Однако надо было как-то развлекать себя и друга, чтобы подъём до шестьсот шестьдесят шестого этажа не был скучным и не казался монотонным и оттого изнуряющим. Поэтому старший оперуполномоченный стал рассказывать байки. В основном, он говорил, как раскрывал прошлые преступления. Время от времени он вставлял немного авторского вымысла, чтобы предстать перед подчинённым в лучшем свете. Так, в частности, он описывал себя как гениального сыщика, способного заставить подозреваемого признаться в совершении преступления чуть ли не одним лишь взглядом.

Наконец-то половина этажей оказалась преодолённой. Потные Владлен Феофанович и Святогор Всеволодович воодушевились преодолением экватора и с новыми силами продолжили героическое восхождение. Теперь-то настала очередь младшего лейтенанта развлекать себя и друга.

– Ну, что? – посмотрел на подчинённого капитан. – начинай рассказывать смешные истории.

– Смешные в голову не лезут. Лучше давай я поведаю тебе одну очень грустную историю.

– Ну, давай. Всё равно это лучше, чем ничего.

– Хорошо, – кивнул Рабинович. – Тогда приступаю. Итак, мы забыли взять у консьержа запасные ключи в квартиру Добролюбова.

У Полторы-Петренко ноги подкосились от услышанного. Он прислонился спиной к стене и медленно сполз на пол.

– Почему ты сразу этого не сказал? – чуть ли не плача, спросил он.

– Да перебивать тебе не хотелось, – почесал затылок младший лейтенант. – Невежливо ведь это.

– Невежливо, соглашусь, но не в данной ситуации.

– Виноват, товарищ капитан. Исправлюсь.

– Ладно. Пойдём тогда вниз.

Полторы-Петренко и Рабиновичу пришлось спуститься. Идти было необычайно легко. Ноющие ноги словно в рай попали. Они были полностью расслаблены. Однако спустя пару десятков этажей они снова напомнили об усталости. Оказывается, спуск тоже может утомить. Всё-таки монотонные движения, повторяющие без конца, отнимают силы. Зато выход нашёлся быстро. Преодолевать этажи можно, съезжая по перилам на пятой точке. Вот так с ветерком стражи закона оказались в вестибюле жилого небоскрёба.

– Постой, – остановился Владлен Феофанович. – Мы ведь с тобой находимся в многоквартирном доме, а не в отеле. Откуда у консьержа могут быть запасные ключи от квартир?

– Моя ошибочка, – побледнел от ужаса Святогор Всеволодович. – Что-то я вместе с силами последние мозги потерял, пока поднимался.

– Оно видно, дружище, оно видно.

Немного подышав для успокоения, капитан вернулся обратно на лестничную площадку и продолжил восхождение. С самого низа. Из-за этого ему плакать хотелось. Но, чтобы не ударить в грязь лицом перед подчинённым, которому он уже успел наврать с три короба о своих героических подвигах, которых, разумеется, никогда не было, он держался изо всех сил.

Никаких песен, анекдотов, баек, слухов или чего-то подобного никто не рассказывал. Подъём к последнему этажу проходил в гробовой тишине. Дойдя до шестьсот шестидесятого этажа космический опер увидел лежащий на полу паспорт. Он его подобрал, открыл, посмотрел, кому принадлежит документ, и, порвав на клочки, выбросил его прочь.

– Анаңның тишеге! (Дырка твоей матери!) – неожиданно для самого себя выругался по-татарски Владлен Файзрахманович.

– Что такое?

– Паспорт этот принадлежит нашей с тобой знакомой уродине. Мало того, что её морда, которая и так кирпича просит, присутствует в документе. Так ещё она на фотографии получилась настолько страшной, что заикой можно на всю жизнь остаться. Но это только полбеды. Знаешь, как её зовут?

– Как? – засверкали от любопытства глаза Святогора Всеволодовича.

– Аферистка Приста Вриста!

Капитан и младший лейтенант продолжили подниматься. Последние этажи они уже не шли, а ползли. Сил не оставалось даже на то, чтобы мыслить. В голове что у Полторы-Петренко, что у Рабиновича было совершенно пусто. Пот ручьями стекал с их лбов. Казалось, его было так много, что позади них протекают целые водопады, тянущиеся вплоть до вестибюля.

