Из таких незаменимых в походе людей был и наш спутник — архангельский промышленник Веня. С большим удовольствием вспоминаем теперь мы наши подчас нелегкие и утомительные походы. Для непривычного к путешествиям человека тяжелой, пожалуй, покажется жизнь в походной палатке. В суровой стране редки теплые тихие дни. Однажды на стоянке нас застала жестокая длительная непогода. Ветер вдруг подул с севера, к самой земле прижимая распустившиеся желтые и голубые цветы. Посыпался снег, полил косой ледяной дождь, временами насквозь пробивавший маленькую нашу палатку. Со всех сторон подтекает вода, отовсюду дует, течет. Давно уж подмокли постеленные на земле шкуры, насквозь промокла одежда. В такие часы не раз приходят невеселые мысли. Лежишь, лежишь л задумаешься: «Черт, мол, послал тебя. на этакие лишения. Сидел бы себе в своей городской квартире, за письменным столом, чай-кофеек попивал…» Так подчас станет туго и лихо, хоть бросай и уходи. А вот посмотришь на Веню, на его веселое и спокойное лицо — точно сама погода вдруг прояснится.

— А ну, не погреться ли нам чайком? — скажет, бывало, Веня.

— Да разве можно на таком ветру чай вскипятить?

— Будет сделано! — скажет Веня.

Этот незаменимый в походах человек в самом деле мог совершать чудеса. Он разводил огонь, когда, казалось, не было никакой возможности выбраться из палатки и стоять на ногах, отыскивал топливо и воду, безошибочно находил верную дорогу, видел и слышал так, как может видеть и слышать природный промышленник — и охотник. Партия ботаников, возвращавшаяся по озеру в бурный день на парусной лодке, жизнью обязана Вене, доставившему ботаников через бушующую стихию.

Это о таких простых северных русских людях, как наш спутник архангельский промышленник Веня, писал еще в начале прошлого века один из популярных путешественников:

«Я не могу отказать русскому человеку в самом решительном подтверждении свидетельства, которое уже не раз ему воздавали. Во всем свете едва ли найдется другой, кто мог бы помериться с ним в самой гибкой во всем находчивости, особенно с русским, выросшим в безлюдных пустынях глубокого севера. Для него, собственно, изобретена фраза: мастер на все, хотя она не одно и то же, что «во всем мастер». И если прибавить к тому неистощимое юмористическое добродушие, каким сопровождается эта находчивость, то можно решительно сказать, что именно русский по преимуществу создан быть путешественником в лучшем смысле этого слова».

Огромный рост и физическая сила еще не всегда верные показатели пригодности человека для работы в тяжелых арктических условиях. Я знавал очень слабых и пожилых людей, коренных избалованных интеллигентов, отлично и безропотно выдерживавших трудные зимовки. Это были самые лучшие, внимательные, скромные, нетребовательные товарищи. Ворочавшие бревнами и хваставшие всяческими подвигами болтуны, случайно устроившиеся на зимовку, быстро пасовали.

Слишком разговорчивые, неумеренно экспансивные люди на долгих зимовках так же невыносимы, как и мрачные желчные ипохондрики, во всем и всегда проявляющие свое недовольство; Страдающий недержанием слова влезает в каждый, едва завязавшийся разговор своих иногда очень молчаливых и скромных товарищей, и тогда уже никакая сила не заставит его остановиться. Слово за словом, в десятый раз, не обращая внимания на замечания и шутки, подчас и бесцеремонные, расскажет он уже давно знакомые и рассказанные истории, от которых всем станет тошно. Но еще хуже жалобщики, нюни и матерщинники — случайные обитатели зимовок. «В семье не без урода!» — говорит пословица. Бывали и на советских зимовках случайные, неподходящие люди. Как и везде в человеческой жизни, самые неприятные — самовлюбленные карьеристы, равнодушные себялюбцы, самодовольные дураки. Суровые условия жизни обычно быстро отсеивают лишних людей: так сами собою нередко создавались дружные коллективы.

Помнится, у американского полярного исследователя Бэрда читал (да и сам думал) очень верное наблюдение: в его антарктические экспедиции нередко просились люди некоторым образом травмированные: политические неудачники, надеявшиеся вернуть себе утраченную славу; случалось, уголовные преступники, спасавшиеся от преследования; семейные несчастливцы, искавшие покой сердцу, измученному бесплодными любовными терзаниями.

Но есть и другие, так сказать, «одержимые» путешественнику. На этих-то одержимых все стояло, стоит и будет стоять. К таким одержимым относятся Нансен, Седов, Амундсен, быть может, и сам Бэрд. Этих великих духом людей в полярные страны гнали не личные соображения и не мелкие тревоги за собственную судьбишку. Полярные путешествия были их стихией. Они родились и росли, чтобы стать полярными путешественниками.

