— Труб? — упавшим голосом спросил юный бард.
— Да, не хватает, знаете, этаких трубных, мажорных звуков.
— Будут трубы, — пообещал Олень с заживающими ранами и, забрав текст, ушел.
В новом варианте гимна появился припев:
Лишь проснешься поутру,
А труба трубит: «Ру-ру!»
Слабым силы придает,
Веселит честной народ!
— Боюсь, мой мальчик, — сказал Диогенов, — что вы поняли меня слишком буквально. Хотя зачем эти придирки? Считайте, юноша, что три недели солнца и неги вы заработали честно.
Гимн ЖСК «Лето» можно было считать почти состоявшимся. Самодеятельные певцы, подобрав на свой страх и риск мотив к одобренному Теоретиком тексту, начали репетиции. Первое торжественное исполнение гимна решили приурочить к отчетно-выборному собранию. Но Ромка этого уже не дождался, как не дождался он и школьного праздника, на котором ему должны были вручить аттестат об окончании восьмилетки. Уйдя теплым майским вечером на станцию, Ромка домой не вернулся.
Паника, вызванная этим внезапным исчезновением, как-то быстро улеглась. Узнав через милицию, что в тот вечер на станции не было никаких происшествий, Канюка успокоился и прикрикнул на жену:
— Хватит выть, будто по покойнику! Не пропадет твой Ромка, не бойся. Уж не думаешь ли ты, что он всю жизнь за твою юбку будет держаться? Парню скоро шестнадцать стукнет. Я в его годы дела делал…
Агния Леонидовна внешне вняла доводам Матвея, но продолжала горевать и лить слезы. Правда, втайне от мужа.
Собрание состоялось, и в конце был исполнен «Гимн кооператоров Галаховки». Он очень понравился. Нашлись даже энтузиасты, не поленившиеся съездить в Москву и в Доме звукозаписи напеть его на пластинку.
Так что некоторые дачники, спеша к поезду, видели выставленный на веранде патефон и слышали эту странную песенку:
Лишь проснешься поутру,
А труба трубит: «Ру-ру!»
Слабым силы придает,
Веселит честной народ!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой ищут фигуру
Матвей Канюка взял себе за правило каждый год устраивать небольшое торжество по случаю рождения кооператива. Происходило оно летом, что придавало скромному празднеству большое символическое звучание. Ведь именинника именно так и звали: «Лето».
Как и обычно, на этот раз за столом собрались самые нужные люди: старик Мизандронцев с женой, Кошатница, Диогенов. Новым человеком тут был Штутгофф, которого мясник приблизил к себе за его ценные услуги кооперативу.
Агния Леонидовна наготовила холодца, напекла пирогов с луком и яйцами, подала селедочку и отварной картофель нового урожая. Но коронным ее номером, и гости это знали, был сычуг с пшенной кашей и любимое блюдо степняков — бешбармак. Напитки она выставила четырех видов: домашний квас, графинчик водки, бутылку коньяку и кизлярский чихирь, там, в степи, ставший традиционным угощением для женщин. Агния Леонидовна, по примеру свекрови, сдабривала кисловатое виноградное вино сахаром, и от чихиря буквально слипались уста.
Положили на тарелочки закуску кто что желал, наполнили рюмки. И тоже каждому по вкусу: хозяину, Штутгоффу и Мизандронцеву — водки, Теоретику — коньяку, женщинам — сладкого, веселящего чихиря. Матвей поднял рюмку:
— На здоровьечко!
Выпили, молча закусили. Канюка отставил свою рюмку в сторону. По старой степной привычке он больше одной рюмки никогда не пил и налил себе квасу. Завязался разговор.
— Ну, теперь, слава богу, у нас в кооперативе все есть, даже гимном своим обзавелись, — сказал Матвей Канюка и, обращаясь к Диогенову, спросил: — Или нам еще чего не хватает?
— Вы, Матвей Лазаревич, забыли о свадебном генерале.