Как бы там ни было на самом деле, а пара стражей закона была сильно изнурена. Мокрая одежда прилипала к телу, сковывая движения. Но они не сдавались и продолжали восхождение. Всё ради великой цели поимки главы наркокартеля!

И вот, спустя каких-то пять часов с момента прибытия к небоскрёбу, космический старший оперативный уполномоченный Управления Министерства внутренних дел Российской Космической Федерации по Солнечной системе и его напарник оказались у двери нужной квартиры. За ней находился Добролюбов Иннокентий Акакиевич, тот, за кем они сюда пришли.

– Как будем дверь вскрывать? – задал резонный вопрос младший лейтенант.

– Знаешь, я тут подумал, – начал капитан, – и решил, что куда проще и быстрее будет нажать на кнопку звонка. В любом случае мы сможем задержать нашего гаврика. Даже если он попытается сопротивляться, мы всё равно справимся.

С этими словами Полторы-Петренко позвонил в дверь. Через несколько секунд её открыл Ангус Макфайф, швейцар наркобарона.

– Чем могу вам помочь? – спросил он, чем вызвал недоумение о стражей закона.

– Ты как русский язык выучил? Ты ведь раньше только по-английски говорить мог.

– Русским стал, вот и заговорил.

– Как именно ты стал русским:

– Да воды из-под крана выпил, не прокипятив её перед этим. После этого я превратился в русского. Теперь никакого другого языка, кроме русского не знаю.

– Звучит до боли знакомо, – усмехнулся Владлен Феофанович. – Ладно, сейчас не об этом. Нам бы увидеть Добролюбова.

Швейцар помрачнел. По его лицу было понятно, что произошло что-что серьёзное. Он ничего не сказал о причинах такой перемены в лице. Вместо этого он открыл пошире дверь и впустил опера с напарником внутрь. Он проводил их в одну из спален. Иннокентий Акакиевич лежал там на кровати.

– Вот он, – тихо промолвил Ангус. – Сегодня преставился.

– В смысле? – не понял Владлен Феофанович. – Что, правда помер?

– Правильно говорить не помер, а усоп, – поправил собеседника швейцар. – Иннокентий Акакиевич стар уже был. Вот и отправился к праотцам.

– Да как так? Мы же столько по лестнице поднимались сюда, чтобы его допросить. Он же наш главный подозреваемый! Кому мы теперь вопросы-то будем задавать? И кого мы за решётку отправим? Что нам делать теперь?

– Можете посмотреть его деловые бумаги. Раньше я их не понимал, ибо они на кириллице были написаны. Я ведь американцем был. Но сейчас буковки понимать могу. Русским стал, как вы помните.

– И что там написано в этих филькиных грамотах?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Ангус Макфайф. – Там ведь всё на другом языке написано.

– Уж не на татарском ли? – догадался капитан Владлен Феофанович.

– Мне откуда знать? Я никогда некоторых из написанных там букв не видел.

– Святогор, будь другом, посмотри, что там за бумаги, – попросил космоопер.

Младший лейтенант удалился вместе со швейцаром в другую комнату. Через минуту-другую он вернулся с новостями:

– Всё сходится! – объявил он. – Это накладные на коноплю. Те же самые, которые мы на Марсе нашли. Все они на татарском. И некий Бабай там упоминается везде. Стопудово это и есть наш Добролюбов Иннокентий Акакиевич.

– Выходит, он не таким уж и безобидным стариком оказался, каким пытался притворяться во время нашего прошлого визита.

– Товарищ капитан, тут имеются все необходимые бумаги. Контактные данные для связи с членами ячеек наркокартеля, адреса складов, плантаций и точек сбыта – абсолютно всё. Дело раскрыто фактически.

– Вообще-то ещё нет. Мы пока что всего лишь выяснили, что Добролюбов был главой целой преступной группировки. Однако убийство Бессмертной Ольги Кощеевны пока что остаётся в подвешенном состоянии.

– Тут есть нож из дамасской стали. На его рукояти есть пятно, похожее на засохшую кровь. Надо бы отправить на экспертизу. Возможно, Иннокентий Акакиевич сам убил подручную, когда она решила уйти из криминального бизнеса.

– Ты что-нибудь об этом знаешь? – посмотрел на швейцара космический опер.