Вздрогнув, Балвер принялся суетливо потирать руки. Один вид этого похожего на птицу человека всегда вызывал у Валды зуд.

– Раз уж ты здесь, Балвер, пусть от тебя будет хоть какой-то толк. – Валда терпеть не мог никчемных людей, а бумагомарание было в его глазах одним из самых никчемных занятий. – Извести всех Лордов-Капитанов в крепости. Скажи им, что Лорд Капитан-Командор убит и я созываю Совет Помазанников. – Первое, что он сделает на посту Лорда Капитан-Командора, – выкинет за ворота Цитадели этого сухого маленького человечка, и не просто выкинет, а зашвырнет так далеко, чтоб летел вверх тормашками. А потом подберет себе секретаря, который, по крайней мере, не будет дергаться. – Неважно, кто подкупил Омерну, ведьмы или Пророк, но Пейдрон Найол будет отомщен.

– Как прикажете, милорд, – с усилием выдавил из себя Балвер. – Все будет так, как вы прикажете. – Он наконец сумел заставить себя взглянуть на тело Найола. Зато потом, кланяясь с обычными подергиваниями перед тем, как удалиться, явно никак не мог оторвать от него взгляда.

– Похоже на то, что вы и впрямь будете нашим следующим Лордом Капитан-Командором, – сказал Асунава, когда Балвер вышел.

– Похоже, – сухо ответил Валда.

Неподалеку от разжатой руки Найола лежал рулончик тонкой бумаги – обычно бумагу именно такого типа использовали, отправляя сообщения с голубями. Валда наклонился и поднял рулончик, но тут же с отвращением сморщился. Бумага лежала в луже вина; прочесть что-либо было невозможно – чернила расплылись.

– И вы передадите Моргейз Деснице, когда больше не будете нуждаться в ней. – В тоне Асунавы не было даже намека на вопрос.

– Я сам передам ее вам. – Возможно, было бы весьма разумно сделать Асунаве небольшую уступку, чтобы на время умерить его аппетит. Да и Моргейз станет сговорчивей. Клочок бумаги, превратившийся в ненужный мусор, выпал из руки Валды прямо на труп Найола. Да, все когда-нибудь приходит к концу. Старый волк утратил с возрастом хитрость и силу, и вот результат – теперь Эамон Валда получил возможность поставить на колени ведьм и их Лжедракона.

Распластавшись на склоне холма под лучами послеполуденного солнца, Гавин пытался оценить размеры случившегося несчастья. Колодцы Дюмай находились отсюда на расстоянии нескольких миль к югу, позади равнины и низких холмов, но дым горящих повозок был еще виден. Что произошло после того, как он, пытаясь спасти Отроков, увел оттуда тех, кого смог собрать, Гавин не знал. Похоже, верх брал ал’Тор, он и эти одетые в черное мужчины, которые и впрямь оказались способны направлять Силу и явно побеждали и Айз Седай, и айильцев. Именно заметив, что сестры бегут, Гавин понял, что дело дрянь и мешкать больше нельзя.

Жаль, что ему не представилось возможности убить ал’Тора. За мать, которая погибла из-за того, что натворил этот человек; Эгвейн, правда, отрицала это, но доказательств у нее не было. За сестру. Что бы там ни говорила Мин, он должен был заставить ее покинуть лагерь вместе с ним, хотела девушка этого или нет; как жаль, что некоторые вещи по-настоящему понимаешь только задним числом. Если Мин права и Илэйн в самом деле любит ал’Тора, стоило убить его хотя бы за то, на какую ужасную судьбу это обрекало его сестру. Может быть, айильцы сделали это за него. Хотя вряд ли.

С угрюмым смешком он посмотрел в подзорную трубу. На одном из ее золотых колец было выгравировано: «Любимому сыну Гавину от Моргейз, королевы Андора. Может быть, тебе суждено стать живым мечом ради своей сестры и Андора». Сейчас эти слова звучали почти горько.

За разбросанными там и сям кучками деревьев мало что удавалось разглядеть. Ветер все еще дул порывами, вздымая вихри пыли. Изредка в ложбинах между приземистыми холмами было заметно какое-то движение. Айильцы, конечно. Только они умели так сливаться с местностью, не то что Отроки в своих зеленых мундирах. Ниспошли Свет, чтобы ему удалось спасти хотя бы тех, кого он увел с собой.

