Самый обычный день и самый обычный автобус. На улице – самое обычное, может слегка яркое, немногим жаркое солнце. Смотреть на него из автобуса – одно удовольствие. А осознавать, что солнце вновь раскрылось после продолжительной зимы наслаждение еще большее.

Молодой человек, уже почти мужчина, с острыми чертами лица, удивительно мягким, простым носом как раз таки в него и всматривался. Отводил взгляд, когда смотреть становилось слишком больно. Солнце грело его кожу, а кожа, кажется, позволяла лучам счастья доходить прямо до сердца.

Никто не представит себе менее обычный автобус, чем этот. Был двойным, выглядел немногим смешно – извивался, ворочался как червь, когда хотел повернуть на перекрестке.

В автобус входили и выходили люди. Дверь открылась, в него уже зашла молодая парочка. Девушка с черными волосами, темной тушью, темной кожаной куртке, и обычный паренек, немного худощавый, в меру высокий, совсем как спичка.

Они держали друг друга за руки, иногда переглядывались друг на друга. Старались найти свободное, уютное для них место. Неспешно продвигались, перешептывались, разбрасывались смешками. И, в конце концов, заняли место близь уже известного нам молодого человека.

Он вскользь просмотрел на них, не снимая улыбки, что одарило его весеннее солнце, затем вновь вернулся к своему любованию, периодически подслушивая их переговоры.

– Нельзя представить себе человека счастливее! – шептал он ей на ушко, нежно поглаживая ее живот, – мы с тобой, здесь… И скоро будем не только мы

Она мило посмеивалась, когда он расцеловывал ее шею. Затем, извильнувшись, улыбнулась ему, отвечая:

– Отстань! – она слегка рассмеялась, – мы ведь на людях!

– Людям все равно на нас, – он улыбался ей в ответ, пожирая ее страстными глазами, – а мне на тебя нет.

Она улыбнулась, тоже возгорев глазами. Только те не были наполнены страстью, но счастьем. Влюбленностью. Она будто желала отдать себя этому молодому человеку, но не телом, а душой. Передать все свои чувства, все свои сопереживания, окрылиться и окрылить его. Но он – пожирал ее. Его душа была полна страсти, так могли сказать любому прохожему его глаза. Хотел лишь поглотить ее.

Она заметила в нем это. На долю секунды, вскользь. Даже не поняла, что это. Ибо сама никогда подобного не испытывала. Но, погрустнев, отвернулась

– Я подарю этому малышу самое светлое будущее, – он приподнял ее подбородок, повернув взгляд на себя, – у него будет любящий отец. И самая красивая мать

Она слегка улыбнулась, фальшиво. Недостаточно фальшиво, чтобы этого смог заметить он. Но достаточно фальшиво, чтобы прочувствовать минутное отвращение к чувствам своего партнера.

Отвернула взгляд вниз, немного размышляя. Затем ответила:

– У нас все еще впереди, – раскрыла рот в полуулыбке, – будем каменщиками своей судьбы.

Вот уже стемнело, Солнце скрылась за далью горизонта, а молчаливый молодой человек продолжал всматриваться в окно, будто мог еще его увидеть. Пусть физически взор его был в окне, на самом деле он просматривал собственную душу. Смотрел в собственное сердце. На улице собирался град, и, кажется, обманчивое настроение погоды решило компенсировать прекрасный, солнечный день дождливым вечером.

Автобус продолжал ехать. На остановке зашли пару человек. Один – среднего роста, лысый, с огромным подбородком и острыми скулами. Второй – низкий и полноватый, с длинными патлами и разъевшимися щеками.

Уже известный нам другой молодой человек, партнер девушки, оторвался от телефона, радостно взмахивая рукой.

– Я на секунду, дорогая, – он положил ей руку на плечо, поцеловал ее в щеку.

Она вздохнула, вздула щеки, сложила руки в подмышки, будто закрываясь. Кажется, она тоже знала странников, зашедших в автобус на остановке. И не имели к ним никаких добрых пожеланий.

– Дима! Тимур! – пройдя пол автобуса, полукриком подзывал он их к себе.

Они, кажется, сначала друг друга не заметили. Молодому человеку пришлось подзывать их дважды, прежде чем они, будто контуженные, осознавали, где находятся. Обернувшись, а затем одарив своего друга улыбками, они поздоровались.

