Через неделю все дома вернулось на круги своя, вот только Элвуд изменился. Он стал ближе. На демонстрации он вдруг почувствовал, что стал ближе к самому себе. Всего на мгновение. Стоя под солнцем. Этого было достаточно, чтобы пробудить в нем новые грезы. Как только он поступит в колледж и съедет из их крошечного домика на Бревард-стрит, то заживет собственной жизнью. Будет водить девчонок в кино – хватит уже себе в этом отказывать! – определится, какие предметы станет изучать. Отыщет свое место в толпе юных мечтателей, посвятивших себя борьбе за процветание негритянского населения.

Последнее лето в Таллахасси пролетело быстро. Перед самыми каникулами мистер Хилл принес издание «Записок сына Америки» Джеймса Болдуина, и мир Элвуда перевернулся. «Негры – это американцы, и их судьба есть судьба страны». Выходит, он протестовал перед Флоридским кинотеатром вовсе не для того, чтобы защитить собственные права – или права тех, кто, как и он, принадлежит к черной расе; нет, он отстаивал права всех и каждого, даже тех, кто его освистывал. Моя борьба – это и ваша борьба, а ваше бремя – это и мое бремя. Но как донести эту мысль до людей? Он стал засиживаться допоздна – писал письма на тему расизма в «Таллахасси реджистер», где их так и не опубликовали, и в «Чикаго дефендер», где одно напечатали. «Мы спрашиваем старшее поколение: присоединитесь ли вы к нашей битве?» Застеснявшись, он никому не сказал о публикации и подписался псевдонимом: Арчер Монтгомери. Имя выглядело старомодным и интеллигентным, и, лишь когда Элвуд увидел его напечатанным на бумаге, вдруг сообразил, что так звали его дедушку.

В июне дедушкой стал и мистер Маркони – это поворотное событие высветило в итальянце новые грани. Лавочка вдруг сделалась вместилищем его добродушного энтузиазма. Затяжное молчание сменилось уроками иммигрантской борьбы и эксцентричными советами по ведению бизнеса. Он стал порой закрываться на час раньше, чтобы успеть навестить внучку, но Элвуду платил за полную смену. В такие дни Элвуд шел на баскетбольные площадки – посмотреть, кто там играет. Сам он в игру не вмешивался, но после участия в протестах слегка осмелел и даже завел нескольких приятелей среди таких же зрителей. Это были ребята, жившие в паре улиц от Элвуда. Он заприметил их несколько лет назад, но заговаривать с ними не решался. А иногда он ходил гулять в центр с Питером Кумбсом, соседским парнишкой, который нравился Гарриет тем, что умел играть на скрипке и разделял с ее внуком любовь к книгам. Если у Питера не было репетиций, они бродили по магазинам, где продавались пластинки, и украдкой рассматривали обложки альбомов, которые им покупать запрещалось.

– А что такое Дайнасаунд? – спросил как-то раз Питер.

Новый музыкальный стиль? Особенный проигрыватель? Они понятия не имели.

В знойные деньки девчонки из Университета сельского хозяйства и машиностроения иногда забегали в лавку за газировкой – Элвуд помнил их по демонстрации. Он спрашивал о протестных новостях, и они, вспыхнув от радости, делали вид, что узнали его. Не раз они принимали его за студента колледжа. Для него это было комплиментом, который только расцвечивал новыми красками его мечты об отъезде из дома. Оптимизм придал Элвуду мягкости – он стал точно дешевая ириска с прилавка у кассы. И когда в июле мистер Хилл переступил порог лавочки и рассказал ему о своем предложении, он был готов тут же кинуться в бой.

Элвуд его не сразу узнал. Без цветастой бабочки на шее, в оранжевой клетчатой рубашке, из-под которой выглядывала майка, в модных солнечных очках мистер Хилл производил впечатление человека, который не вспоминал о работе несколько месяцев – не то что недель. Бывшего ученика он поприветствовал с ленивой беспечностью счастливца, чей отпуск продлится аж до конца лета. Он рассказал Элвуду, что впервые за долгое время никуда не уехал на каникулы.

– Мне и тут есть чем заняться, – признался он, кивнув в сторону тротуара. Там, прикрывая узенькой ладонью глаза от яркого солнца, стояла девушка в широкополой соломенной шляпе.