В ПАЛАТКЕ

Наша походная палатка разбита на берегу ручья, проложившего себе путь в снегу. На сухой проталине лежат убитые на обед куропатки. Вокруг тундра, бескрайний однообразный простор, пологие бурые холмы и долины, еще укрытые слежавшимся зимним снегом. Возле палатки растут цветы. Голубые и желтые венчики треплет и принимает к земле ветер. Изредка над цветами пулей промчится шмель, сядет на закачавшийся, не выдерживающий его тяжести цветок.

Над ручьем и открытою тундрой все время летают гуси. Они кружатся небольшими косяками, то присаживаясь на поляну, то опять поднимаясь. Выйдя из палатки, изредка наблюдаем оленей, спокойно пасущихся в обширных долинах. Дважды я встречал волков, подбиравшихся к стаду оленей. Разбойники пробирались в глубине долины, останавливались и прислушивались к звукам, с необыкновенной отчетливостью разносившимся над пустынной тундрой. Зарядив картечью ружье, я долго стоял неподвижно. Ветер донес, до разбойников запах человека, и они быстро метнулись, трубою вытянув хвосты и прижав уши.

Странное дело, в ветер и стужу, под грохочущим полотном мокрой палатки я видел волшебные легкие сны. И засыпал и опять просыпался — и легкие воздушные видения меня обступали. Во сне я видел друзей, голубое прозрачное море, по которому сновидения меня носили на легких парусах. Бодрое, веселое наше настроение поддерживал Веня, рассказывавший веселые истории из прошлой архангельской жизни.

Мы, путешественники и охотники, с особенным величайшим удовольствием вспоминаем пережитые некогда невзгоды, дни, проведенные в палатке, в пустынной тундре^ Каждая подробность путешествия врезалась в память.

То, что подчас казалось невыносимым и крайне тяжелым, вспоминается как лучшее и приятное. Мы вспоминаем дни наших лишений, тяжелые ночевки и опасные переходы, друзей, с которыми в походе навеки завязались лучшие отношения, природу — и уж вновь сосет нас червячок странствий, власть которого знает каждый путешественник и страстный охотник. И не соблазнишь нас ни уютной квартирой, ни веселым и людным курортом. Вдруг невыносимой покажется городская торопливая жизнь — и потянет опять путешествовать в далекие страны, потянет к родной земле, к простым и понятным людям, к любимой и ясной природе. Так уж устроен каждый из нас, путешественников, и по-другому мы жить не можем.

В долгой жизни своей видывал я путешественников, до глубокой старости не утративших, несмотря на возраст и возраставшие трудности, своей страсти. Вновь и вновь пускались они в путешествия. В привычных лишениях и трудностях к ним вновь возвращались бодрость и молодости, с новой силой принимались они за любимую работу.

РАЗВЕДЧИКИ ЗЕМЛИ

Ясный, солнечный день. А ночью заморозок, наст, ветер. Этот настойчивый пронзительный ветер не стихает. Мы живем точно на сквозняке, дующем вдоль грандиозной впадины, образовавшейся внутри полуострова, — огромной пустынной страны.

Сегодня в ночь партия геологов тронулась в трудный путь. Минувший день прошел в сборах, предотъездной сумятице. Люди торопились уложить снаряжение, багаж, вымыться в бане, выстирать бельишко; каждый обслуживает сам себя. Это немного напоминает войну, боевые походные будни. Сотни километров с тяжелым грузом за плечами проходят исследователи, почти на каждом шагу встречая препятствия. Заглазно трудно представить лишения, которые приходится испытывать людям, оторванным от основной базы, вынужденным работать, не зная отдыха, в суровых условиях. В растерзанной ветром палатке, на голой земле, в лютую стужу или под дождем живут они нередко целые месяцы. Негде отдохнуть и негде помыться. Возвратившись с работы, на скорую руку готовят они обед, развешивают и сушат (когда возможно) промокшую одежду, ползком забираются в свое полотняное жилище, стараясь прикрыться походным тряпьем. Ветер нещадно треплет палатку, осаждают в летнее время комары, льет дождь, завывает подчас злая пурга. Нужны крепкое здоровье, хорошая выдержка и закалка, умение терпеливо переносить самые тяжелые невзгоды, чтобы благополучно закончить тяжелый рискованный поход. Но странное дело, редко кто простуживается: холод и ветер как бы разогнали все недуги, необыкновенно крепко спится иной раз под звуки пурги, светлые снятся; сны.