– Рад вас видеть, друзья! – он активно жестикулировал, будто встречал их в своем доме с распростертыми объятиями, – Как у вас дела? На завтра все в силе?

– Дела в порядке, Сеня, – пробурчал лысый, – Все на мази, завтра выходим.

Арсений широко улыбнулся

– Пойду попрощаюсь.

Они согласно кивнули.

– Тебе не следует уходить, – проговорила она не выходя из закрытый позы, как только подошел Сеня, – я не хочу, чтобы ты уходил.

– Ни у меня, ни у тебя нет выбора, дорогая. – Говорил он с грустной улыбкой. Ты это знаешь. Я этой знаю.

– Просто останься со мной! – она вскричала, – ты не должен никуда уходить!

– Я допустил много ошибок в этой жизни, ты это знаешь, – он грустно опустил глаза, – все, что я сделал правильно – стоит передо мной. Не так просто становится тебя отпустить.

На ее глазах проявились слезы. Она ревела, кричала ему:

– Ты не можешь меня бросить! Ты не можешь от меня уйти! Ты не можешь уйти от нас! Ты не уйдешь!

Она кричала что есть сил. Ревела, что есть сил. Кажется, слезы из нее текли так сильно, как только могут течь. Обвиняла его, толкала его. Горячилась. Когда силы покинули ее – упала на колени пред ним. Взяла его ладонь, всхлипнула, в последний раз, проговорила:

– Я не могу тебя отпустить. Пожалуйста, не позволяй мне тебя отпустить

Он вытер ее слезы, приподнял ее, поцеловал. В последний раз. Затем, обняв, отпустил. Неспешно продвигался к друзьям. Автобус остановился, открыл двери. Он помахал ей, с его глаз упала слеза. Он вышел – прямо во тьму.

Арсения застрелили при оказании сопротивления полиции во время ограбления ювелирного магазина. После себя он не оставил ничего своему ребенку, кроме огромных долгов, из-за неспособности выплатить которые он и преступил закон.

Сразу, как двери автобуса закрылись, девушка заревела.

Дальше была лишь ночь – темная, густая ночь.

За ее завесой ничего было невозможно рассмотреть. Ни территории. Ни своего будущего. Даже мысли не видать.

Ночью всегда случается что-то плохое. Всегда, когда мы перестаем следить за собой. Стоять на страже своего достоинства. Когда сил идти дальше просто уже не хватает.

Девушка все еще была в автобусе. Только назвать ее девушкой было уже сложновато. Женщина – слово более близкое. Пусть времени прошло не так много, ее судьба, ее жизнь сильно ее состарили. Кожа чуть ли не облезла, появились морщины. Пусть только небольшой живот мог свидетельствовать о ее беременности. Все остальное называет ее старухой.

Сидела около окна, грустно в него смотрела, уронив голову прямо на стекло, временами всхлипывая.

Каждые полчаса на телефон ей приходили сообщения. Уведомления. Звонки. Первое время она раздраженно их просматривала, гневливо на них отвечала. Затем, когда тоска взяла над ней вверх, когда в жизни у нее осталось ничего, кроме неудачи и страдания, такие мелкие неудобства перестали сильно ее тревожить.

А глаза! Когда-то они еще могли любить. Когда-то они наполнялись пламенем сердечным, что мог либо обжечь, либо согреть. Теперь они опустели. В них не было ничего. Кажется, больше не будет сил иметь что-либо. Пустые стекляшки, испускающие ничего, кроме ленности и тоски.

Периодически к ней заходили мужчины. Они проводили время вместе. Иногда общались. С каждым посещением на руке у нее появлялось все больше игл. Все больше шрамов. Потом – платили ей деньги. Уходили. Но на каждой остановке всегда кто-либо заходил, что хотел навестить именно ее.

Иногда, во времена одного из таких визитов, ее взгляд неожиданно проснулся. Совсем на мгновение он вновь возгорел, начал свой неустанный пожар. Но, будто очнувшись – опять потух. И, кажется, уже совсем навсегда.

Двери автобуса вновь открылись. Вновь кто-то заходил, а кто-то выходил. Вновь кто-то к девушке пришел. Только в этот раз – не мужчина