– Вот!

Пришлец так и замер с занесённым над головой ковшом.

– Чего тебе, болезная?

– Одёжу тебе принесла! Вот.

– Это что, мои сапоги?

Жёлтые звериные глаза сверкнули в темноте.

– Нет. Это мои сапоги. В лесу нашла. Но оказались не по размеру, так что носи.

– Нашла, значит?

– Ну да. Лежали без дела. А мне сгодятся. Ну бери уже! – Она нетерпеливо шагнула к молодцу, предплечьем утирая со лба пот. Порты большие, должны налезть. И рубаха. А что у тебя тут?

Едва Рьян успел принять обновки, как палец ведьмы уперся ему в живот, в самую серёдку знака рода. Рыжий смущённо кашлянул.

– Дай хоть прикрыться, ненормальная…

Йага только рукой махнула.

– Ой, да ну! Расскажи про рисунки! Я таких прежде не видела!

– А что, много голых мужиков повидала, чтобы судить?

Йага рассмеялась:

– Может и повидала. Тебе-то что?

Молодец насупился и повернулся спиной. Наскоро обтёрся руками и натянул порты.

– Это знак рода. Всех в семье таким в младенчестве метят.

Он снова повернулся лицом, и девка нахально присела перед ним на корточки, рассматривая рисунок. Проследила пальцем петлю до пупа.

– Красиво! Он как будто под кожей! Ай, ты чего?!

Рьян и сам не понял, зачем шлёпнул по горячей ладони. Просто вдруг показалось, что жар от неё куда сильнее, чем от раскалённых камней в бане.

– А нечего! Ведьма…

Девка растерянно захлопала ресницами, небрежно отбросила волосы со лба и резво вышла из бани.

– Меня Рьяном величают! – зачем-то крикнул ей вслед молодец.

Йага выскочила из бани словно полночи в ней парилась. Жар прилил к щекам. Да её матушка ни разу не била, а тут этот… Явился невесть откуда весь такой… Какой? Непонятный! Неправильный!

– У-у-ух! – погрозила она ёлкам, любопытно склонившимся над их двором.

Ёлки понимающе покачали вершинами.

Кому как не ведьме лесной знать, что с богами спорить негоже. Коли привели они этого… Рьяна к ней третий раз, стало быть, надо так. Но разве не могли они привести кого-то не такого противного?!

Рябая неясыть спустилась на плечо, проткнув когтями платье. Потёрлась о висок, заворчала. Йага погладила птицу, вслушиваясь в её говор.

– Что-что? Запереть дверь да оставить в бане до утра?

Неясыть завертела головой: она такого не сказывала!

– Ну ладно-ладно, – рассмеялась колдовка. – Пусть ему. Но помогать не стану! Будет с него и одного раза!

Неясыть визгливо засмеялась: она-то точно знала, что любопытство не оставит лесную госпожу и что её ещё отговаривать придётся. Не знала этого покамест только сама Йага.

Оттого, наверное, она и спряталась за занавеской в женском уголке и не стала ничем угощать гостя, когда тот вернулся в избу. Крынку простокваши, хоть и нехотя, выставила ему матушка. Рьян не побрезговал и хлеба не попросил. А ведь могло и на это наглости хватить.

– Благодарствую, хозяюшка!

Отвесил поклон, как следует доброму гостю, и примерился было спать на лавке, но матушка зашикала:

– Куды?! У меня тут девка немужняя, а ты, незнамо чей и откель, с нею в одной избе спать собрался? Марш в предбанник! Там нынче тепло.

Рыжий плечами пожал, подхватил одеяло, которого ему, надо сказать, никто и не предлагал, и был таков.

Йага же той ночью долго уснуть не могла. Не то потому что матушка на полатях бормотала и ворочалась, не то ещё почему. Когда же под утро старая ведьма спустилась, взяла корзину и покинула избу, Йага решилась высунуться из своей спаленки.

Как была, босоногая, пошла во двор. Мокрая земля холодила пятки, но никакие хвори лесовку сызмальства не брали, что ей сырость осенняя?

Ливень едва утих, мутные лужи ещё малость рябили в предрассветной темноте. Йага пошлёпала прямо по ним. Нагнулась к щёлочке в предбаннике – не видать ни зги. Тихонько отворила дверь, юркнула внутрь. Гость мерно посапывал, свернувшись калачиком. Девка на цыпочках подкралась к нему, наклонилась, разглядывая. Гол как сокол. Ни кошеля при нём, ни сумы со снедью, которой часто пришлецы с ведьмами расплачивались. Чем же он матушке обещал отдарить за помощь? Да что за нужда привела в поздний час в глухой лес?

