Пред смертью всяк равно ничтожен;

В сосуде роковом нет жребиям отлик!

За царскою ль себя трапезой насыщает,

Пернатым внемлет ли весной,

Ко сну ль главу на пух склоняет —

Злодей всегда зрит меч, висящий над собой.

Сон сладкий только дан оратаям в отраду:

Он любит их смиренный кров,

Тенистой рощицы прохладу,

Цветы и злак долин, журчанье ручейков.

Пусть грозный океан клокочет под валами,

Пусть буря черными крылами

При блеске молний восшумит —

Мудрец на брань стихий спокойно с брега зрит.

Один громадами стесняет рыб и давит,

Казною пропасти бутит

И на зыбях чертоги ставит —

Но где он от забот, печали будет скрыт?

Безумец! ты бежишь от совести напрасно:

Тиран твой сердца в глубине;

Она с тобою повсечасно

Летит на корабле и скачет на коне.

Что ж пурпур, аромат и мраморы фригийски?

К чему фалернское вино?

Почто взносить мне обелиски,

Когда спокойствия мне с ними не дано?

Нет! злату не бывать души моей кумиром;

Мои желанья: скромно жить,

Не с завистью — с сердечным миром,

И счастье в уголку сабинском находить.

   1794

(КНИГА I, ОДА III)

Лети, корабль, в свой путь с Виргилием моим,

Да сохранят тебя светила благотворны:

И Поллукс, и Кастор, и тот, кому покорны

Все ветры на водах, и та, котору чтим

Богиней красоты, всех радостей душою.

Лети! и принеси безвредно по волнам

Ты друга моего к Аттическим брегам:

Дражайшу часть меня; я отпустил с тобою!

Конечно, твердою, дубовою корой,

Тройным булатом грудь была вооруженна

Того, в ком перва мысль родилась дерзновенна

Неверной поручать стихни жребий свой!

Ни дожденосные, зловещие гиады,

Ни африканский ветр, ни бурный Аквилон,

Ни Нот, не знающий пощады,

Не сделали ему препон.

И что они? какой род смерти был ужасен

Тому, чей смелый взор: был неподвижен, ясен,

Когда зияла хлябь, горой вздымался вал,

Из волн чудовища скакали

И стрелы молний обвивали

Верхи Эпирских грозных скал?

Так, втуне от небес народы разделенны,

Обширные моря в предел им положенны!

Афетов дерзкий сын все смеет одолеть:

Хотел, и мог сии пространства прелететь;

Хотел, и святость всех законов нарушает,

И даже огнь с небес коварно похищает.

О святотатство, сколь твой гибелен был след!

По свету океан разлился новых бед,

И неизбежна смерть, но медленна дотоле,

Удвоила свой шаг и всех разит по воле!

Но только ли? Дедал, родившийся без крыл,

Отважно к солнцу воспарил;

Алкид потряс пределом ада!

Где нашей дерзости преграда?

Мы, в буйстве, даже в брань вступаем с божеством.

И Диев никогда не отдыхает гром.

   1794

10. ПРЕЛОЖЕНИЕ 49-го ПСАЛМА{*}

Кто в блесках молнии нисходит?

Колеблет гласом гор сердца?

И взором в трепет всё приводит?

Падите пред лицом творца!

Се меч в его десной сверкает,

А в шуйце вечные весы,

Се к вам, народы, он вещает —

О страх! о грозные часы!

«Не мни, гласит, о род строптивый!

Загладить жертвами свой грех,

Когда во гневе суд правдивый

Приду изречь на смертных всех!

Что мне до ваших всесожжении,

До ваших жертв и тучных стад?

Бог пьет ли кровь своих творений?

Бессмертный чувствует ли глад?

Я всю вселенную объемлю

И в длани жизнь ее ношу;

Я вздоху насекомых внемлю;

Хощу, и солнце погашу.

Пожри же мне своей душою,

Очисти совесть от грехов,

И непорочных уст хвалою

Да будет славим бог богов!

Но да прильпнет язык к гортани

Твоей, о грешный человек!

Не простирай ко мне ты длани

И не блажи меня вовек!

Тебе ли бога песнословить,

Коль духом не живешь о нем;

Коль ад спешишь себе готовить

В порочном житии твоем?