Незамеченный, Мухиддин слушал. Иногда он видел, как девочка просто бродила по пляжу, приближаясь к выброшенным веткам, к мертвым угрям, птицам или рыбам, к пластиковым пакетам, к хоккейной клюшке, к голове куклы, к голубой игрушечной черепахе. Однажды она обнаружила наблюдателя, стоявшего на балконе сразу после рассвета, и принялась напевать уже тише, однако утренний бриз все равно доносил слова:

Мухиддин видел девочку и раньше, до того как ее рассветные приключения стали частью его жизни. Первая встреча состоялась тогда, когда Юсуф Юма, рыбак, приволок на пристань огромное – размером с небольшого человека – рассеченное, истекающее жиром чешуйчатое существо с четырьмя плавниками, похожими на рудиментарные конечности. Тут же набежали зеваки, а бывалые моряки принялись обсуждать находку, припоминая, что однажды подобное чудовище уже обнаруживали в здешних водах. Девочка тоже явилась посмотреть. Она пробралась между взрослыми и наклонилась к существу, когда пришел Мухиддин. Он совершал вечерний променад, вначале оповестив всех о своем прибытии стуком стальных набоек на башмаках, а потом и заявлением:

– Ni kisukuku. Alieishi tangu enzi za dinasaria, – он повторил надпись с плаката, где сообщалось о латимерии, и добавил: – Когда я ходил на рыболовецком судне, в наши сети попадалось похожее создание. Его нельзя употреблять в пищу, а нужно вернуть в воду. На радость акулам.

Когда Мухиддин посмотрел на пойманное существо, то поймал пристальный взгляд широко распахнутых глаз и заметил удивленное выражение лица девочки в потрепанной одежде, которая была ей велика, после чего вернулся к прерванной прогулке.

Сейчас Мухиддин расслышал за свистом закипевшего чайника голос малышки:

Недовольно шлепнув по крышке, будто по непослушному питомцу, Мухиддин налил черный горький кофе в кружку, глотнул ароматный напиток с добавлением кардамона, гвоздики и корицы, после чего поднял поднос и понес в комнату наверх, где расположился на балконе, рассматривая беспокойную синеву океана и обведенные красной каймой облака. Все предвещало надвигавшийся шторм. Девочка играла в воде, среди белых пенистых клочьев, и в один момент нырнула, заставив Мухиддина беспокоиться. Течения могли сыграть с малышкой злую шутку. Он принялся отсчитывать секунды, высматривая темные оттенки и зыбь, которые выдавали бы наличие глубинной стремнины. Затем голова ребенка показалась над поверхностью. Предыдущий рекорд погружения девочки составлял две минуты, сейчас же к нему добавилось еще семнадцать секунд. Мухиддин утер нос рукавом и удивился, с какой стати вообще волновался о том, что его не касалось. Затем невольно улыбнулся. Целых две минуты и семнадцать секунд!

Вспомнилось еще одно раннее пробуждение более года назад. Поскрипывания и характерные утренние шумы потревожили сон Мухиддина, и он потянулся к часам, которые собрал из деталей всех предыдущих будильников, подарив звонок, больше похожий на стрекот сверчка, и обыкновение издавать сигнал каждые три часа. Обеспокоенный, хотя причина волнения сейчас уже позабылась, Мухиддин отправился на балкон дожидаться рассвета и заметил, как пурпурная вспышка мелькнула на небе и на секунду высветила в океане создание, которое прыгало и резвилось, подобно детенышу дельфина, помбу. Оно нырнуло под воду и появилось на поверхности несколькими метрами дальше. Конечно, Мухиддин не верил в существование джиннов, но такая идея на секунду возникла в сознании при виде бесплотного создания. Он поспешил вниз по лестнице, пересек внутренний дворик и пробежал по помещению, которое использовал как магазин и кабину для взвешивания, затем спустился с крыльца на улицу и торопливо обогнул здание, выглянув за угол на море. А когда опознал в неизвестном существе худую девчонку-беспризорницу, то удивился собственному разочарованию и укорил себя: «А чего ты ждал, привидения?»

