Жилищно-строительный кооператив благодаря усилиям Канюки, Диогенова и Лупоглазого (заметим, кстати, что Лупоглазый-Штутгофф тоже стал полноправным членом ЖСК) уверенно набирал силы. Уже прошли по участкам бурильщики, искусные мастера, которые могли бы оказать честь тресту «Туймазы-нефть», и пробили артезианские скважины. В дачные и кухонные баки заструилась по трубам прохладная, хрустально-чистая водичка, которую и пить-то нельзя не нахваливая. Выросли там и сям уютные беседки, грибки, скамейки. И, конечно, вместительные дровяные сараи (впоследствии члены ЖСК «Лето» перейдут на водяное отопление углем, а потом и газом, но это случится значительно позднее). На грядках прекрасно вызревал редис, лук и салат. Некоторые особо усердные кооператоры успели уже снять первый обильный урожай земляники и теперь дожидались второго… Проворно тянулись вверх молодые яблони. Весной они дружно цвели, и можно было надеяться, что осенью к ногам трудолюбивого садовода наконец упадет долгожданное спелое яблоко…

Рассчитывал на это и Кай Юльевич Диогенов. Он полагал, что пришло время, когда успешно проведенная операция «Лето» должна приносить плоды. И решил объясниться с Матвеем Канюкой начистоту.

Придя рано утром в свой мясной магазинчик, Канюка обнаружил на прилавке просунутую кем-то в щель открытку. Это была, собственно говоря, не обычная почтовая открытка, а отпечатанное типографским способом приглашение. В нем говорилось:

«Уважаемый товарищ!

Завтра, в воскресенье, на Галаховском озере состоится летний водно-спортивный праздник. Будут проведены гонки на шлюпках, заплывы на дистанции 50 и 100 метров, комбинированные эстафеты, показательные прыжки с вышки. В заключение праздника — фейерверк Приглашаем принять участие».

Канюка обратил внимание на поправки, сделанные от руки. В фразе «начало праздника в 10.00» цифра «10.00» была зачеркнута и поставлена другая: «6.00». И сделана приписка: «Явка обязательна. К. Д.»

Матвей Лазаревич все понял. Сегодня воскресенье. На стареньких ходиках — без пятнадцати шесть. Канюка снял белый фартук, который он уже успел надеть, запер лавку и поспешил к озеру. По пристани прогуливался Кай Юльевич. Они молча поздоровались, сели в лодку и оттолкнулись от причала.

— Куда держать, Кай Юрьевич? — спросил Канюка берясь за весла.

Диогенов молча показал рукой на дальний угол озера. Разрезаемая килем шлюпки вода всколыхнула неподвижную озерную гладь. Заплясали на волнах, пугая стаи сторожких мальков, кувшинки. Так они подъехали к противоположному берегу и спустили якорь метрах в пяти — шести от него. Кай Юльевич вынул из чехла два удилища, размотал лески и, с отвращением насадив на крючки извивающихся скользких червей, забросил удочки. Поплавки попрыгали на воде и неподвижно застыли, словно уснули.

— Ну как, Матвей Лазаревич, самочувствие? — начал разговор Диогенов.

— Хорошее, Кай Юрьевич, горевать пока не из-за чего.

— Довольны вы затеей с кооперативом? Или эта идея и сейчас вам не по душе?

— Что вы, как можно так говорить! Теперь у каждого добрая крыша над головой. Опять же садик и огород имеется.

— А мне кажется, что вы так до конца и не разобрались в происшедшей метаморфозе. Или просто прикидываетесь наивным. Садик, огородик — это все пустое. «Травка зеленеет, солнышко блестит», — лирика для малолетних и нисколько не волнует ваших ближайших соратников по кооперативу. Они согласились бы жить в каменных джунглях, лишь бы получать хороший припарок.

— Ваша правда, Кай Юрьевич. Они такие.

— А вы не такой?

— О себе что говорить! Ведь вы же меня не для исповеди вызвали? Да и разуверился я в богах-то.

— Согласен оставить их в полном распоряжении супруги Корабельщика. Она, говорят, набожная особа. Вынет очередной золотой из кубышки — и крестится…

— Не знаю я этих делов.