Все с недоумением взглянули на Теоретика: какой еще свадебный генерал? Первой нашлась Кошатница:
— А и правда! Жил у нас такой старенький-престаренький генералишка в Иркутске. Бывало, его просто затаскают по свадьбам — то на одну, то на другую… По осени-то он и не протрезвлялся никогда. Помню, хорошо помню этого генерала-выпивоху. А нам он зачем?
— Если хорошо подумать, нельзя не прийти к выводу, что без такого, выражаясь фигурально, свадебного генерала кооперативу «Лето» просто не обойтись.
Мысль, которую далее развил Теоретик, была ясной и четкой:
— Всякое сообщество славно своим единомыслием и сплоченностью. Мы можем сказать, что в правлении царит полное единомыслие. То же самое скажем и об основной, подавляющей массе членов кооператива. Как вы знаете, люди они разные: простые труженики, как пишут в газетах, и представители умственного труда. Но одна элементарная мысль их, безусловно, объединяет и сплачивает. «Раз, — рассуждают они, — мы за свои кровные денежки приобрели возможность дышать свежим воздухом и укреплять свое здоровье, надо этой возможностью пользоваться. А чем там занимается правление, не наше дело!» И это само по себе не так уже плохо. Не правда ли?
В этом месте сообщения Теоретика заправилы ЖСК «Лето» дружно закивали головами и даже улыбнулись.
— Но представьте себе, — продолжал Диогенов, — что в сообществе, подобном нашему, есть еще и незаурядные, выдающиеся личности. Тогда его авторитет неизмеримо возрастает. А если у него к тому же возникнут какие-то нужды, назреют насущные, но трудно удовлетворимые потребности, то люди известные, популярные в этом случае просто незаменимы. Действуя через них, можно добиться очень многого. Без видной фигуры нельзя выйти и из критической ситуации. По аналогии с карточной игрой такая фигура подобна крупному козырю: ее приберегают, чтобы отбиться от противника в тот момент, когда партия кажется безнадежно проигранной.
По мере того как Теоретик выстраивал цепь логических доказательств и опорожнялись тарелки с удивительно вкусными кушаньями Агнии Леонидовны, участниками застолья все сильнее овладевало желание заполучить какую-нибудь знаменитость немедленно, сейчас же. Насытившись, хозяин и гости предались мечтательным размышлениям.
— Да, задали вы нам задачу, Кай Юрьевич, — промолвил Канюка, переходя с кваса на крепко заваренный чай.
— Ищи того, не знаю кого, — поддакнул Мизандронцев.
— Уравнение с тремя неизвестными, — заключил Штутгофф.
Между тем, если рассуждать теоретически, выбор у кооператива был огромный. Страна по праву могла гордиться известными, знаменитыми людьми. Не существовало, кажется, такой сферы жизни и человеческой деятельности, которая не сверкала бы своими талантами-самородками.
Автор не намерен, да и не имеет возможности отбивать хлеб у историков. Ему хотелось бы только подчеркнуть, что в те предвоенные годы Советский Союз выходил на передовые рубежи не только по производству чугуна, стали, машин и станков, но и оказался далеко впереди остального мира по числу людей волевых, целеустремленных, одержимых. Именно тогда вошли в повседневный обиход эти редко употреблявшиеся раньше слова — энтузиазм и энтузиасты.
Герои были рядом, они смотрели на людей с газетных страниц и экранов кино, их голос звучал в репродукторах, радионаушниках. И они находились далеко, увлеченно занятые своими делами. Галаховские будни были чужды им.
— Можно сказать, что какой-нибудь знатный летчик-испытатель — не жар-птица, но пойди погоняйся за ним! — нарушил молчаливое раздумье старик Мизандронцев.
— А не поискать ли нам какого-нибудь артиста с именем? — спросила Кошатница.
На лице Теоретика появилось выражение, с каким обычно выслушивают лепет ребенка.
— Поймите, мы живем в эпоху технического прогресс а, — сказал он. — Почетом пользуются те, кто двигает вперед индустрию, экономику, науку. Нам нужен первооткрыватель и никто другой. Думайте, друзья, думайте!
