Ее началам торжество

Пророчит в жизни мировой.

«Не могут-де ее понять;

Всё точку зрения берут

На мир из Рима! Надо взять

Из Византии — и поймут!..»

Такое свойство, впрочем, есть

В истории российской: тот,

Кто вздумал за нее засесть, —

Пиши пропал: с ума сойдет!

Один профессор — он в Москве

Средь наших умственных светил

Стоял едва ль не во главе —

Серьезно это говорил.

   1880

ЮБИЛЕИ

ЮБИЛЕЙ ШЕКСПИРА

Преданья Севера изображают бога

Седящим высоко над областью громов:

Спокойный, видит он из светлого чертога

И землю, и моря, движенье облаков,

Полет воздушный птиц, могучий ход китов

И быстрый лани бег; он взглядом проникает,

Как накипает медь и золото в горах,

Как дуб растет, как травка прозябает,

Как в человеческих сердцах

Родится мысль, растет и созревает...

Таков и ты, Шекспир!

Как северный Один,

На человечество с заоблачных вершин

Взирал ты! Знал его — и у кормила власти,

В лохмотьях нищего, в пороках, во вражде;

Но, кистью смелою его рисуя страсти,

Давал угадывать везде

Высокий идеал, который пред тобою

В величьи божеском сиял,

И темный мир людей, с их злобой и враждою,

Как солнце бурную пучину, озарял...

И триста лет прошло — и этот идеал

Везде теперь родной для всех народов стал.

С запасом всех личин, костюмов, декораций,

С толпой царей, принцесс, шутов, и фей, и граций,

По шумным ярмонкам, средь городов и сел —

Ты триумфатором по всей земле прошел:

Везде к тебе толпа восторженно стремилась,

И за тобой, как за орлом,

Глубоко в небо уносилась,

И с этой высоты на мир глядеть училась

С боязни полным торжеством!

Счастлив, счастлив народ, которого ты сын,

Чья мощь, чей смелый дух твой воспитали гений!

Как горд он в этот день, под гул земных хвалений,

Несущихся к тебе, искусства исполин!

Но в дни, когда ты цвел, и смело и свободно

Британский флаг вступал уж в чуждые моря,

Ты смутно лишь слыхал о Руссии холодной,

Великолепии московского царя,

Боярах в золотой одежде, светозарных

Палатах, где стоит слоновой кости трон

И восседает сам владыка стран полярных,

Безмолвием и славой окружен...

Товарищ сильному быть может только сильный!

Изнеженных племен искусство чуждо нам!

Ты, строгий сердцевед, ты, истиной обильный,

Как свой ты на Руси пришелся по сердцам!

По русским городам, по сценам полудиким

Рукоплескания не попусту гремят

Твоим созданиям великим,

И музы русские под сень твою спешат!

Ты наш — по ширине могучего размаха,

Ты наш затем, что мы пред правдой не дрожим,

И смотрим в пропасти без страха,

И вдаль уверенно глядим.

   1864

КРЫЛОВ

Когда стою в толпе средь городского сада

Пред этим образом, из бронзы отлитым,

И, к нам склонившися, и к малым, и к большим,

С улыбкой доброю, с приветливостью взгляда,

Он точно, с старческой неспешностью речей,

Рассказывает нам, с своих высоких кресел,

Про нравы странные и глупости зверей,

И все смеются вкруг, и сам он тихо-весел, —

Мне часто кажется, что вот — толпа уйдет,

И ласковый старик впадет сейчас же в думу,

Улыбка кроткая с лица его спорхнет

Вслед умолкающему шуму,

И лоб наморщится, и, покачав главой,

Проводит взглядом нас он строгим, и с тоской

Промолвит: «Все-то вы, как посмотрю я, дети!

Вот — побасенками старик потешил вас,

Вы посмеялися и прочь пошли смеясь,

Того не угадав, как побасенки эти

Достались старику, и как не раз пришлось

Ему, слагая их, смеяться — но сквозь слез,

Уж жало испытав ехидны ядовитой,

И когти всяческих, больших и малых, птиц,

И язвины на пальцах от лисиц,

И на спине своей ослиное копыто...

И то, что в басенке является моей

Как шутка, — от того во времена былые

Вся, может, плакала Россия,