Так и идет работа: штамп — бутылка, бутылка — штамп…
Однообразие, свойственное предприятиям, перешедшим на единый производственный поток. На конвейере человек быстро утомляется. В данном случае мы имеем в виду Кузьму. И он говорит:
— Надя, давай передохнем!
Конвейер останавливает свой бег, и наступает передышка. Кузьма плещет в запыленный граненый стакан какое-то количество еще не разбавленной, вполне кондиционной алкогольной влаги, выпивает, закусывает нарезанной аккуратными дольками минской колбасой и закуривает. Проходит несколько минут. Супруга торопит:
— Кузьма, надо работать! Скоро придут за агрегатом.
Тут супруг, внявший разумному доводу жены, гасит окурок и снова приступает к делу.
Так продолжается до полуночи. А в итоге этой бешеной, изнурительной работы мы имеем совершенно пьяного человека, то есть Кузьму, и стоящего рядом совершенно трезвого контролера в виде Нади.
Она подметает в подсобке, убирает образовавшийся мусор, расставляет, как и полагается, сосуды со сверкающей таинственным блеском одуряющей жидкостью.
Супруги выходят на улицу, с трудом выволакивая механическое приспособление для укупорки бутылок, и ждут. Впрочем, ждать им приходится недолго. Подходит Раненый олень со своим другом. Они берут агрегат и уносят его в ночь. Супруги же, довольные проведенным временем, направляются в другую сторону. Правда, Кузьма, муж Нади, немножко покачивается, но этого уже никто не видит, поскольку Галаховка успела погрузиться в глубокую ночную дрему.
Так вот из недели в неделю продолжалась эта тихая операция балования водки — напитка, который отпетые галаховцы и ее случайные гости превозносили выше всего. Ну а потом произошло то, что и должно было произойти. Один посетитель «Рюмочной», взявший бутылку водки для «домашнего доигрывания», вдруг обнаружил внутри нее обгорелую спичку. Другому повезло еще больше: в бутылке он обнаружил окурок сигареты «Памир», любимый Кузьмой сорт отечественной табачной продукции. Эти происшествия были зафиксированы на потрепанных страницах жалобной книги «Рюмочной», которую регулярно просматривал Семен Похвистенко. Он решил, что попадание посторонних предметов в бутылки со спиртным — явление редкое и примечательное. Откуда им взяться в продукции «лик. вод. з-да», где действует сплошная автоматика? Именно с этими сомнениями и пришел товарищ Похвистенко к начальнику райотдела милиции. Вопреки установившейся литературной схеме о начальниках и, в особенности, о начальниках милиции как людях бездушных и казенных, в данном случае рапорт рядового милиционера Похвистенко был выслушан с особенным вниманием…
А в это время сведения о кипучей деятельности Матвея Лазаревича достигли чуткого слуха Диогенова. Между Теоретиком и председателем кооператива состоялось объяснение, про которое никак не скажешь, что оно «протекало в теплых, дружественных тонах».
— Не кажется ли вам, — сказал Диогенов, — что вы переступили черту закона?
— Какую еще черту? — угрюмо переспросил мясник.
— Я уже сказал: черту закона. Надеюсь, вам известно о государственной монополии? Она распространяется на добычу полезных ископаемых, заготовку пушнины, производство табачных изделий и спиртных напитков. Вмешавшись в последний производственный процесс и самовольно изменив технологию приготовления водки, вы, вольно или невольно, нарушили госмонополию и тем самым поставили себя вне закона…
— А ты уже успел об этом пронюхать, шпиён? — багровея от гнева, спросил Канюка.
— Во-первых, не шпиён, а шпион, надо хорошо знать хотя бы скудный лексикон детективной литературы. А во-вторых, я уже предупреждал вас, Матвей Лазаревич, что в рамках ЖСК «Лето» ничего незаконного допускаться не должно. В противном случае, возглавляемый вами кооператив может не рассчитывать на мои услуги. Я философ, а не какой-то пошлый уголовник.
— Ну и катись ты со своей философией куда подальше! — окончательно рассвирепев, выпалил мясник.
