Но тут же зазвонил телефон. Был час ночи. Голос Фермижье звучал почти дружески.

- Алло, Ле Герн? Разумеется, вы не спали... Хе, хе, меня это ничуть не удивляет. Так вот, дорогой, я тоже не сплю. Но теперь-то я уж засну - все мои дела в порядке. Да, именно мои... Поняли? А чтобы уладить ваши, я жду вас утром ровно в десять.

Он положил трубку, даже не дав мне времени ответить. Как быть? У меня мелькнула мысль: а не поехать ли к Галипу, опередив Фермижье? Но я чувствовал себя слишком усталым и к тому же понятия не имел, где служит Галип, да и при любых обстоятельствах важнее всего было выяснить, что припас для меня Фермижье.

Ровно в десять часов я явился на улицу Фош. Эта встреча удивительно напоминала наше первое свидание, происходившее три года назад. Я ощущал во рту привкус бессонницы, совсем такой же, как после безумной ночи, когда Бреали, Конт и я готовили проект специального номера, посвященного литератрону. Фермижье встретил меня в том же самом халате, и, пока тот же самый лакей очищал яйцо всмятку ему на завтрак, он, Фермижье, тем же самым моноклем постукивал по заметкам, лежавшим перед ним на столе.

- Итак, подведем итоги! - начал он.

- Рога - это неизбежное украшение в моем возрасте. Ограбление в Польдавии - это профессиональные издержки. Надувательство Вертишу - ну что ж, это мне по заслугам. Впрочем, вчера вечером мы все уладили. Промахнулся с Бледюром - ну, здесь мне действительно досадно из-за ордена Почетного легиона. Кромлек мне его твердо обещал при ближайшем распределении, но я как-нибудь с этим примирюсь. Остается ваш друг... как его?.. этот шпион.

- Буссинго? Он не...

- Он не ваш друг, я знаю. Но вам все равно никто не поверит.

- Позвольте мне все же...

- Позвольте уж вы мне, дорогой. Ведь я же в конце концов рогоносец! Итак, я говорил: остается ваш друг... ах да, этот... Буссинго. Человек в моем положении может все себе позволить, кроме одного - быть замешанным в подобные истории. Значит, шпион Буссинго не существует, и поставим на этом точку.

- Вы хотите избавиться от Буссинго?

- Ни в коем случае, миленький, ни в коем случае, Фермижье убивает лишь два сорта людей: своих врагов на дуэли и своих служащих на медленном огне нищенского оклада. Просто мы превратим это темное дело о шпионаже в невинное дельце о мошенничестве, приукрашенное должностным преступлением, взяточничеством, злоупотреблением доверием, хищением общественных средств и тому подобными пустячками.

- По-вашему, это менее опасно?

- Запомните, милейший, когда человек богат, он всегда вне подозрений. К тому же, признания виновного меня не коснутся.

- Вы рассчитываете на Буссинго?

- Да кто вам об этом говорит! При чем тут этот... ну, как его? Да... Буссинго. Виновный - это вы.

- Я?

- Несомненно! По существу, что я о вас знаю? Ничего! Вы явились ко мне в один прекрасный день с этой историей, я имею в виду вашу штуковину. Я, с моей любовью к науке и преданностью делу прогресса, поверил вам. Дал вам возможность подготовить специальный номер с этим мальчуганом... как его?.. Контом. Славный парень, жертва журналистики, погибший на поле брани информации... Еще одна из ваших жертв... А чем в конце концов был этот ваш... ах, как его?.. Ну, литератрон? Просто стиральная машина!..

Он сердито постучал моноклем по странице журнала, на которой действительно была изображена та самая стиральная машина, которую мы использовали, облагородив ее фантазией художника.

- Стиральная машина!.. Вот и вся загадка этого... ну, как его?.. литератрона! Военная тайна? Да полноте! Розыгрыш, который дал возможность ее творцу прикарманить... сколько?.. ну да... миллиард старых франков!

- Но я не взял себе ни единого су1

- Ни единого? А на что вы живете! У вас нет состояния, никаких доходов, вы, следовательно, не получаете... А вот здесь у меня записана сумма, которую вы платите за квартиру, число ваших костюмов, марка вашего автомобиля... Кто все это оплачивал?

Мог ли я ему сказать, что все это оплачивал он сам через Сильвию? Да, мог! Он, вероятно, и сам об этом догадывается.

- Вы же знаете... - замялся я.

- Безусловно, знаю, - ответил он весьма любезно, - но публика не знает. Поверьте мне, милейший, этот миллиард - в старых франках сумма выглядит для следователя солиднее - да еще плюс Конт в качестве вашей жертвы для суда - все это обеспечит вам несколько лет тюрьмы.

И он принялся макать ломтики хлеба в яйцо, словно забыв обо мне. И, только выпив кофе, он снова заинтересовался моей персоной.

- К счастью, - сказал он, - я вижу вас насквозь. Я ведь вас сразу раскусил. Вы как раз тот самый тип жулика, который мне нужен.

- Ну, знаете ли...

- Вас смущает слово "жулик"? Пускай будет "сотрудник". Итак, по существу, вы совершенно непричастны ко всему этому гнусному мошенничеству.

- Это не мошенничество! Мы достигли значительных результатов. Я могу доказать.

- Каким образом? Уж не рассчитываете ли вы на Бледюра, чтобы похвастаться "Операцией Нарцисс"? Или мадам Гермиона Бикет и мосье Леопольд Пулиш возьмут и объяснят журналистам механизм "Проекта Парнас"? А "Проект 500"? Возможно, Кромлек на эту удочку и клюнет, да только никто ему не поверит. Нет, милейший, вы невиновны потому, что я так решил, а решил потому, что вы можете быть мне полезны.

- В чем я могу быть вам полезен?

- Увидим. Сейчас вы нуждаетесь в отдыхе. Не подскажете ли вы мне какой-нибудь укромный уголок, куда вы могли бы на время удалиться?

Внезапно в моей памяти всплыло воспоминание о домике в сосновом лесу вблизи Гужана - тихая гавань после шторма. Вереск, должно быть, еще цветет, а в лесу еще попадаются грибы.

- Да, покойный дядя оставил мне в наследство небольшой домик.

- Отлично, вот и поезжайте туда. Вчера вечером я перевел на ваш счет небольшую сумму, которая позволит вам поразмыслить на досуге. Уезжайте как можно скорее, лучше всего даже сегодня.

- Хорошо.

Я повиновался как во сне. Мои ноздри уже ощущали запах смолы и влажного перегноя, который стоит зимой в сосновом лесу.

- Но прежде чем уехать - это, конечно, просто формальность, - вы напишете заявление, которое мы передадим в прессу как коммюнике и напечатаем в специальном выпуске моих газет. Вы предоставите на суд общественности презренного негодяя, который втянул вас, простодушного ученого, в этот мерзкий разгул лжи. Вы укажете его имя...