Теперь и Плэгуэй убедился, что можно, испытывая все неприятные ощущения, сопутствующие стремительному падению, падать при этом не вниз, на землю, а вверх, в небо.
— Что это значит, Линч? — спросил Плэгуэй таким тоном, точно все, чему он сейчас был свидетелем, явилось плодом нерачительности командира воздушного корабля.
Линч не ответил.
— Что это за громадный серп? — продолжал Плэгуэй. — Неужели Луна?
— Луна во-он где, — отозвался Линч и снова с полнейшей бесцеремонностью повернул генерала головой направо.
Там генерал увидел сразу два светила. Одно из них безусловно было Луной. Второе слепило глаза хотя оно еще только-только возникало из-за горизонта. И это светило безусловно было Солнце. Солнце — в четверть десятого вечером, зимой!
— Вы что-нибудь понимаете? — крикнул генерал, хотя в шлемофон хорошо слышен и шепот.
Линч отрицательно покачал головой.
— Откуда сейчас солнце?
Линч молча пожал плечами.
— Где мы находимся? Приблизительно, конечно.
— Если это действительно солнце и оно действительно восходит, то мы, видимо, уже где-то над Советским Союзом… Хотя, по совести, я никак не возьму в толк, как мы проделали такой путь за четверть часа…
— Назад! — закричал Плэгуэй, хотя в шлемофон, повторяем, слышен был и легчайший шепот. — Немедленно поворачивайте назад вашу колымагу!.. Этого еще не хватало!..
— Слушаюсь, господин генерал, — с готовностью отвечал подполковник.
Но только он взялся за ручку штурвала, как Плэгуэй, побуждаемый какой-то внезапно осенившей его идеей, скомандовал:
— Отставить!
— Есть отставить! — послушно отозвался удивленный подполковник.
— У вас есть с собою фотоаппарат? — спросил генерал.
— Гарри, — сказал Линч второму пилоту, — дай генералу мой аппарат.
— Значит, никто из вас не знает, что это за серп и как он называется? — переспросил генерал и сделал один за другим четыре снимка, норовя захватить в объектив сразу все три светила, видневшиеся под самолетом. Затем он несколько раз заснял один только таинственный серп.
— Не думаю, чтобы хоть кто-нибудь на земле мог дать ответ на наш вопрос, — ответил Линч за себя и своего помощника. — Разве только какие-нибудь особенные специалисты. Хотя весьма сомнительно, чтобы такая большая сенсация могла оставаться тайной больше получаса.
— Вы все-таки на всякий случай проверьте у штурманов.
— Билл, — нажал кнопку переговорного устройства подполковник Линч, — генерал интересуется, известно ли вам, штурманам, что это там за рогатая штука торчит прямо по носу?.. Угм!.. Угм… Ну, конечно, конечно, разве другого ответа можно было ожидать от такой глубоко просвещенной особы!.. Он говорит, господин генерал, что теряется в догадках. Единственно, в чем он твердо уверен, так это в том, что ни один другой штурман во всей военной и гражданской авиации Республики Атавии и всего мира не смог бы сказать по этому вопросу больше него, то есть он хочет сказать, больше майора Билла Швайншмерца.
— В таком случае я единственный человек, знающий, что это небесное тело называется «Литтл Атавия», потому что именно так я его и называю на правах первооткрывателя. Приказываю вам, господа офицеры, быть свидетелями, а штурману Швайншмерцу зафиксировать в надлежащей форме и выражениях в бортовом журнале самолета, что, — генерал посмотрел на свои часы, — двадцать первого февраля сего года, в двадцать один пятнадцать генерал Плэгуэй открыл неизвестное доселе небесное светило, названное им в честь Атавии «Литтл Атавия». Поздравляю вас, господа, с тем, что вам выпало счастье и честь быть свидетелями нового завоевания атавизма! Да поможет нам бог!
— Аминь! — ответили пилоты, а подполковник Линч, кроме того, нетерпеливо спросил:
— Теперь можно поворачивать?
— Поворачивайте с богом, — ответствовал генерал, преисполненный самых набожных мыслей. Он считал, что если бог вдруг и в самом деле существует, то он, генерал, показал себя неплохим атавийцем…
Так, двадцать первого февраля, в двадцать один час пятнадцать минут атавийским генералом Плэгуэем с борта атавийского тяжелого четырехмоторного самолета «питон-18» была открыта и запечатлена в бортовом журнале, во славу атавизма, под названием «Литтл Атавия», то есть «Маленькая Атавия», планета довольно хорошо и давно известная человечеству под названием «ЗЕМЛЯ».
3
Опять взлет и физическое ощущение падения в пропасть. «Искусственный горизонт» поднялся до нормы, альтиметр показал предельную высоту, и вдруг снова ПРЯМО ПОД САМОЛЕТОМ развернулась звездная бездна. Но на сей раз в ней не было ни Луны, ни Солнца, ни Земли. Сейчас прямо под ними на дне черно-синей ямы лежали Большая и Малая Медведицы, созвездия Дракона, Геркулеса, Волопаса, Змея, Девы, Лиры. «Питон-18» камнем падал вверх (а может быть, это надо было уже назвать «вниз»?), на Полярную звезду.
А судя по гирокомпасу, они по-прежнему держали курс на ост.
И вот, когда Плэгуэй, на которого, как на старшего по званию и положению, легла вся ответственность за принятие решения, совсем было потерял голову и собрался приказывать, чтобы снова поворачивали назад (хотя куда, собственно, поворачивать и зачем, было непонятно), все вдруг само по себе встало на место. Небо, как ему и положено спокон веков, все собралось над самолетом, внизу снова угадывалась верхняя кромка безбрежного моря облаков, «искусственный горизонт» успокоился на средней линии, Полярная звезда как ни в чем не бывало заняла свое обычное место, на этот раз справа по борту.
Несколько минут все в кабине — и оба пилота и генерал — молчали, напряженно вглядываясь в небо — не упадет ли оно им снова под ноги. Небо пока что не падало.
Но надолго ли оно останется на месте? Какую еще фантастическую неожиданность таило в себе это видимое спокойствие? А вдруг самолет ни с того ни с сего перейдет в вечный штопор и будет в таком виде вертеться, пока не рассыплется на части? А что, если он будет продолжать свой полет боком, на крайнем ребре крыла, или хвостом вперед? Или вдруг из-за какого-нибудь созвездия вышвырнет им навстречу Сатурн и они с лету врежутся в его кольца?
Но время шло, никаких происшествий не происходило. Все приборы, кроме бездействовавших радиоприборов, работали исправно и безотказно. Правда, гирокомпас показывал, что самолет идет курсом не на ост, а на вест, но в этом не было ничего удивительного, потому что они летели ведь сейчас обратным курсом. Надо было принимать решение насчет дальнейшего пути: с каждым мгновением — и это было ясно и пилотам, и штурманам, и генералу — они, очевидно, все больше удалялись от берегов Франции.
Плэгуэй вопросительно оглянулся на Линча. Линч сидел, непринужденно откинувшись на спинку кресла, и смотрел на генерала с почти нескрываемым злорадством. Всем своим видом он недвусмысленно показывал, что с себя лично он всякую ответственность за полет в таких идиотских условиях снимает и что пускай господин генерал, если ему придет в голову дельная мысль (что весьма сомнительно), сам отдает приказания, и он, подполковник Линч, пожалуйста, как дисциплинированный офицер, будет их выполнять, сколь бы нелепы и бесполезны они ни были.
Ну и влипли же они в кашу по милости этого проклятого генерала!.. Следовало сразу, как только началась чертова магнитная буря, во что бы то ни стало, не считаясь ни с каким риском, немедленно идти на посадку…
Непривычное чувство горькой легкости, дурманящее волю, сознание полной обреченности, освобождающее от утомительных и бесполезных попыток спасения, на некоторое время овладело им. Подполковник Линч был слишком лакеем, чтобы взбунтоваться по-настоящему, именно поэтому он и упивался беспомощностью положения, в котором находился его столь высокопоставленный и всемогущий начальник.
Часы на пульте перед Линчем показывали двадцать один час двадцать три минуты. Неужели с момента взлета с аэродрома прошло меньше получаса? Он проверил по своим ручным часам и удостоверился, что именно так дело и обстояло.
