Тяпкин сначала обрадовался, а потом испугался, как бы она не загрызла Лёшу, и закричал. Но Лёша спрятался в траву, собака пробежала мимо, по своим делам, а дедушка сказал:

– Умная собака никогда не тронет маленького, у меня уж были собаки, я знаю.

Тяпкин промолчал, потому что хотя он очень любил собак и просил, чтобы ему купили щенка, но во дворе одна собака чуть не загрызла совсем маленького котеночка.

– Она меня не унюхает никогда! – успокоил его Лёша. – Просто я же не пахну. Я ей – как шишка какая-нибудь. Что она дура, что ли, шишки есть?

Так, разговаривая о разных интересных вещах, они дошли до обрыва над речкой. Лёша раньше всех допрыгал до обрыва, остановился и, взявшись ладошками за голову, ахнул:

– О-ой, сколько воды!.. Ой, Любка, я этого никогда не видел!

– Это вот речка, – нравоучительно объяснил Тяпкин. – А то просто ручей. Понял ты теперь?

Собственно, и эту речку почти в любом месте можно было перейти вброд, но кое-где всё же было по шейку, и, спустившись вниз, дедушка разделся и стал плавать, потом вылез, взял Тяпкина за руку и разрешил ему войти в воду по грудки, поплескаться. После этого искупали Лёшу и легли на песочке загорать.

Дедушка загорал, а Тяпкин и Лёша строили домики и заборы из песка. Лёша сказал:

– Гляди, как я могу! – завертелся на одном месте и пропал в песке.

Тяпкин подождал минуту, подождал две, потом испугался и громко заревел:

– Дедуш, Лёшка в песок засыпался!

Дед вскочил, стал расспрашивать, в чем дело, а Лёша откуда-то, совсем с другого конца пляжа, закричал:

– Ты что? Вот он я! Я тебе просто показать хотел!

Так они поиграли ещё часок и пошли вместе с дедом домой.

После обеда, за которым они опять ели разные вкусные вещи, Тяпкин и Лёша легли спать в гамак и заснули сразу, потому что хорошо нагулялись и устали. Спали они довольно долго, потом попили молочка и вышли с дедушкой на тропку встречать со станции маму: Но мама не приехала. Стало уже прохладно, и пришлось возвратиться домой. Оделись потеплей, сходили за молоком, и дедушка разрешил отнести молочка для ежиков. Когда Тяпкин и Лёша спустились к оврагу и вылили молоко в мисочку, из кустов неожиданно появились старички. Лёша очень обрадовался, а Тяпкин закричал:

– Ура! Старички пришли!

Лёша бросился всех целовать, потому что после выздоровления никого из своих старичков не видел.

– Как ты загорел, прямо сосновая шишка! – сказал, улыбнувшись, старенький дедушка и вытер слезы ладошкой. – Как я рад, Лёшенька!.. Я думал, уж и в живых тебя не увижу.

– Говорил же я, моя мама его вылечит! – сказал Тяпкин покровительственно и сел на пенек, положив ладошки на колени. – А вы мне ещё не верили, глупые дедушки!

Старички переглянулись, хотели, наверное, сказать, что это Тяпкин довел Лёшу до такой тяжелой болезни, потом снова переглянулись и сразу все засмеялись. Очень это у них прекрасно получилось в один голос:

– Хе-хе-хе-хе!..

– Вы чего? – обиделся Тяпкин. – Думаете, легко его было вылечить? Очень трудно. Мама целую ночь до утра не спала, всё время к нему вставала, давала пить молочка горячего.

– Передай ей спасибо, – сказал старенький дедушка. – Она добрая, хорошая женщина, я же говорил. Передай ей ото всех нас большое спасибо. Она дома?

– Уехала… – сказал Тяпкин, и вдруг ему сделалось очень грустно, одиноко и захотелось зареветь. – Обещала скоро приехать, а всё не едет… – Сдержался, не стал реветь, сказал басом: – Ешьте идите молоко, а то вон ежики прутся.

В траве и правда показывались и пропадали серые спинки ежиков. Старички заспешили к миске. Лёша тоже побежал впереди них всех и занял место для старенького дедушки, чтобы тот мог поесть. Вряд ли Любин дедушка разрешит взять молочка ещё, просто подумает, что они баловались и разлили. Но оказалось, что старички сегодня не так жадничали, потом, в миске лежало много кусочков булки, они доставали их прямо руками и ели над миской. Видно было, что им очень вкусно: такие у всех старичков стали довольные лица.

Наелись, даже немного молока осталось ежикам.

Тяпкин и Лёша ещё посидели на пенечке, поразговаривали со старичками, но дедушка на крыльце закричал:

– Люба! Лёша! Домой!

Пришлось попрощаться и идти домой.

Ещё немножко они посидели на крылечке с дедушкой, поглядели, какое красное небо там, где село солнце. Дедушка сказал, что завтра будет ветер, раз небо такое красное. Тяпкин промолчал, но не поверил, потому что одно дело – небо, а другое – ветер. Небо – вон оно где, высоко, а ветер на земле.

Но спорить с дедушкой Тяпкин не стал, потому что заметил, что, когда со взрослыми не споришь, как-то всё лучше получается, без всяких неприятностей. Можно делать как хочешь, но спорить не надо.

Попили ещё молочка и стали ложиться спать.

– Деда, – попросил Тяпкин, когда они с Лёшей улеглись рядом на подушке, – а ты нам песню споешь?

– Спи, ладно, потом, – сказал дедушка, зажег керосиновую лампу, загородил её газетой, выключил верхний свет и сел читать книжку.

Стало совсем темно, и не ясно, что же случилось с мамой, почему она не едет. Тяпкин думал об этом, вертелся, вздыхал и не давал спать Лёше.

– Ты что не спишь, крутишься? – оторвался наконец дед от книжки. – И Лёше спать не даешь, он тоже глазами хлопает. Давно пора спать.

– Не могу я спать, – сказал Тяпкин. – Всё время про маму думаю.

– Никуда твоя мама не делась, нечего про неё думать. Завтра проснемся, позавтракаем и сразу пойдем её встречать, она приедет. Спи.

Дед сел близко к кровати и. стал петь колыбельную. Колыбельная эта была очень старая, и знал её дед давно, её пела его мама, когда он был маленьким, потом дед пел её мне, потому что я рано осталась без матери и, кроме него, петь колыбельную для меня было некому, после уже дед пел колыбельную моему ребенку. Голос у деда был плохой, слух тоже, но и мне и Тяпкину казалось, что поет он очень хорошо.

Пока дед пел, Тяпкин повернулся на бочок, подложил ручку под щечку и заснул. Очень он бывал милый и хороший во сне – нос уткнулся в подушку и расплющился, он почмокивал губами и немного сопел. Все маленькие, когда спят, очень хорошие – и щенки, и ежата, и поросята, и дети.

Дед вздохнул, поцеловал его тихонечко, сказал: «Спи, спи!» – и укрыл получше простыней. И тут увидел, что Лёша не спит, смотрит широко открытыми глазами.

– А ты, чучелко, что не спишь? – удивился дед. – днём выспался? Хотел я вас раньше разбудить, да жалко было.

– Нет… – прошептал Лёша. – Дедуш, а ты что пел?

– Песню.

– Мне понравилась… А ты ещё знаешь?

Тогда дед запел ещё песню, которая тоже сначала мне, а потом Тяпкину служила колыбельной, хотя совсем на колыбельную не походила.

Просто дед всю жизнь был очень занят: сначала воевал на германской войне, потом на гражданской, потом боролся за революцию, потом строил социализм – учить колыбельные ему было некогда.

Дед пел: