- А как подвигается ваша научная работа, дядя? Вы довольны?
Он включил свой паяльник.
- Как сказать... Основное уже сделано, но я все еще топчусь на месте. Мой аппарат давным-давно готов. Я обнаруживаю нефть на любой глубине так же легко, как счетчик Гейгера определяет радиоактивность. Конечно, я применяю принцип, аналогичный звукоулавливателю подводных лодок, но вместо того, чтобы работать на ультразвуках, я...
- Если ваш аппарат готов, так за чем дело стало?
- Обычная история: отсутствие денег. Как только я закончу последние, самые решающие опыты, все нефтяные компании будут драться за право меня финансировать! Но для этого требуются миллионы, по меньшей мере пятнадцать-двадцать...
- В наше время это не бог весть что.
- Легко тебе говорить. Я стучался во все двери. Обращался за помощью в Научно-исследовательское общество, в Генеральный комиссариат нефтехимической промышленности, в Постоянный совет по энергетическим кадрам, в Государственный комитет прикладных промышленных наук, в комиссию по недрам Планового комиссариата, в отдел рудников Экономического совета, к делегату, ведающему координацией геофизических исследований при помощнике секретаря Управления по неатомной энергии, к...
- И среди всех этих людей не нашлось никого, кто мог бы вам помочь?
- Всех этих людей?! Но это все одни и те же люди, дружочек ты мой! Советники, атташе, делегаты, уполномоченные, комиссары, верховные комиссары - это же пустые слова, один пшик. В действительности их всего четверо, они сменяют друг друга, как опереточные карабинеры. Один из них - мой школьный товарищ Ратель, который никак не может мне простить, что я отнял у него восьмое место ex-aequo [На равных основаниях (лат.)] на выпускном конкурсе, потом профессор Вертишу, окончательно и бесповоротно впавший в детство, затем еще этот председатель Фалампен, который думает только о политике, и, наконец, старик Фермижье дю Шоссон, на которого возложена финансовая сторона дела, но его в основном интересуют лошади.
- Выходит, что главным образом вам надо убедить этого самого Рателя?
- Убедить этого идиота? Пожалуй, легче втолковать умалишенному высшую математику.
- Однако Ратель тоже закончил Центральное.
- Нет правил без исключения. К тому же Ратель предатель.
- Вот как! Сотрудничал с немцами?
- Нет, нет... скорее обратное. Но он воспользовался своими заслугами, чтобы выдвинуться. У него просто фантастическое положение и колоссальный оклад...
- И это вы называете предательством, дядя?
- Я хочу сказать, что Ратель предал свою миссию инженера. Для нас дело не в деньгах. Посмотри, чем я работаю! Уж кто-кто, а я недорого обхожусь государству!
- Но, по правде говоря, разве вы не мечтаете, чтобы государство дало вам денег?
Он посмотрел на меня, нахмурив брови.
- Ничего ты не понимаешь. Деньги эти мне нужны не для себя не для моих личных удовольствий, в для научной работы!
Не желая его огорчать, я не стал продолжать разговор. Но я мог бы спросить дядю: разве исследовательская работа не единственное его удовольствие и не является ли клянченье денег на научные опыты, по существу, неосознанным клянченьем для самого себя?
Через несколько дней, когда я играл в бридж с молодым Рикардом, мне посчастливилось выиграть у него довольно кругленькую сумму. Я - без огласки, разумеется, - решил по-своему распорядиться этим долгом чести и проигрышем Рикара оплатил предъявленный господину Филиппе вексель в несколько сот тысяч франков который уже много месяцев угрожал бюджету лаборатории. Конечно, милейший мой дядя приписал эту неожиданную удачу только своим заслугам.
- Вот видишь, - сказал он мне, - я был совершенно прав, уступив этому ничтожеству Рикару заведование лабораторией. Он прекрасный администратор, хотя я уверен, что это решение идет свыше. Доклад, который я год назад направил в Генеральную дирекцию, принес свои плоды. Только бы мне приступить к последним, решающим опытам на участках, они меня золотом засыплют.
Я оставил его в счастливом неведении, твердо решив, буде у меня появится такая возможность, оградить его от разочарований.
Вскоре после этого я был избран третейским судьей соперничающих между собой фракций Ассоциации студентов города Бордо именно благодаря установившейся за мной репутации человека умеренных взглядов и благодаря стараниям, которые я прилагал, чтобы никогда и ни в чем себя не скомпрометировать и вместе с тем казаться человеком смелым и прямым. Отказавшись участвовать в деле, которое заключало в себе известный риск, я согласился представлять моих коллег в вопросе второстепенном - конфликте с вице-директором Управления бланков и формуляров министерства государственного просвещения. Я отправился в Париж и был принят начальником канцелярии вице-директора.
Дело было тотчас же улажено, ибо я без дальних слов сумел разделить точку зрения моего собеседника, что, разумеется, было весьма высоко оценено. Я только попросил для морального удовлетворения моих доверителей печатать пресловутую брошюру, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, на розовой бумаге, а не на бумаге цвета папских булл. Мне это милостиво разрешили и даже пообещали в шестнадцатом абзаце седьмого параграфа четвертого раздела заменить формулировку "явка обязательна" на "предлагается явиться".
Дальнейшие переговоры прошли в тоне дружеской беседы. Начальник секретариата, молоденький блондин, примерно мой ровесник, целый год провел в лицее Людовика Великого [ Известнейший а Париже лицей, где проходят специальную подготовку для поступления в Ecole Normale Superieur знаменитое высшее учебное заведение, сыгравшее огромную роль в культурной жизни Франции. ]. Там он постиг нелегкое искусство заставить слушать себя и делать вид, что слушает других. Это придавало его разговорам ничего не стоящую и ни к чему не обязывающую любезность. Я весьма заинтересовался его персоной, так как тоже метил на карьеру такого рода, но, разумеется, на более высоком уровне. Я считал, что для человека ловкого секретариат министра может стать великолепным трамплином. Мой собеседник разгадал эту мысль с полуслова и поспешил вывести меня из заблуждения.
