Группа Фролова благополучно достигла окрестностей Луцка, встала лагерем в двадцати пяти километрах от города и выслала туда разведчиков. Однако как раз в эти дни лопнул нейтралитет бульбашей. Одновременно возобновились и немецкие карательные экспедиции с участием украинских полицейских. Возникла реальная угроза, что немцы и бульбаши перекроют все пути отхода и группа Фролова окажется отрезанной от базы. Медведев передал Фролову приказ срочно возвращаться.
К этому времени Марфа Ильинична и партизанка Ядзя Урбанович уже побывали в Луцке, установили там нужные связи и получили первую пока еще смутную информацию о доставке в Луцк под усиленной охраной партии химических снарядов.
У села Богучь близ реки Случь группа Фролова попала в засаду. Марфа Ильинична и еще несколько бойцов остались под Луцком, там-то их и настигла беда... Струтинская все же еще раз сходила в город, получила от подпольщиков важные документы и вернулась в лес, на хутор Вырок, где ее ждали несколько партизан, специально оставленных Фроловым. Ночью хату окружил отряд вчерашних оуновцев, а ныне уже солдат только что формируемой оккупантами в Лемберге - так теперь немцы официально называли Львов дивизии СС "Галичина". В неравном бою только двоим партизанам удалось уйти в лес, все остальные погибли.
Беда настигла еще одного разведчика и прекрасного человека Константина Ефимовича Довгера. К этому времени Довгер уже побывал не только в Ровно, Луцке, но и во Львове и даже Варшаве. В частности, "дядя Костя" установил, что в Варшаве существуют две псевдоподпольные польские офицерские школы, субсидируемые из Лондона польским эмигрантским правительством. Как выяснил Довгер, деньги эти, в долларах США, доставались гитлеровцам. Они же были и руководителями и преподавателями. Легко представить, что за офицеров готовили они для армии польского сопротивления.
3 марта, получив очередное задание, Константин Ефимович и два его попутчика, также разведчики отряда лесничий Максим Петровский и поляк-журналист Олек Петчак, направились в Сарны, чтобы оттуда выехать в Ровно. Видимо, националисты уже держали их под наблюдением, иначе невозможно объяснить, почему разведчиков без всякой причины схватили, обыскали и препроводили в свой штаб - хату на берегу Случи. Всем троим связали руки за спиной кусками колючей проволоки и стали пытать. Разведчиков били шомполами, кололи иглами и гвоздями, резали ножами. Перед рассветом, ничего не добившись от пленных, их поволокли к реке, с которой еще не сошел лед. Здесь уже была готова прорубь. Несколько палачей схватили отбивающегося ногами Довгера и засунули его живым под лед... Сопротивление "дяди Кости" отвлекло внимание бандитов от Петчака и Петровского. Воспользовавшись этим, они кинулись бежать. Вдогонку загремели выстрелы. Петчак почти сразу рухнул наземь. Петляя по снегу, чтобы избежать прицельного огня, Петровский продолжал бежать и ушел-таки от страшной смерти в ледяной купели. Три часа босой, с руками, стянутыми за спиной колючей проволокой, весь истерзанный и обмороженный, добирался Петровский до партизан. От него и узнали бойцы о мученической смерти всеми почитаемого "дяди Кости". К вечеру того же дня партизаны перебили отряд националистов, совершивших страшное преступление, до последнего бандита. Тело Довгера было извлечено из-подо льда и захоронено с воинскими почестями.
Через несколько дней в отряд пришла его дочь - потемневшая от горя семнадцатилетняя Валя. Девушка попросила дать ей оружие.
Успокоив Валю как мог, Медведев решил пока что оставить ее в отряде, поручив заботам командира радиовзвода Лидии Шерстневой, человека доброго и тактичного.
Когда Валя Довгер через некоторое время пришла в себя после гибели отца, встал вопрос о ее дальнейшей судьбе. Посоветовавшись со своими помощниками, Медведев пришел к решению, которое показалось поначалу кое-кому странным, но впоследствии полностью себя оправдало: вместе с матерью девушку отправили в Ровно, и тут худенькая, хрупкая, совсем юная девушка проявила и твердость характера, и волю, и находчивость.
Одноклассник Вали по клесовской школе Людвиг Яворский, работавший переводчиком в жандармерии и связанный с подпольем, выдал ей подлинную, со всеми подписями и печатями справку, удостоверяющую, что отец девушки убит партизанами за сотрудничество с немецкими властями.
