– Ладно, не кипятись. Ну, так когда он явится?

– Сегодня вечером.

– О-па! Значит, надо будет свалить на это время, – отвечаю и начинаю думать, куда податься.

– Не требуется, – говорит соседка. – Мы с ним в кино пойдем.

– Что смотреть собрались?

– Мелодраму. Называется «Век Адалин». Я читала, говорят, очень милый фильм.

– Ну, как всегда ты в своем амплуа. Сопли, слезы, слюни и шуры-муры, – насмешливо оцениваю Лидкины перспективы. – Будете целоваться на заднем ряду, потом пожамкаетесь в уголочке и по домам, да?

– Да лучше уж так, чем как ты! – Отзывается Лида. Кстати, всё это время она продолжает гладить свой гардероб. Манера у неё такая. Раз в месяц достает всю одежду и постельное белье, переглаживает. Маньячка гладильная. Я однажды спросила, зачем она так старается. «Мне нравится, успокаивает», – ответила. Можно подумать, ей нервничать приходится.

– Да уж лучше! – Бросаю вызывающе. – У меня, по крайней мере, выбор есть. А ты присосалась к одному Боречке своему, словно других парней вокруг нет. Нормальных.

– Кобели они все озабоченные, – равнодушно говорит Лидка. Ну да, с её размером груди, между третьим и четвертым, я бы тоже так думала. Потому как чего бы она ни надела, а бюст выпирает, и парни на него пялятся.

– Может, и так, – говорю. – Но ничего, найду себе богатого, женю на себе, рожу троих детишек, никуда от меня не рыпнется, хоть гулял он по бабам до меня, хоть нет.

– И зачем тебе такой нужен? Бросит ведь.

– Да и хрен с ним! – Смеюсь. Серьезность Лиды меня забавляет. – На его алименты жить буду. Да ещё по миру кататься на курорты всякие.

– Ох, Евгения, не доведет тебя до добра твоя неразборчивость, – философски замечает соседка.

– Не бухти, баба Лида, – подкалываю в ответ. – А то батюшка епитимью наложит.

– Сама ты бабка старая, – незлобиво отвечает соседка. – По крайней мере, хоть и наложит, зато в церковь пустит. А тебя на порог нельзя.

– Чего это?

– Блудница ты вавилонская, вот почему, – говорит Лида.

– Ничего, покаюсь, и пустят.

– Ага, вижу, ты прям бежишь, спотыкаешься.

– Мне пока без надобности! – Отвечаю я и поворачиваюсь на бочок. Всё равно делать сегодня нечего, на свидание меня пока не звали, буду спать. Авось, Коля с Мишей во сне явятся и сделают мне приятное во всех местах.

Уснуть сразу не получается. Долго лежу с закрытыми глазами, только чтобы Лидка вела себя тихо и не пробовала со мной снова заговорить. И думаю о том, что я ведь не всегда была такой разудалой девушкой, которая до того дошла, что ей даже прозвище Duffалка. Звучит забавно: «Даффалка» с ударением на среднюю «а». Мне бы обидеться, но я не стану этого делать. Характер не тот. Уже не тот, а ведь с момента, когда я впервые переступила порог университета, прошло всего полтора года.

Тогда я была совсем другой. Домашней, милой девочкой-лапочкой, благовоспитанной и приятной в общении. Такой целочкой-невредимочкой в свои 18 лет, поскольку в моей семье такие понятия, как «интимные отношения» и «половая жизнь», всегда были под запретом. Мои родители, папа – инженер в крупной строительной компании и мама – фармацевт всегда старались оберегать свою дочку от тлетворного влияния похоти и разврата. Чтобы эта «мерзость», как мама выражается, не проникла в мою юную голову посредством интернета, родители запретили мне заводить аккаунты в социальных сетях. А чтобы не было соблазна, пригласили компьютерщика, который закрыл все выходы на соответствующие сайты.

Всё, что у меня было, – это несколько образовательных порталов, да и те с фильтрацией, чтобы не проникало в мое сознание ничто из того, что родители считают до сих пор омерзительным. Мне вот интересно: как они в таких условиях меня вообще зачать смогли? Наверное, делали это в полной темноте, чтобы потом вспомнить было нечего. Вроде как соитие случилось, но если ты партнера не наблюдал воочию, вроде как… само собой что-то там произошло.