— А должны знать. Поймите, Канюка, те, кто составляет ваше ближайшее окружение, пошли в кооператив по очень простой причине: они чувствуют себя в нем, как в крепостных стенах. С их точки зрения, это даже не стена, а броня. Можно, конечно, прикрываться липовой справкой о происхождении из беднейших слоев или о том, что в свое время пострадал от басмаческих банд Эмир-паши. Но бумажкам теперь мало кто верит, особенно липовым. А жилищно-строительный кооператив «Лето» стал узаконенным общественно-социальным институтом Галаховки. Как хорошо построенный корабль, он практически непотопляем. Конечно, если вы, Матвей Лазаревич, как хороший капитан, будете знать все, что происходит на корабле, начиная с верхней палубы и до самого отдаленного кубрика.

Солнце уже поднялось довольно высоко и стало сильно припекать. На озере появились другие лодки, но они держались поодаль. Очевидно, люди, выехавшие на прогулку, не хотели мешать усердным удильщикам.

— Что же, прикажете мне следить за каждым? — спросил Канюка.

— Ни в коем случае! Если вы будете пользоваться непререкаемым авторитетом и доверием, к вам пойдут совершенно добровольно. И расскажут о своих делах. В общих чертах, разумеется. А детали пусть вас и самого не интересуют. Вы же не следователь…

— А какая мне будет от того выгода?

— Она очевидна. Во-первых, находясь в курсе дел своих подопечных, вы всегда сможете принять меры, если кто-то из них затеет что-нибудь явно противозаконное. ЖСК — не монастырь, разумеется, но и не шайка разбойников с большой дороги. Следует соблюдать величайшую осторожность. Учтите, малейшая пробоина — и корабль даст опасную течь. Сама же деловая, коммерческая информация, которую вы будете получать, бесценна. За ее надежное хранение надо платить. Тем более что вы, постоянно находясь в курсе деловой конъюнктуры, тоже будете снабжать кое-кого из своих соратников весьма полезными сведениями…

— Это я понимаю, приходилось слышать от отца. Но вот чего я в толк взять не могу: вы-то, Кай Юрьевич, при чем останетесь?

— Существенный вопрос, и мне тоже хотелось оговорить его сегодня. Я не намерен вмешиваться в дела кооператива «Лето». Они мне, прямо скажем, ни к чему. Я человек интеллигентный, увлечен чисто теоретическими проблемами, и голый практицизм мне претит. Но вы и лица, которым вы доверяете, всегда могут рассчитывать на мои советы и консультации. До сих пор они были плодотворными, и я рассчитываю, что такими же они окажутся в будущем. Если вы согласны на выплату умеренного гонорара, будем считать, что договорились. Я подчеркиваю: умеренного гонорара. Потому что личные мои потребности невелики, и я, к счастью, начисто лишен страсти накопительства. Как любой человек моего круга, способный оперировать отвлеченными философскими категориями.

— Я согласен, — сказал Канюка. Потом огляделся вокруг и побледнел: на озере не было видно ни одной лодки. — Что-то случилось, Кай Юрьевич! — дрожащим голосом произнес он.

— Да, и, кажется, что-то весьма серьезное!

Диогенов вытащил якорь и швырнул удочки на дно лодки.

— Гребите скорее к пристани.

Высадившись на берег, они увидели встревоженных граждан, бегущих в направлении вокзала.

— Что стряслось-то? — спросил Канюка.

И кто-то, не оглядываясь, крикнул в ответ:

— Война!

Водно-спортивный праздник в Галаховке был назначен на воскресенье, 22 июня…

— Что делать, Кай Юрьевич? — растерялся Канюка.

— Постарайтесь не впасть в панику, она губительна. Возможно, вам удастся закрепиться в Галаховке. Ведь председатель ЖСК не последний человек в поселке. Здесь тоже потребуются люди. И не дайте рассыпаться зданию, которое мы возвели с таким трудом.

— А как вы?

Диогенов помолчал, вероятно что-то обдумывая.

— Я? Сегодня я уезжаю из Галаховки.

— Куда?

Кай Юльевич указал рукой в сторону востока. И в ответ на удивленный взгляд Канюки пояснил:

— Война, Матвей Лазаревич, предстоит большая! А, как выразился один поэт, большое видится на расстоянии.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Тут и опустился над Галаховкой занавес, о чем мы предварили читателя в самом начале этой главы.