Все зашумели.

— Говори о деле!

— Лучше совсем не говори, а то мне уже страшно!

— Он не может остановиться, пока не получит по шее!

— Достаточно, что вчера он полтора часа доказывал, что долг — это обязанность, а обязанность — это долг, поэтому наш общий долг…

— Ну, хватит! Так конкретно что будем делать? — прервал профорг.

Со всех сторон посыпались предложения:

— Давайте писать повыше! С копией?

— И все подпишем!

— Вряд ли будет хорошо. Не припишут ли нам заговор?

— Какой заговор? Разве мы обязаны вечно молчать?

— Ну, ладно… Так что будем писать?

— Все подряд!

Профорг взял лист бумаги и, громко излагая, стал записывать:

— Холодильник из учреждения перевез к себе на квартиру…

— Перевез? — хором поддержали сослуживцы, как будто читая литанию^[4] пресвятой девы Марии.

— Ковер…

— …увез, — запели сослуживцы.

— Казенные покрышки на свой «Москвич»…

— …надел… е-е-ел… — подтягивали еще дружнее.

— Путевку, полученную для кассирши, на свою жену…

— …оформил… и-и-ил, — тонкими и басистыми голосами вторил коллектив.

— Квартиру брату…

— Устроил!

— Из государственных материалов дачу себе построил…

— Построил!

— На этом и кончаем: «Просим проверить факты на месте. Все подтвердят!»

— Все, все!

— А сейчас прошу расписаться. Кто первым? — предложил профорг.

Дружный хор коллектива сразу замолк.

— А может быть, изберем представителя, он пойдет и от нашего имени потребует, — промычал несмелый голосок из угла.

— Знаете, жалоба — начнут копаться…

— Неприятности всевозможные… Так, может быть, действительно лучше представителя?

Представителем единогласно был избран снабженец. Как самый благородный, изворотливый и отважный.

На другой день сослуживцам опять было не до работы. Все топтались у дверей приемной шефа. Подкарауливали своего уполномоченного представителя.

И вдруг он пулей вылетел из дверей. Сослуживцы едва успели его за полу ухватить. Бросились расспрашивать.

— Ну?

— Что ну? Что ну? — парировал уполномоченный.

— Ну, как?!

— Что как? — изворачивался снабженец, пытаясь поскорее вырваться из окружения.

— Все выполнил?

— Отпустите! Сказал вам, отпустите! Некогда! Цветной телевизор! Для шефа! — бегом направляясь к выходу, кричал снабженец.

— Стой! — как ужаленный бросился за ним бухгалтер. — Доверенность надо же выписать! Без доверенности не получишь! Бери только «Таурас». Шефу понравится!

— Понравится-а-а… — легко вздохнули сослуживцы.

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Они сидели на благоухающем лугу и ждали своей очереди.

— Я приспособил к своему автомобилю семь фар, — рассказывал первый.

— Где же они могли уместиться? — рассмеялся кто-то из ожидающих. — Может, ты у себя на лбу поставил?..

— Зачем на лбу? — вопросом на вопрос ответил первый. — На капоте! Встречал я много таких желторотых. Едут навстречу и моргают: дескать, потуши свет. А я ка-ак моргну семью фарами… Бывало, иной в кювет съезжает и, открыв дверцу, крестится мне вслед. Не на одного такого безбожника божий страх нагонял!..

— Ну, а автоинспекторы? — поинтересовался кто-то с другого конца очереди.