Девка и не заметила, как слишком сильно приблизилась к молодцу. И как тот сопеть перестал – тоже. А рыжий – хвать! – и стиснул пальцы на её запястье. Йага не испугалась. Не было такого, чтобы в лесу её кто-то обидел. Везде друзья-помощники. За неё и мыши, шуршащие в углу, встанут, и неясыть, следящая с ёлки, прилетит.

– Чего хватаешься? – шёпотом спросила девка.

– А чего крадёшься? – в тон ей ответил Рьян.

– Удушить тебя хотела, да ты проснулся невовремя.

– Врёшь.

– Вру. И что с того?

Молодец отпустил её, сел и хорошенько, до хруста в членах, потянулся. Похлопал по месту рядом с собой: садись, мол. Йага осталась стоять.

– Зачем к матушке явился?

Рьян мотнул головой, отбрасывая от лица спутавшиеся волосы. Маленькие золотые кольца в ушах дрогнули.

– А тебе что? Думаешь, я душегуб какой?

– Коли так, то земля тебе пухом, – спокойно ответила ведьма. – Чего просить собрался? И чем платить?

Молодец упёр локти в колени, положил подбородок на сцепленные ладони. Долго снизу-вверх смотрел на девку и, наконец, признался:

– Проклят я. Ведьма твоя обещала помочь.

– Матушка Зорка. Коли помощи просишь, так зови её с почтением.

– Ну Зорка, – не стал спорить Рьян. – А чем платить ей стану, – он тронул маленький деревянный туесок, висящий на шнурке на шее, спрятал под рубаху и похлопал рукой, – то не твоего ума дело.

Неужто думал, девка любопытная выпытывать станет? Посулит награду, если скажет. Йаге и впрямь любопытно было – сил нет. Но в темноте не видать, как у неё нос сморщился от расстройства. Она сказала:

– Проклят, стало быть. Что ж, знаю, что матушка поутру сделает. Пойдём.

Она не глядела, послушался ли гость. Коли богам он люб настолько, что наново с Йагой свели, то и разума они ему дадут, чтоб не перечил.

Когда Рьян вошёл в избу, Йага уже вовсю топила печь. И, хоть рыжий и делал вид, будто не по велению зашёл, а так, гулял просто, ухмыльнулась.

Огонёк хитро подмигивал из глубины устья, знай дровишек подкидывай. Весёлый дым сначала занавесил кухоньку, но быстро нашёл выход и послушно потёк в трубу.

– Возьми горшок, – велела ведьма. – Воды налей. Да ставь в печь.

– А сама что? Невмоготу? Придумала тоже! Мужику кашеварить!

Йага медленно облизала губы, ни слова не говоря. А то так бы и дала хворостиной промеж лопаток! Молодец скрипнул зубами и начерпал из бочонка воды, поднял горшок, и впрямь тяжеловатый для бабы.

– Куда ставить-то?

Лесовка мотнула головой – копна волос так и заплясала, ровно то пламя.

– Да смотри к огню поближе!

Огонёк поманил Рьяна из самой глубины печи – поди ещё дотянись.

– А ухват где?

Девка вскинула густые брови. И так хороша она была в этой осенней сырой темноте, так её загорелую кожу целовали отблески пламени, что Рьян в кои-то веки передумал препираться. Быть может, молчи он почаще, больше бы друзей себе нажил и меньше врагов.

Он поставил горшок в печь и подвинул, насколько хватало руки.

– Глубже.

Подвинул ещё маленько.

– Вода так до вечера не закипит. Ставь куда положено.

Проклятый зыркнул сердито, но ведьме хоть бы хны. И не так на неё зыркали. Он сильно выдохнул через ноздри, лёг на живот, пачкая рубаху сажей, и как мог растянулся по устью, ажно ступни от пола оторвались!

Печь была хорошая, просторная. Такая, какая устоит, когда от избы ни брёвнышка не уцелеет. В ней и помыться можно, коли баню не истопишь, и еды на большую семью за раз сготовить. Рьяну печи не нравились. Ему больше был по нутру открытый очаг да котёл над ним, как дома. Но даже северянин подивился, каким заботливым теплом обволокли его глиняные стены.

И только хотел выползти назад, как хитрая ведьма схватила его за ноги, и без того висящие в воздухе, да толкнула вперёд. Рьян только что лицом в угли не угодил.