Элвуд спросил, не нужно ли чего мистеру Хиллу.

– Хочу кое-что тебе предложить, Элвуд, – ответил учитель. – Мой приятель поделился со мной одной идеей, и я тут же подумал о тебе.

Приятель мистера Хилла, активист, работал в Технологическом колледже Мелвин-Григгс – расположенном к югу от Таллахасси учебном заведении для цветных. Там он последние три года преподавал английский язык и американскую литературу. До недавних пор начальство мало заботилось о судьбе колледжа, но новый президент основательно взялся за дело. В Мелвин-Григгс есть курсы для одаренных старшеклассников, но среди местных мало кто о них знает. Президент поделился проблемой с приятелем мистера Хилла, и тот предложил: может, в Линкольне есть талантливые ребята, которым это было бы интересно?

Элвуд стиснул метлу, которую держал в руках.

– Все это здорово, но, боюсь, у нас нет денег на такие курсы, – ответил он. А потом покачал головой: в самом деле, он ведь копил на учебу в колледже, так почему нельзя начать ее прямо сейчас, пока он еще учится в Линкольне?

– В этом-то все и дело, Элвуд: они бесплатные. Во всяком случае, этой осенью, чтобы привлечь побольше людей из местных.

– Мне надо обсудить это с бабушкой.

– Разумеется, Элвуд, – сказал мистер Хилл. – Если надо, я сам с ней поговорю. – Он опустил руку Элвуду на плечо. – Самое главное, что эти курсы уж точно пойдут на пользу такому юноше, как ты. Именно для таких учеников они и создавались!

Чуть позже, после полудня, гоняя по лавочке здоровую жужжащую муху, Элвуд решил, что в Таллахасси, пожалуй, не так уж много белых, которые учатся в колледже.

Отстающий должен либо плестись в хвосте до скончания века, либо поднажать и обогнать того, кто бежит впереди.

Гарриет отнеслась к предложению мистера Хилла благосклонно – слово «бесплатные» подействовало на нее, точно волшебное заклинание. А потом лето для Элвуда потянулось со скоростью черепахи. Так как приятель мистера Хилла преподавал английский, Элвуд планировал записаться на литературные курсы, и, даже узнав, что выбрать можно любое направление, не изменил своего решения. Обзорный курс британской литературы не нес в себе практической пользы, как заметила бабушка, но именно тем и притягивал Элвуда, – тем сильнее, чем больше он о нем думал. Слишком уж долго он пекся об одной лишь «практической пользе».

Как знать, может, в колледже выдадут новенькие учебники. Не исчерканные. В них нечего будет вымарывать. Такое ведь возможно.

Накануне первого учебного дня в колледже мистер Маркони подозвал Элвуда к кассе. Из-за занятий на курсах Элвуду предстояло пропускать четверговые смены, и он было подумал, что босс хочет удостовериться, все ли он оставляет в лавочке в порядке на время своей отлучки. Итальянец прочистил горло и подтолкнул к нему коробочку, обитую бархатом.

– На вот, учись, – сказал он.

Внутри лежала перьевая ручка темно-синего цвета с латунной отделкой. Красивый подарок, даже если мистер Маркони приобрел его по скидке, пользуясь тем, что хозяин канцелярского магазинчика был его давним клиентом. Они обменялись по-мужски крепкими рукопожатиями.

Гарриет пожелала ему удачи. Перед школой она каждое утро оценивала его внешний вид, следя за тем, чтобы он выглядел опрятным, но обычно не вносила никаких корректив – разве что снимала с ткани приставшую ворсинку. Так было и на этот раз.

– Какой же ты красавец, Эл! – сказала она и, поцеловав внука в щеку и вскинув плечи – она всегда так делала, когда пыталась не расплакаться на глазах у Элвуда, – пошла к автобусной остановке.

Элвуду до того не терпелось увидеть Мелвин-Григгс, что он отправился туда сразу после школьных уроков, хотя времени до начала занятий оставалось еще много. В тот вечер, когда ребята поставили ему синяк, два звена на велосипедной цепи погнулись, и с тех пор она постоянно слетала во время долгих поездок. Так что ему предстояло либо поймать попутку, либо пройти семь миль пешком. Войти в ворота, погулять по кампусу, затеряться среди корпусов, а может, просто посидеть на лавочке во дворе, окунуться в здешнюю атмосферу.