Спорить никто не стал, даже Иллиадар. Я отпустила его руку и положила свои ладони на камень. Он был влажный, скользкий и холодный. Прикрыв глаза, начала перебирать в памяти все заклинания, которые помнила из учебы с Лазарусом. Я знаю, что у нас с Иллиадаром магия желания, но я еще при лечении заметила, что с помощью заклинаний и с вложенными в них намерениями и магией у меня выходит колдовать на приемлемом уровне. Конечно, это сложнее, чем просто пожелать и позволить магии выполнить твое желание, но мне оставалось обходиться или так, или довольствоваться малым.
Ага, что там такое было? Заклинание, позволяющее стесывать с камня все лишнее. Иногда для варки зелий нужны были каменные ступки и пестики, и изготавливались они именно с помощью этого заклинания.
Сосредоточившись, нарисовала в голове образ будущей колыбели и начала шептать заклинание, пытаясь вложить в свои слова магию. Это было трудно. Очень трудно. Мне казалось, что меня придавливает к земле. Магия, такая послушная во время передачи, нехотя подчинялась мне при колдовстве. Она будто хотела сказать мне, что я сотворена не для того, чтобы колдовать, что у меня иные задачи. Но я ведь прожила свою прошлую жизнь человеком, а люди упрямы, когда хотят. Невероятно упрямы, даже упорны. Мы можем делать что-то, выворачивая себя буквально наизнанку, если нам в действительности что-то необходимо. Люди, какими бы они ни были, иногда творят поразительные дела. И эта часть их сущности осталась со мной. Может быть, если бы на моем месте была истинная альвара, то она бы и не стала пытаться.
Когда я ощутила, что еще немного – и я потеряю сознание, то осторожно прекратила колдовать, открывая глаза.
– Ого, у тебя получилось, – поделился очевидным Лонгвар, осматривая колыбель.
И в самом деле, получилось. Простой кусок скалы, отдаленно напоминающий столб, превратился в своеобразный кубок на толстой ножке. При этом верхняя часть, в которую мы положим яйцо, напоминало каменную решетку, сейчас с одной стороны открытую. Я знала, что стоит яйцу попасть внутрь, как решетка станет монолитной.
– И все-таки мелкие рыбки могут погрызть сердце, – засомневался Тоберон.
– Иллиадару нужно воздвигнуть вокруг него барьер. Все равно это ненадолго. Как только мы установим все сердца, всё изменится, – сказал Монту. Сколько бы мы его ни спрашивали, что он имеет в виду, кот упорно молчал, отнекиваясь, что мы и сами чуть позже узнаем. На вопрос, откуда он сам знает, он отвечал, что ему положено знать.
Яйцо заняло свое место, сразу, будто само по себе, уютно устраиваясь внутри колыбели. Мне показалось, даже камень под будущим сердцем стал мягче.
– И последнее, – прошептала, стараясь не обращать внимания на то, что воздуха стало не хватать. – Магия.
Я помню, как потянулась к морю магии, как то с радостью предоставило мне нить, которую я подсоединила к яйцу. Еще помню, как видела изменения в сердце. Как оно чуть уменьшилось, вспыхнуло, превратившись в кусочек раскалённого камня, а потом поверхность его потемнела. Я слышала первый стук. От этого по воде будто прошлась беззвучная волна. Мы даже не устояли на ногах, повалившись на дно. А потом наступила темнота.
Очнулась я уже на льдине, в объятиях стража.
– Как все прошло? – тут же спросила я, поднимаясь.
– Все отлично, сердце стоит и работает. Я возвел вокруг него барьер. Магии в нем должно хватить на пару лет. Я думаю. Сама как?
– Голова чуть болит, но, думаю, скоро пройдет, – отозвалась, оглядываясь.
В поле зрения тут же попали остальные члены нашего отряда.
– Эх, полетать бы, – мечтательно заявил Лонгвар, присаживаясь рядом с нами.
– И зачем мы вам? – буркнул Тоберон. – Только силы на нас тратите.
– Вы не правы, – возразила я. – Иногда необходимо присутствие кого-нибудь взрослого. Вы помогаете уже тем, что вселяете уверенность. К тому же помогаете советами и идеями. Разве вам не интересно увидеть все своими глазами?
– Конечно, интересно, но, боюсь, мы только мешаем вам.
