило богов; лишь невозможность покончить с этим незнанием, составить себе ясные представления о происхождении вещей и открыть истинный источник вызывающих удивление или страх явлений заставляет большинство людей думать, будто идея о боге необходима, чтобы понять те явления, до истинной причины которых они не могут добраться. Вот почему считают безумцами всех тех, кто не видит нужды допускать существование какого-то неизвестного активного начала, какой-то скрытой энергии, которую люди благодаря своему незнанию природы помещают где-то вне ee.

Все явления природы неизбежно порождают в людях различные чувства. Одни полезны им, другие вредны; одни вызывают их любовь, восхищение, признательность, другие - беспокойство, отвращение, отчаяние. Люди сообразно различным испытываемым ими чувствам любят явления, вызывающие в них различные страсти, или боятся их; они соразмеряют эти чувства с испытываемыми ими воздействиями; их восхищение, их страх растут тем больше, чем обширнее, могучее, непонятнее, непривычнее, интереснее для них поражающие их явления. Человек неизбежно считает себя центром всей природы: действительно, он может судить о вещах лишь в зависимости от того, как они воздействуют на него; он может любить лишь то, что считает благоприятным для себя; он неизбежно ненавидит и боится всего того, что заставляет его страдать; наконец, как мы видели, он называет беспорядком все то, что нарушает деятельность его организма, и полагает, что все в порядке, не испытывая чего-либо не соответствующего его способу существования. Под влиянием всех этих идей человек уверил себя, будто природа создана для него одного, будто в своих творениях она имеет в виду лишь его и могущественнейшие причины, которым она подчинена, производят все изменения во вселенной только ради его блага.