Каким он был дураком! Ал’Тора давно следовало убить; и сделать это должен был именно он. Но не смог. Не потому, что этот человек был Драконом Возрожденным. Просто Гавин пообещал Эгвейн не поднимать руку на ал’Тора. Она исчезла из Кайриэна, оставив Гавину письмо, которое он читал и перечитывал до тех пор, пока бумага не протерлась на сгибах. Он не удивился бы, узнав, что Эгвейн отправилась на помощь ал’Тору. Он вообще не мог нарушить данное слово, а уж слово, данное женщине, которую любил, и подавно. Слово, данное ей, – нет, никогда. Чего бы ему это ни стоило. Гавин надеялся, что она поймет, на какую сделку со своей совестью ему пришлось пойти; он не поднял руку на ал’Тора, как и обещал, но и пальцем не шевельнул, чтобы помочь ему. Сделай так, Свет, чтобы она никогда не попросила его об этом! Недаром говорится, что любовь лишает человека разума; он – живое тому свидетельство.

Он поднес подзорную трубу к глазу, пытаясь получше разглядеть женщину, галопом скачущую по открытому полю на высоком черном коне. Лица разглядеть не удалось, но вряд ли служанка носит платье для верховой езды. Выходит, по крайней мере одна Айз Седай спаслась. Если сестрам удалось вырваться из этой западни, может быть, кому-то из Отроков тоже посчастливилось. И если повезет, он разыщет их прежде, чем с ними расправятся случайные группы айильцев. Сначала, однако, нужно помочь этой сестре. Он прекрасно мог продолжить путь и без нее, но бросить женщину одну, когда в любой момент ей угрожала прилетевшая неизвестно откуда стрела, не в его характере. Однако, как только Гавин начал взбираться по склону и замахал ей рукой, ее конь споткнулся и упал, перебросив всадницу через голову.

Гавин выругался, остановился, посмотрел в подзорную трубу и выругался снова, увидев человека, стоявшего чуть повыше того места, где упала женщина. Он торопливо оглядел холмы и выругался еще раз; наверно, дюжины две айильцев в вуалях стояли на гребне одного из ближайших холмов, меньше чем в сотне шагах от всадницы, и наблюдали за ней. Сестра поднялась, явно нетвердо держась на ногах. Если она в здравом уме и не утратила способность направлять Силу, вряд ли несколько айильцев могли причинить ей вред, особенно если она спрячется от стрел за упавшим конем. И все же Гавину было бы спокойнее, если бы он смог помочь ей. Скатившись с гребня – наверху айильцы вполне могли заметить и его, – он заскользил вниз, укрываясь за холмом, и встал, только оказавшись внизу.

Он увел за собой на юг пятьсот восемьдесят одного Отрока. Все в достаточной мере овладели военным искусством, чтобы покинуть Тар Валон. Сейчас в ложбине его дожидались верхом меньше двухсот. И вот что странно. Еще до того, как все это случилось у Колодцев Дюмай, его не покидало ощущение, что все их планы пойдут насмарку и что он и Отроки погибнут еще до возвращения в Белую Башню. Почему – он не знал; может быть, все это с самого начала входило в планы Элайды или Галины? Но это чувство было очень сильным и, увы, оказалось достаточно точным, хотя и не в полной мере. Однако теперь, и в этом не было ничего удивительного, Гавин предпочел бы держаться подальше от Айз Седай, если бы ему предоставилась такая возможность.

Он подошел к высокому серому мерину, на котором сидел очень юный всадник. Такой же, как большинство Отроков – немногим из них приходилось бриться даже раз в три дня, – но это не мешало Джисао носить на воротнике значок в виде серебряной башни, доказательство того, что он принимал участие в сражении, когда происходило низвержение Суан Санчей; об этом же говорили шрамы под одеждой. Ему вообще пока можно было не бриться, однако его темные глаза принадлежали, казалось, человеку лет на тридцать старше. Интересно, подумал Гавин, его собственные глаза производят такое же впечатление?

– Джисао, нужно помочь сестре...

Около сотни айильцев, рысью бежавших к западу по гребню низкого холма, остановились и замерли в удивлении, обнаружив внизу Отроков, но ни это неожиданное препятствие, ни даже то, что Отроков было заметно больше, не заставило их свернуть с пути. В мгновение ока они подняли вуали и, потрясая копьями, бросились вниз по склону, целясь как в коней, так и во всадников. Айильцы, конечно, умели сражаться с конным противником, но и Отрокам совсем недавно пришлось немало повоевать с айильцами, а плохие ученики среди них долго не заживались. У многих Отроков имелись тонкие пики, острие каждой из которых на полтора фута было оковано сталью; кроме того, пики были снабжены крестовиной, не позволяющей им слишком глубоко погрузиться в тело жертвы и застрять в нем. А во владении мечом Отроки уступали разве что мастеру клинка.