У меня было много запретов. Подруги? Нельзя. Научат плохому. Вечеринки? Боже упаси! Там на этих «вписках» такое творится – Содом и Гоморра покажутся детсадовским утренником! Только учеба, и больше ничего. Максимум – прогулки с родителями в кафе и кино. Да и то, если это исключительно какой-нибудь детский фильм, чтобы там ничего скабрезного даже близко не показывали!

Так и росла. Училась, зубрила. В итоге – золотая медаль и полное отсутствие представления о том, как устроено человеческое общество. В плане секса, естественно, а заодно обычных дружеских и даже просто приятельских отношений. Я жила, словно в плотном коконе, из которого мне было дозволено смотреть на мир через маленькое окошечко. Обзор крошечный, стекло мутное, снаружи – толстая решетка. Ни сбежать, ни рассмотреть.

Я теперь вспоминаю это всё и поражаюсь: почему у меня даже мысли не возникло сбежать? Или хотя бы устроить бунт? Ведь мою жизнь родители превратили, по сути, в тюрьму, где сами же выступили охранниками! Но вместо скандалов и криков я покорно исполняла всё, что мне говорили. Вся жизнь моя была подчинена сплошным правилам, и казалось, что так и должно быть. Ну, а как иначе, если тебе каждый день твердят, что наша квартира – это оазис моральной чистоты, в то время как вокруг – хаос из пошлости и извращений!

Забавно: я, однажды услышав, как мама говорит об извращениях, наивно спросила её, что это такое. Она смутилась, густо покраснела и пробормотала что-то вроде «это когда люди… какашки едят». «Фу, какая мерзость!» – ответила я, сморщившись. Больше вопросов не задавала: всё предельно ясно же, чего тут рассуждать? Родители делали всё, чтобы вбить мне в голову самые простые, но неприятные представления о разных скабрезных (с их точки зрения) вещах. Кто такие гомосексуалисты, папа? «Это мужчины, которые спят друг с другом, потому что сумасшедшие». Что такое секс, мама? «Физическая и нравственная грязь». И тому подобное.

Золотая медаль, девяносто восемь баллов по ЕГЭ, чистый, незамутненный разум, простенькое платье, купленное мамой на распродаже в гипермаркете, и там же приобретенная сумочка из кожзама, да ещё балетки, – такой я помню себя на выпускном, когда окончила школу. Вернее, мне было разрешено присутствовать только на официальной церемонии вручения аттестатов, а после, когда одноклассники отправились отмечать в ресторан, чтобы потом встретить, по традиции, рассвет у реки, я отправилась домой.

Мне было односложно сказано: «Надо, Евгения, готовиться к поступлению в вуз». Какой? Это также было за меня решено заранее. Предки однозначно решили, что профессия инженера мне не походит, поскольку я девушка. Фармацевт в семье уже есть – мама. Тогда пусть я стану… государственным служащим. Чиновницей меня сделать захотели, проще говоря. Потому в июне я под надзором мамы подала документы в университет на специальность «Государственное и муниципальное управление», чтобы через четыре года стать бакалавром и новоиспеченным бюрократом.

Я не спорила. Я тогда была робкой овечкой. Меня можно было запросто отвести куда угодно. Хоть подать документы на специальность, которая не интересовала совершенно, хоть в клинику и разобрать на запчасти, – я бы даже не догадалась, для чего меня туда привели, поскольку слепо следовала всем предписаниям родителей.

– Женька, ты не спишь? – Тихонько спрашивает Лида. Вот ведь куролесина такая! Неймётся ей! Гладила бы дальше своё барахло, да пошла подмылась как следует. Вдруг её скорострел Борюсик захочет сегодня побаловаться с киской партнерши? Насчет лизнуть и пальчиками поиграть внутри – это вряд ли. У него, судя по физиономии, в этом деле опыт отсутствует напрочь, равно как и понимание, насколько девушкам нравится, когда ласкают их нижние губки и горошинку клитора, аккуратно и ласково забираясь пальчиками в горячее и мокрое… Ух, опять возбуждаюсь. Он, Борюсик этот, скорее всего, потыкает в Лидку минутки две, прыснет себе в ладошку, и отвалится, как кролик.

– Чего тебе? – Ворчу недовольно, не поворачивая головы.

– Можно я возьму твои джинсы. Ну, те, серые.