Когда змея закончила, осталась паутина пульсирующих черных ветвей на белом экране.

Шон держал Тревора вертикально одной рукой и яростно хлопал его по голове.

— АВА: что случилось с игрой?

— Я не знаю, Шон. Запускаю диагностику сейчас же.

— Она не знает? — глаза Шона расширились от беспокойства. — Она никогда раньше этого не говорила. Она всегда… эй! АВА: запри дверь.

Мэтт хлопнул ладонью по защелке. Но АВА уже запечатала дверь.

— Выпусти меня! Ты не можешь задержать меня здесь!

— Чего ты бежишь, а? Ты сделал это? — Шон сердито посмотрел, когда не получил ответа. — Ты сделал, да? Ты был в бешенстве, потому что мы смеялись над Мэдди, так что ты запрыгнул в свой экран и испортил игру!

— Нет, это не…

— Тревор ранен! — кричал Шон. — Ты проколол ему уши! И я не позволю тебе уйти отсюда, будто ничего не произошло. Так что теперь ты можешь пойти со мной, — его голос перешел в рычание, — или я могу вырубить тебя и оттащить к RA.

У Мэтта не было выбора. Он закинул руку Тревора себе на плечо и пошел с Шоном по коридору, ноги дрожали, пока он шел.

Их RA жила в соседней комнате. Ее звали Кэндис, и она училась в университете на стипендии — футбол, полный курс. Школьная политика для RA состояла в том, чтобы держать двери открытыми, пока они находились в своих комнатах, но было известно, что Кэндис не любила, когда ее беспокоили.

Шон постучал немного робко.

— Эй, Кэндис? Мы можем зайти на секунду? Тревор ранен — это чрезвычайная ситуация.

Ответа не было. Ее дверь была распахнута, и через края сиял слабый голубой свет.

— Ее экран включен, значит, она должна быть… — Тревор остановился. Его голова болталась из стороны в сторону, а глаза расширились от паники. — Я не могу… я ничего не слышу!

— Все нормально. Мы попросим Кэндис вызвать медика, — спокойно говорил Шон. — Ты, наверное, порвал барабанные перепонки…

— Я не слышу! — кричал Тревор. — Я не могу… ой!

Шон хлопнул кузена по подбородку. Голова Тревора откинулась и упала вперед. Через секунду он влажно захрапел Мэтту на ухо.

— Ах, — Шон тряхнул рукой, морщась от боли в костяшках. — Ах, мне не нравится это делать, но это единственный способ заставить его заткнуться, — он постучал в дверь в последний раз, прежде чем протиснуться внутрь. — Привет? Угу, она спит. Давай! Забирай его из коридора.

Шон втянул Мэтта и Тревора внутрь и закрыл за ними дверь. Он подошел к единственному столу в комнате. Пол был завален обувью и одеждой, а также несколькими футболками, которые пахли так, будто их пора было постирать.

Кэндис сгорбилась за столом, тяжело положив голову на сгиб одной руки. Она была лицом к окну и в наушниках. Шон потянулся, чтобы коснуться ее плеча, когда Мэтт издал стон.

— Что? — Шон поднял взгляд, и его челюсть сжалась, когда он увидел пустой белый фон и пульсирующие ветки на экране Кэндис.

«Тебе конец», — прошептал он, сверля его взглядом.

Мэтт не обращал внимания. Он качал головой, шепча:

— Это нехорошо… Боже мой…

«Конец», — повторил Шон. Он похлопал Кэндис по плечу, но она не ответила. Даже после быстрого толчка ее тело только качнулось в сторону.

Шон провел рукой по голове, прежде чем, наконец, остановился перед ней.

— Эй, Кэндис? У нас есть проблема… о, бл..!

Его лицо дёрнулось, когда имплант ударил его, мягко напоминая ему не ругаться. Но Шона, похоже, это не волновало. Он посмотрел на Кэндис, согнулся пополам, и его стошнило в углу комнаты.

Кэндис его не слышала.

И она не могла его видеть.

С ней случилось что-то очень плохое. Что-то резкое и быстрое. Из ушей и из носа текли красные струйки. Кусочки творожистого сероватого вещества выливались из ее пустых глазниц. Кровь собралась черной лужей под ее подбородком — там, где лежали ее темные глаза.

Они все еще были соединены с ее телом…

До сих пор дергались от шока.

ГЛАВА 9

ИЮНЬ 2412

… Ты не протянешь и до полудня.

Это были не самые приятные восемнадцать часов в моей жизни. Я провела ночь в тюремной камере, съела немного кашицы на ужин и спала на койке, у которой посередине было что-то вроде железного прута, который не служил никакой конструктивной цели.

Клянусь, это было просто для того, чтобы не дать мне уснуть.

Полицейский ворвался в мою камеру рано утром, выплевывая кучу протоколов о том, что меня официально признали подозреваемой аномалией. Хотя я все еще не знала, что такое Аномалия, у меня было такое чувство, что Даллас ненавидел их даже больше, чем ненавидел Дефектов.

У меня появилось это чувство, когда они застегнули пару тугих металлических наручников на моих запястьях. Но только когда мне на голову надели черный мешок, я поняла это наверняка.

Как только я оказалась в наручниках и ослеплена, полиция бросила меня в кузов, вероятно, пикапа. По пути к выходу они сделали около десяти разных остановок, пока я подпрыгивала из-за езды и пыталась удержать свой завтрак. Не успели они, наконец, заглушить двигатель, как знакомая пара рук схватила меня.

— Г-Говард?

Я точно знала, что человеком, который тащил меня за локти, был Говард. У него был способ схватить меня, когда он зажимал мягкие части моих рук между своими пальцами. Я ожидала, что в любой момент почувствую его дыхание у себя в ухе, рычащее о том, какое же я дерьмо.

Когда он ничего не сказал, я начала волноваться.

— Говард? Куда меня везут?

— Тихо, заключенная! — рявкнул офицер. — Поднимите ее по трапу и ждите шерифа, мистер Блэкстоун.

— Будет сделано, — спокойно сказал Говард.

Он потащил меня вверх по склону и в какое-то убежище. Я почувствовала свист, потолок закрыл небо. Наши шаги эхом отдавались от слишком близких стен. Где бы мы ни были, было темно. Я ничего не видела, но мое тело вздрогнуло, как только мы вошли в темноту. Говард потащил меня дальше, видимо, в заднюю часть металлической комнаты.

На мгновение стало тихо. Его руки оставались сжатыми на моих руках; его дыхание опаляло мою макушку. Затем он прошипел такими легкими словами, что едва ли можно было назвать их шепотом:

— Удачи, Шарлиз, но держу пари, что ты не продержишься даже до полудня.

Его руки соскользнули. Через полсекунды кто-то сорвал мешок с моей головы.

— Шарлиз Смит, вы были задержаны полицией Далласа по подозрению в проявлении аномальных наклонностей. По закону мы обязаны вас перевезти…

Шериф Кляйн говорила со мной, но я ее не слышала. Время, казалось, замедлилось, пока я смотрела, как Говард уходит. Он вышел из темных пределов того места, где я была, и попал в сияние утреннего света. Я мельком увидела его лицо — вот и все, мельком, — когда он приподнял свою широкополую шляпу перед офицером, охранявшим трап. Потом… он ушел.