— А я выгляжу как ненормальный?

— Я не знаю, как выглядит белый, если он в чем-нибудь нехорошем замешан. Я видела тысячу цветных, в чем только не замешанных. Если ты цветной, то вы попали в беду уже со дня рождения на свет. А как это у белых, если у них не в порядке с полицией, я не знаю. Я даже не знаю, какими глазами они тогда смотрят.

— Посмотрите мне в глаза.

— Да?

— Что там видите?

— Зеленое. Нет, как янтарь. Я не знаю, какого же они цвета? Орехового?

— Да, орехового, как у моей мамы. А еще что видно?

— Крапинки. Желтые, по-моему.

— А еще что?

— А еще — себя. Я там отражаюсь, как в крохотной комнате смеха.

— Беды никакой не видите? '

- — Нет, если только я в беду не попала, — сказала

Эмилия. — Я не‘попала в беду?

Он снова подумал о Молли и тут же сказал:

— Нет.

— Вы очень быстро это сказали.

— Да не глядите на меня такими глазами, — попроси^ он.

— Какими?

— Да как будто… как будто вы меня сразу забоялись.

— Да глупости, с чего бы мне вас бояться?

— Да и не надо вообще…

— У меня рост пять футов четыре дюйма, а вес — сто семнадцать фунтов^[35]. А у вас — шесть футов девять?

— Шесть футов пять дюймов^[36],— прошептал Роджер.

— Да, и вес — двести фунтов и вы можете меня надвое…

— Двести десять фунтов.

— … переломить двумя пальцами, а мы тут одни на забытом богом пляже…

— Там старик еще есть.

— … не поймешь где, кругом океан и песок, и пустой пляж позади нас. Чего же бояться? Кто боится?

— Конечно, — сказал он, улыбнувшись.

— Конечно, — согласилась она. — Вы меня можете задушить или утопить или забить до смерти, и никто не узнает еще сто лет.

— А может быть, и никогда, — сказал Роджер.

— М-мм… '

— Ну, правда, все-таки там еще старик стоит.

— Да, он вроде защиты, — сказала Эмцлия;— Да он, наверное, еле видит. Я уж начинаю думать — а может быть, он не настоящий. Он и не шелохнулся ни разу с тех пор.

— Хотите уйти?

— Да, — сказала она и быстро добавила — Но не потому что боюсь вас. Просто очень замерзла.

— А куда бы вам хотелось? ’

— Обратно в город.

— А там куда? .

— У вас есть комната? — спросила она.

— Да.

Эмилия пожала плечами.

— Может быть, туда. Куда-нибудь от холода.

— Что ж… — произнес Роджер.

Они повернулись, больше не оглядываясь на ’ океан, и пошли по аллее к выходу из парка. Она продела свою руку в его и потом положила голову ему на плечо, а он думал, какая она красивая, и чувствовал ее пальцы через рукав на своей руке, и снова подумал, что никогда в жизни у него не было еще хорошенькой девушки и что вот теперь есть, да такая красивая, но, конечно, цветная. Его раздражало, что она цветная. Он повторял про себя, какое невезение, что она цветная — ведь она, в самом деле, первая красивая девушка, которую он встретил в своей жизни. Ну, Молли была той ночью ничего, но это уж прошло. То-то и было странно, что она нс стала казаться красивой. А эта девушка, эта цветная девушка, которая держит его под руку и голова ее лежит у него на плече, — эта девушка красива. И глаза красивые, и улыбка красивая, и грудь хороша, и ноги стройные; но то, что она цветная, — это так плохо. Никуда не годится, что она цветная, хотя и цвет кожи у нее такой красивый, светло-коричневый, ну, все равно, нельзя терять голову из-за цветной девушки, говорил он себе.

— Знаете, что… — сказал он.

— Что?

— В самом деле, пора нам назад и, может быть,, хм… может быть, лучше вам вернуться сейчас в аптеку.

— Что?! — прошептала она.

— Я думаю, что вам лучше вернуться на работу. Хотя бы, на конец дня. -

— Что? — снова сказала она.

— А потом я… хм… потом я за вами зайду, ну, после работы, попозже. И мы… хм… Ну, может, поужинаем вместе. Хорошо? _:

Она резко остановилась на дорожке. Ветер рвал ее синий платок, плотно завязанный под подбородком. У нее был серьезный настороженный взгляд. Руки вцепились в медную застежку сумочки и были неподвижны. Оня не сводила с него пылающих карих глаз из-под синего платка, раздувающегося от ветра. Все тело ее будто за каменело в неподвижности.

