Григорий Веский Еврей Люблю я музыку. Она Необходима, в самом деле; Её я слушаю в постели. Передо мной бокал вина, На небе круглая луна… Пролог Великий Штраус! без сомненья, Необозрим его талант… Он, словно дивный фолиант, Где нет строки без приключенья! Как не любить созвездье нот? — В них слёзы радости. Былые, В них чувства плещутся живые На лоне девственных красот. Я за мечтой лечу желанной, Она (подумать только – да!) Как свет свободы долгожданной, Как солнце, воздух и вода. * * * Понятно публики волненье: Здесь звуки льются для души, Здесь поцелуя вдохновенье… Минуты счастья хороши! Невежды мысли так скучны… Его не трогают беседы; Ему с рождения даны Лишь смехотворные победы. Ничем не лучше верхогляд, Его, для комплиментов поза. Когда ему в лицо польстят, Его как будто исцелят, Ведёт себя он как мимоза. * * * То было словно представленье, Где каждый видел, что хотел… Перешагнув на миг предел, Своё, приветствуя виденье. Господь с улыбкою взирает На поведение людей, На суть неслыханных идей: Его ничто не удивляет! * * * Оваций гром и… ликованья! Слова восторга, восклицанья… Так восхищаются зарёй, Здесь тишины покров ночной; Здесь есть предмет для подражанья! Поклонник музы благонравной Сказал бы сразу: «Чародей! Ты – искуситель добрых фей! Ты с буквы пишешь всё – заглавной!» Здесь по глазам видны желанья… Приятно им благоволить, Коль позабыты нареканья; Коль слов не нужно для признанья, А только хочется любить! Часть 1 Среди особ высокомерных Привлёк внимание еврей — Заложник мыслей суеверных, Но с философией… неверных, На свете будто всех бедней. Он, представитель тех народов, Где в жилах кровь течёт купца; Любитель хитрых он обходов, Нет для него порой законов, В нём дух ужасного льстеца! Он против долгого безделья, Где счастье дремлет бытия; (Там чувство меры пития), Там нет тяжёлого похмелья. Молва их род давно корила За лицемерия наряд; Холодной скупостью прослыла (Так до сих пор на свете было) Душа и сердце, говорят. Там чувство юмора живое Сверкает в солнечных лучах И, хоть пред совестью в долгах, Хранят молчанье… гробовое. Скажу не ради развлеченья, Вот характерная черта: Евреи любят исключенья Для личной пользы… неспроста! * * * О, слухам я не очень верю! Их откровенно сторонюсь, Их мести вовсе не боюсь И всё же в пасть не лезу зверю. От жизни он не устаёт, При виде денег чуть немеет, Их неохотно отдаёт, Себя фантазией не греет. Часть 2
Абрама с нею случай свёл (Зову по имени его я), Чтоб не нарушить мир покоя, Чтоб дьявол в дебри не завёл. К тому ж из чувства уваженья Хочу по имени назвать; От вас мне нечего скрывать — Я не лишён предубежденья. * * * Приметы пылью вековою Лежат на разуме моём, Их не стереть уже рукою, Ни шуткой острой, удалою… Кто с этим право не знаком? Ошибки тягостны чужие — Воспринимают их всерьёз; Свои, как шалости простые, Совсем невинные, блажные — А с них какой, скажите, спрос? * * * Так вот, она под впечатленьем Концерта Штрауса была, Улыбкой нежною цвела, Любуясь жизнеощущеньем. Пред ней раскинулись просторы В своей невиданной красе; Купались в утренней росе Леса, луга, долины, горы. Капризу женскому служа, Преображалась, став стыдливой. О, быть могла чертовски лживой… На сердце руку положа, Назвать её нельзя красивой. * * * Она из тех, похоже, дам (Я убеждался в этом сам), Что уважение внушают; Внимала трезвым голосам, Где суть вещей не искажают. Уравновешенной, спокойной Казалась с виду. Да, она Стремилась быть благопристойной. Её душа раздвоена! * * * Мишенью был и я порой Для языкастых пустословов, Их нарушал мой ум покой, Они уже не рвались в бой — Я усмирял их гнусный норов! Ушёл от темы ненадолго; Всегда я верен чувству долга! * * * Ах, без неё в душе – пустыня! Волной вздымалась грудь; она Походкой, словно героиня… Её ужасная гордыня Твердила: «Я – Величина!» Среди мерцающих свечей Могла казаться легковерной; Не ясен взор её очей, Но всё же было что-то в ней: Судил по позе я манерной. |