– Не говорите так, – заговорил Велидар. – Я согласен с Селеной. Они еще очень молоды, им нужна наша поддержка, пусть она и проявляется только в том, что мы присутствуем рядом. Вашему сыну меньше тридцати, а Селене и того меньше. По сути, они ведь самые настоящие дети.
– По сравнению с вами, – Тоберон хмыкнул, – я и сам еще дитя.
– Не думаю, что это так. Люди из-за своей короткой по сравнению с драконами и альварами жизни всегда взрослеют быстрее. Посмотрите на моего сына. Ему больше тысячи лет, а ведет он себя порой так, словно ему меньше, чем вашему сыну.
– К тому же, – тихо заговорил Иллиадар. – Если со мной что-то случится, то у Селены будет рядом еще два дракона, чтобы выбрать из них себе нового стража. Да и ты, отец, если не забыл, тоже потенциальный дракон с непробужденной второй формой.
У меня чуть сердце в горле не застряло.
– Ты что такое говоришь? – прошептала я, пораженная тем, что Иллиадар думает о чем-то подобном. Оглядевшись, я невольно зажмурилась. Никто не выглядел удивленным словами Иллиадара, хотя Тоберон и хмурился. Не это ли настоящая причина, что они будут ходить с нами? – Это…
– Всегда нужно готовиться к худшему, – шепнул Иллиадар, целуя меня в шею. – Но я надеюсь, что ничего такого не случится.
– Уж постарайся, – слишком громко сказала я, пытаясь успокоиться.
– Так, нам надо полетать, – встрял Лонгвар, заполняя образовавшуюся тишину.
Вскочив на ноги, он поднял руки вверх и принялся разминаться.
– Льдину расколешь, – флегматично подметил Тоберон.
– Или потопишь, – согласился с ним Велидар.
– Я сейчас укреплю, – заверил всех Иллиадар.
– Тогда я тоже не против полетать.
– Двоих не выдержит.
– Я способен перекинуться за пределами льдины.
– Как?
– Сейчас покажу.
Велидар тепло улыбнулся, подмигнул мне, а потом буквально сорвался с места, устремляя к границе льда. Добежав, он оттолкнулся и прыгнул, буквально в полете перекидываясь драконом. Он всего лишь немного задел край нашего плавучего плота хвостом и взмыл в воздух. Велидар в этой форме был очень красив. Мощные лапы, длинный, тонкий хвост, полупрозрачные крылья, корона на голове из шипов. Цвет у него был примерно, как у Иллиадара. Зеленое с голубым. Да и перекинувшийся почти сразу за отцом Лонгвар доказывал, что все трое принадлежат к одному виду. Летающие змеи.
– Иди и ты, – я встала, давая свободу стражу.
Тот с минуту неловко потоптался, а потом кивнул и тоже побежал, чтобы прыгнуть и перекинуться. И уже три дракона летали в небе, кувыркаясь в воздухе, словно купались в воздушных потоках.
– Красиво, – негромко сказал граф.
– Я бы не отказалась полетать, – поделилась мыслями я. – Правда, на драконах это делать не так удобно.
Словно услышав нас, Иллиадар спустился вниз и замер неподалеку от льдины. Правда, нас с Тобероном едва не снесло из-за порывов ветра. Размах крыльев у дракона был поистине громадным. Заметив это, страж тут же перестал махать крыльями, но вопреки всему не упал, а просто повис в воздухе. Это даже меня удивило, но потом я заметила вокруг него тонкую, едва заметную дымку. Ага, колдует что-то.
Приблизившись, Иллиадар почти наступил на льдину и завис, поглядывая на меня и выпрямляя одно крыло. Оглянувшись на графа, я улыбнулась и принялась карабкаться вверх. Стоило мне сесть удобнее, как мы плавно отлевитировали от льдины. Место Иллиадара занял Лонгвар, который точно так же неподвижно подлетел к графу, явно предлагая свою спину для полета. Тоберон пару раз переступил с ноги на ногу, а потом отважно полез наверх. Мне стало интересно: нечто, похожее на левитирование, – это заслуга Иллиадара или же способность самых драконов? Просто если бы только страж сделал это, я бы еще поняла. Но Лонгвар. Хотя когда мы чуть ли не вертикально взмыли вверх, я забыла обо всем, отдаваясь на волю волнительному чувству полета. А драконы заревели, но мне чудилась в этом крике какая-то песня. Драконья песнь о чем-то печальном.