— Что вы говорите?! — воскликнула она. — Я же ска зала хозяину, что у меня голова раскалывается. Как эт< я теперь приду обратно и что скажу ему?!

— Мы можем встретиться попозднее, — сказал Род жер. — Поужинаем.

— Да, вы?! — она замолчала и раздраженно выдохнул) потом несколько мгновений пристально, с возмущением глядела ему в глаза, затем произнесла — Какого тогда черта все это?

— Что?

— Две минуты назад вы меня целовали, как…

— Да просто я обещал еще повидать…

— Нет, вы мне скажите, что это вас так напугало, я хочу это знать! Не нравится, как я целуюсь?

— Мне нравится, как вы целуетесь.

— Так в чем дело? Боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь пригласить к себе?

— Нет, не в этом дело.

— Можно и ко мне пойти. Там вокруг нас будут кишеть цветные и крысы тоже — прямо из стен выскакивают, — и трубы везде у нас текут, и электропроводка висит, и…

— Где я живу, там тоже есть крысы.

— Конечно, моей маме не больно-то понравится, если я приведу в гости белого. Она тут же заведет свою старую песенку! Я ее с колыбели слышу: «Сладкая моя, берегись белых господ, им бы только к тебе в штанишки залезть — и нет твоего сокровища».

— Но послушайте, Эмилия…

— А моя мамочка железная и знать до сих пор не 1н<*ет, что ее сладкую доченьку давно лишили «сокровища». В двенадцать лет, на крыше дома. И не белый человек его отнял, и даже не белый мальчик, нет. Шестеро гопников из банды «Персидские вожди», один другого чернее и здоровее. Шестеро негров… — Эмилия замолчала. С горечью она сказала — Видно, моя дуэнья как раз уехала отдыхать на курорт. Самый модный, Сэнд Зарбор, — само собой, где все леди отдыхают летом. Вот так-то. Так в чем дело, Роджер?

— Ни в чем.

— Вы не гомик?

— Кто?

— Не педик, не голубенький?

— Нет.

— Так почему же…

— Мы встретимся позднее, вот и все, — сказал Роджер. — Просто мой друг… Я вам говорил о нем?

— Да.

— Мне его нужно срочно встретить, вот и все.

— Какой удобный друг.

— Ну, надо мне его увидеть, — сказал Роджер.

Эмилия вздохнула.

— Ну, нужно.

Эмилия снова вздохнула.

— Пойдемте, пора возвращаться, — сказал он.

— Я дам вам мой номер телефона, — сказала она. — В аптеку я сейчас не пойду, раз уж соврала, что голова болит.

— Хорошо.

— Вы мне позвоните?

— Да. Да, думаю. >

— А почему вы только думаете?

— Потому что мне… Эмилия, пожалуйста, не надо… Не надо подгонять меня, ладно? Не надо.

— Извините.

— Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.

— Ладно.

В вагоне подземки они почти не говорили. Сидели рядом. Иногда Эмилия взглядывала на него, но он весь ушел в свои мысли. Он думал о Молли и о том, что пришлось делать. Глупо даже думать, что можно как-то по-другому.

Нужно идти в полицию, и ничего уж тут не поделаешь.

Он попрощался с ней на углу ее квартала. Было почти двенадцать часов дня. Ветер дул в узкой улице, и она прижала воротник к горлу и нагнула голову.

— Позвоните, — сказала она.

— Постараюсь.

— Я буду ждать, — она замолчала. Потом прошептала — Мне нравится, как вы целуетесь, белый мужчина, — повернулась и побежала по улице к своему дому.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась, потом пошел в направлении Гровер-авеню, где был полицейский участок.

ГЛАВА VI

Пошел снег.

Большие влажные снежинки таяли, едва коснувшись асфальта, таяли на крышах автомобилей, на стоянках, на крышах мусорных баков, выстроившихся у мокрых, блестящих подъездов. На каменной ограде парка, на лужах, на больших валунах снег оставался лежать неровно, тонким слоем, но уже не тая. Роджер шел мимо каменной ограды, покрывшейся тонким, белым, почти прозрачным снежком, и глядел через улицу на здание полицейского участка, потом глубоко вздохнул, подтянул живот и перешел через улицу.