Эта справка помогла Вале перебраться в Ровно, завязать здесь полезные знакомства, устроиться на работу, а позже и подыскать хорошее жилье - в доме номер 55 по Ясной улице. Этот дом на тогдашней окраине города стал одной из самых удобных и надежных квартир, где всегда мог найти убежище "Колонист".
Вскоре в отряд стала поступать информация от новой ровенской разведчицы - "Дочери", в которой Кузнецов обрел хоть и неопытную на первых порах, но верную помощницу.
Глава 11
Один из самых знаменитых эпизодов в разведывательной деятельности Николая Кузнецова - его многократно описанный и столько же раз искаженный (увы, в том числе ранее и автором настоящей книги) визит к рейхскомиссару Украины Эриху Коху. Сейчас, благодаря найденным в личном архиве заместителя Медведева по разведке Лукина копиям отчета Кузнецова и другим документам, появилась возможность восстановить обстоятельства этой встречи с максимально возможной точностью.
В штабе отряда на протяжении многих месяцев разрабатывался не один план выхода на рейхскомиссара с целью его уничтожения. Кох презирал и ненавидел всех славян и не скрывал этого. Под его прямым руководством шло неслыханное по масштабам и жестокости ограбление Украины. По собственному докладу Коха только из РКУ и только к июлю 1943 года в Германию было вывезено 3,6 миллиона тонн зерна, 500 тысяч тонн картофеля, 155 тысяч тонн сахара, 100 тысяч тонн бобовых, 50 тысяч тонн масла... На каторжные, по сути дела, работы в третий рейх было насильственно отправлено два миллиона человек, и если вначале на учет в "бюро труда" ставили семнадцатилетних, то позднее возрастной предел был снижен до пятнадцати лет. На Украине существовало 80 лагерей, а после освобождения Красной Армией на одной только Ровенщине было обнаружено около двухсот замаскированных мест массовых убийств военнопленных и мирных жителей.
После поражения гитлеровских войск под Сталинградом Кох издал свой пресловутый циркуляр об обращении с украинцами, как с рабами: "Я требую, чтобы принципом управления с украинцами была твердая рука и справедливость. Не верьте, что условия, которые сложились в настоящее время, вынуждают нас быть менее твердыми. Наоборот, кто верит, что может добиться у славян благодарности за мягкое обращение, тот формировал свои взгляды не в НСДАП, а в каких-то интеллигентских клубах. Славянин будет рассматривать мягкое отношение к себе как признак слабости".
Подобраться к Коху никак не удавалось. В ту зиму он бывал в Ровно редко, наезжал, как правило, внезапно и ненадолго.
Один из планов предусматривал ликвидацию Коха вместе с верхушкой рейхскомиссариата 20 апреля 1943 года - в этот день намечалось его выступление на большом митинге по случаю дня рождения Гитлера. На площадь явились Николай Кузнецов, Михаил Шевчук, Жорж Струтинский, другие вооруженные разведчики. Под командованием Кузнецова они должны были забросать трибуну гранатами, а затем скрыться. Все было подготовлено, но Коха в тот день в Ровно не было.
Вечером того же 20 апреля неожиданно запылали и выгорели дотла огромные склады на железнодорожной станции Ровно. В отряде недоумевали: никому из разведчиков такого задания не давалось. Лишь много позднее городские подпольщики Василий Галузо и Николай Куликов, впоследствии геройски погибшие (они дали немцам настоящий бой, забаррикадировавшись в доме на Хмельной улице), признались, что подожгли склады по собственной инициативе. Николай Кузнецов тогда долго радовался, что "нашлись молодцы, сделавшие фюреру хороший подарок ко дню его рождения".
Ранее существовал еще один план под условным и красноречивым названием "Самодеятельность": произвести налет на резиденцию Коха группе из двадцати трех бойцов, переодетых в немецкую военную форму под командованием обер-лейтенанта Зиберта. Для участия в нападении были отобраны Борис Харитонов, Лев Мачарет и другие бойцы, хоть в какой-то мере владевшие немецким языком. Борис Харитонов впоследствии не без юмора рассказывал, как на лесной поляне примерно взвод "гренадеров" часами маршировал, распевая немецкие солдатские песни. (Зиберт специально с этой целью достал и принес в отряд солдатский песенник. Особенно понравились ребятам "Розамунда" и "Моя крошка Моника".)