— Что… автоинспекторы? — вызывающе крикнул долговязый, который, вытянув свои длинные ноги, сидел вторым. — Однажды меня инспекторы целую ночь ловили. И не поймали. Ехал я на «Яве» после свадьбы — уже здорово навеселе. Скорость так себе: девяносто — сто километров. Только гляжу — пост автоинспекции. Первый красной лопаткой машет, остановиться велит. А я как нажал на все сто сорок? Инспектор так и сел, когда я мимо промчался. У другого нервы были покрепче. Вскочил на мотоцикл и за мной. Я прямо с шоссе в кукурузу — и он в кукурузу. Выскочил из кукурузы — и через речку. Он тоже через речку. Я во двор колхозной усадьбы — и прямо через собачью конуру, он тоже через собачью конуру. Вижу, дверь колхозного коровника открыта. И лечу вдоль коровника. А коровы ревут немыслимо! Я на большак, смотрю: навстречу другой инспектор, наверно, сам черт его на моем пути бросил. Некуда деваться — нырнул прямо в колхозный пруд, к карпам. Слышу, один инспектор кричит другому: «Оставь ты его в покое, незачем чужую жизнь на свою совесть брать… Все равно разыщем, я номер его записал…»

— Гонки в любом случае вдохновляют человека, возбуждают чувства, — мечтательно заговорил третий в очереди. — Был у меня всего-навсего обыкновенный «Москвич», а что я на нем вытворял… Другому в голову не пришло бы… Едешь, бывало, спокойно, тихо, а тебя уже обгоняет «Волга». Проплывает мимо надменно, как овод мимо божьей коровки. А я на повороте газану — и «Волга» опять позади. Взбешенная «Волга» вновь проносится мимо. А сбоку идет грузовик. Как только хочет обогнать меня, я его к кювету! К черту в таких случаях правила движения! Раз настолько загнал одного водителя, что он вылез из машины и пошел на переговоры. «Сдаюсь, — говорит, — пожалей жену мою и детишек…»

— Скорость человека опьяняет, возвышает его в собственных глазах, — энергично поддержал четвертый в очереди, по-видимому, владелец «Жигулей». — Я со скоростью меньше ста сорока никогда и нигде не ездил. Дело принципа. Если машина в силах развить сто сорок километров в час, так и не мешай ей. Невзирая на разных там котов, петухов, поросят, кроликов, телят и других двуногих или четвероногих. Видят же они, куда полезли. Не свинье же меня остановить? Когда я сижу за рулем, душа у меня стремится к полету, и я никому не позволю ограничить его. Дело принципа…

Ожидающие вдруг приумолкли. Раскрылись врата небесные, и показался святой Петр с огромным ключом у пояса. Он погладил свою бороду, посмотрел на длинную очередь и сказал:

— Кто следующий?

ПОЖИВЕМ — УВИДИМ

Новый начальник сначала показался нам очень строгим. Даже чересчур. Еще не прошло и недели, а нашему завхозу уже влепил выговор. Не прошло и двух — второй. Строгий. За то, что не пьет в нерабочее время, а пьет в рабочее. И грозился уволить, если это повторится.

Завхоз в кабинете начальника ничего не говорил. И, закрыв за собой дверь, ни с кем не поделился. Только, обернувшись, показал длинный язык табличке с надписью «Начальник», а секретарше процедил:

— Поживем — увидим.

Проходит несколько дней, и нашего начальника вызывает начальник немного повыше.

— Слушай, ты только пришел на новое место, а у тебя уже трудовой климат испортился. До меня дошли сведения со стороны, что ты людям рабочее настроение сбиваешь, придираешься к пустякам, покрикиваешь на них.

— А конкретно?

— Конкретного ничего нет, только вот такие общие сведения… Ты там посмотри… На работе у всех настроение должно быть светлым, без единого облачка…

Две недели спустя нашего начальника вызвал к себе уже гораздо более высокий начальник.

— Гляди, тут некий сигнальчик имеется… — сказал гораздо более высокий. — Говорят, что ты на прежнем месте работы семейственность расплодил; многих своих родственников там приютил. И сейчас на новом месте, говорят, кого-то из своих близких собираешься устроить…

— А конкретно? — спросил наш начальник.

— Конкретного ничего нет, но сигнальчик имеется. Ты там смотри!

Через месяц нашего начальника вызвал уже довольно высокопоставленный начальник.

— Жалоба на тебя, — сказал довольно высокопоставленный начальник. — Так прямо и пишут: злоупотребляешь своим служебным положением. Слухи ходят, что получил талон на мебель, а никто не видел, чтобы эту мебель тебе на квартиру доставили…