Так бескомпромиссно закончилась эта беседа, о которой в «Сельском вестнике» не было помещено никакого коммюнике.
Прозорливое предвидение Теоретика сбылось: человек, оказавшийся за чертой закона, находился там недолго. Галаховская милиция быстро засекла все точки разросшейся вширь и вглубь водочной империи Канюки.
Обнаружить их было сравнительно нетрудно.
Мы применили тут слово «сравнительно» не зря. В былые времена определение процента винных градусов в алкогольных напитках было делом довольно трудным. Следовало брать пробу, везти ее в специальную лабораторию, и там точный химический анализ давал ответ на вопрос, разбавлена ли водка, или она соответствует заводской кондиции. Операция громоздкая и малоэффективная, потому что она исключала очень важный для криминалистики момент внезапности и сиюминутности.
Другое дело, когда в распоряжении милиции оказался приборчик, изобретенный одним умным человеком. Собственно говоря, это даже не приборчик, а химический реагент в виде плоского кружочка, внешне похожего на пластмассовый. Если налить в рюмку водки и опустить в нее кружочек, то он будет плавать на поверхности строго горизонтально. Отлейте немного водки и добавьте воды — кружочек накренится. Чем больше воды вы будете добавлять, тем крен будет больше, пока кружок не станет вертикально. Степень крена и показывает количество добавленной воды в бутылку с сорокаградусной.
С помощью этого реагента работники галаховской милиции быстренько, без лишнего шума, установили очаги балования водки как в самой Галаховке, так и в ее окрестностях.
Теперь осталось только наметить план операции. Ее решено было начать с уже хорошо известной нам «Рюмочной». Ждали подходящего момента.
Проходя однажды утром мимо «Рюмочной», Семен Похвистенко увидел в витрине наспех приклеенную бумажку: «Санитарный день». Похвистенко немедленно явился к начальнику.
— Наденька объявила санитарный день. Причем внеплановый!
— Наконец-то! — воскликнул начальник отделения. — Я ждал этого момента. Клиентов у Канюки стало так много, что он уже не успевает обслуживать их в вечерние часы. Решили работать днем. Значит, надо действовать и нам. Но все-таки проверьте — на месте ли муж буфетчицы?
Проверили. На спасательной станции сказали, что супруг Надежды взял отгул, сославшись на неотложные домашние дела. К «Рюмочной» немедленно выслали оперативную группу.
Скрытно расположившись напротив, оперативники вели наблюдения. Ничего особенного не происходило. Правда, несколько раз проходил в «Рюмочную» находящийся в отгуле спасатель с полными ведрами воды. Потом долго не появлялся никто из людей, заслуживающих внимания. Если, конечно, не считать завсегдатаев, которые, ткнувшись в закрытую дверь и прочитав объявление, уходили, недовольно ворча что-то под нос.
— Неужели не придут до вечера? — высказал опасение Похвистенко.
— Придут! — уверенно ответил кто-то из оперативников. — Просто молодые они, вот и дрыхнут. А придут обязательно. Иначе зачем было закрывать заведение? Вывешивать это объявление?
И как бы в подтверждение этих слов вдали показалась нескладная долговязая фигура Раненого оленя и его напарника — коротышки. Их беспрепятственно пропустили в «Рюмочную», а когда они вышли оттуда — задержали. Через некоторое время вся группа, в том числе и задержанные, подошли к черному входу «Рюмочной».
Похвистенко постучался. За дверью раздался встревоженный голос Нади:
— Кто тут?
— Это я, Похвистенко! Открой, Надежда!
— А что вам надо, дядя Семен? Мы же закрыты.
— Вижу, что закрыты. И никакой я тебе не дядя, а представитель милиции. Открывай!
Надежда испуганно ойкнула. Похвистенко нажал плечом на дверь, и она легко подалась. Хозяйка заведения стояла ни жива ни мертва, сразу побледневшая и осунувшаяся, а участники группы молча прошли мимо нее.
Все помещение заволакивал едкий дым «Памира». Порядочно нахлебавшийся спасатель тупо уставился на вошедших, будучи не в силах оценить возникшую ситуацию.