Kweli avumaye baharini papa kumbe wengi wapo – «В океане плавает разная рыба».

Мухиддин нахмурился, раздираемый противоречивыми мыслями. Следует ли ему вытащить ребенка на берег? На острове существовали негласные правила о том, кому можно плавать в море. Детям – только под присмотром взрослых. Девочкам – никогда. И все же… Бывшему рыбаку, служителю океана, была слишком хорошо известна притягательность самого древнего бога – воды – для некоторых людей. Он сам не сумел воспротивиться зову. Однако в случае с Мухиддином обстоятельства немного отличались. Его отец и отец отца являлись хранителями океана. Они умели читать волны в любой сезон, оберегали традиции и чтили принятый уклад. И хотя умерли родные раньше, чем успели передать знания потомку, он унаследовал призвание и с юности обладал редким даром, доступным кроме него всего семерым людям: без фонаря нырять ночью на самую глубину за рыбой, устрицами и крабами, когда лишь огни на лодках указывали обратный путь. Мухиддина жалили медузы и били током электрические угри, но он выжил и теперь мог распознать приближение морского вала, приливы и течения по одному взгляду на них или даже по ощущению, а когда однажды быстрина утянула молодого рыбака на глубину, он ничуть не испугался, только заинтересовался. После возвращения на Пате он уже трижды просыпался ночью в воде, не представляя, когда и как успел выбраться из постели, выйти из дома и оказаться в море.

Котенок с грязным белым мехом лежал на худеньких плечиках хозяйки, пока та наблюдала за причаливавшей пассажирской лодкой в надежде обнаружить среди прибывших отца. Девочка никогда его не видела и не знала, как он выглядит, но нарисовала в воображении четкий образ. Вот и сейчас она усилием воли пыталась заставить объявиться придуманного папу именно сегодня. Как делала вчера.

И позавчера.

Как делала тогда, когда свистом старалась призвать ветер, а песней – успокоить волны.

Сегодня отца среди пассажиров утренней лодки не обнаружилось. И среди тех, кто выбрался на берег из вечернего дау, пошатываясь и спотыкаясь, тоже. Не оказалось его и в мини-автобусах мататус, которые дважды в день прибывали на остров Пате. Аяана ждала до самых сумерек, до стрекота вечерних сверчков, до той внезапной тишины, которая будто просила девочку заговорить. Тогда она прошептала котенку, что даст отцу еще один шанс объявиться. Всего один, последний шанс найти дочь. Завтра. Питомец боднул щеку хозяйки и замурлыкал.

Под водой время исчезало. Одиночество, безмолвие и все остальное уступало место неясному зову. Стремилось к нему. Парило в глубине. Под водой не требовалось давать имена вещам, чтобы загнать их в привычные рамки. Интуиция, вера, опыт, ощущение – всего этого было достаточно для понимания. Море смотрело множеством глаз, в том числе взглядом девочки, плавающей как рыба. Она уставилась на Мухиддина, который улыбнулся в ответ, и продолжила дрейфовать вместе с течением и обитателями моря, пока не пришло время вынырнуть на поверхность. И рассмеялась.

Мухиддин облокотился на перила и подался вперед, чтобы лучше слышать ребенка и океан, ребенка в океане. Поняла ли уже малышка, что воды и течения могут оказаться непредсказуемыми, как и мир вокруг? Но нет, это не его дело. В тот первый день бывший рыбак вернулся в спальню, но с тех пор на рассвете высматривал девочку. Иногда она не объявлялась вовсе, а иногда прибегала еще до восхода солнца, на цыпочках заходила в воду, огибая отмели, если был отлив, или ныряя в волны, если море стояло высоко. Постепенно, месяцы спустя, ребенок-рыба начала бросать взгляды на балкон, проходя мимо дома Мухиддина, будто знала, что он стоит там. Еще через некоторое время она стала замедлять шаг и опускать голову. И наконец однажды остановилась, глубоко вздохнула и подняла голову, а когда их глаза встретились, то потянула себя за мочки и высунула язык. А затем унеслась прочь, оставив на песке следы, будто от копыт антилопы-дукер.