Annotation

На факультете Целителей никогда не было человека? А теперь будет! Потому что я стану врачом, чего бы мне это ни стоило. И никто мне в этом не помешает, ни родители, ни некоторые чересчур высокородные эльфы, ни даже война… Война с гоблинами, пожалуй, даже подсобит. Уж целители там точно понадобятся!

Целитель для Темного

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Эпилог

Целитель для Темного

Пролог

Светало. Старый Том выбрался из лодочного сарая, и расшатанную дверь едва не вырвало у него из рук порывом дикого ветра. Лодку выводить нельзя. В такую погоду и на удочку ничего не поймать, рыба уходит на глубину, пока ураганный шторм бесится в небе, захватывая море с собой в огромные водяные валы. Из расщелины между скал доносился жуткий свист, не умолкая ни на секунду. Ветер яростно рвал крыши построек, местами задирая камыш, сарай скрипел всеми своими досками, двигался как живой. Дом, потрепанная, но прочная рыбацкая хижина, стоял прочно, крепко вбитыми угловыми бревнами держась за выветренную землю.

Том все же достал снасти, стал увязывать вместе, чтоб не снесло — где их будет нынче взять! Авось найдется на дальнем утесе местечко и укрыться от ветра, и попытать рыбацкого счастья. Нельзя сегодня без добычи, дочка третий день голодает. Он обернулся на темные, зашторенные окошки, усмехнулся чему-то в усы и уверенно зашагал по вытоптанной между скал тропе.

Лизетт встала поздно. Когда нечего есть, лучше больше спать, это всякому известно. Отец, как всегда, ушел на рассвете. Что же он надеется добыть в такой ураган? Третью неделю море штормило, невероятной силы волны почти доставали брызгами до окон их маленькой хижины, и рыбы было не достать. Запасы подъели, да много ли сделаешь этих запасов? И в лучшие времена отец приносил по три-четыре рыбины, одну на ужин, остальное сразу на продажу. В сезон обычно ездит торговец, которому можно сдать улов по пять монет за штуку. Понятное дело, что в городе на рынке он перепродаст вдесятеро, да попробуй сам доберись до этого города. А еще и продай! И вот — сезон наступил, на который вся надежда рыбацких семей, а улова нет. И торговца нет.

Вчера говорили с отцом — если опять ничего не удастся поймать, надо идти в город. Лизетт девушка взрослая, уже семнадцатый год на носу — найдет себе местечко, служанкой, кухаркой, а то и у швеи какой в подмастерья запишется. Служить ей, правда, не доводилось, и уход за господами негде было подсмотреть. Готовить она хорошо умела только рыбу, да коренья, что в богатом доме и за еду не посчитают. Зато кое-что ей удавалось очень хорошо.

Лизетт с детства любила смотреть как мама вяжет невиданными узорами тонкие теплые шали из козьей шерсти для семьи да подруг. Мамы больше нет… А искусство ее осталось — у дочки. Теперь она и сама знает секрет превращения серого пуха в удивительные тонкие нити и резные узоры. Только шерсть стоит денег, а улов проедается до остатка, не позволяя накопить хоть на моток.

От нечего делать девушка вымыла чистый пол, стерла с окон набившуюся от ветра пыль, да села подшивать латанную-перелатанную юбку. День промелькнул как не бывало, за окном серело. Отец уже должен был вернуться, подумала Лизетт, подхватилась, зажгла щепу в глиняной миске на подоконнике, чтоб Аэд уберег святым огнем от ненастья. Туда же сцедила несколько капель драгоценного рыбьего жира, пусть подольше тлеет, охраняя отца милостью огненного бога.

Беспокойство не унималось. Лизетт принялась было выравнивать посуду в шкафу, бросила. Перестелила половики, одернула постели и серую от времени скатерть на массивном деревянном столе, занимавшем добрую половину комнаты. Наконец, с великой осторожностью достала с самой верхней полки шкафа небольшую книжицу в выцветшем переплете, забралась с ногами в кресло под окном и затихла, водя пальцем по хрупким страницам.

Ветер над морем завывал все сильнее, окна потрескивали, поскрипывали бревна стен, шумела раздираемая в лохмотья крыша. Звуки сливались в один монотонный шум, и Лизетт задремала над книгой, склонив голову на подлокотник. Щепа давно прогорела.

С оглушительным грохотом дверь распахнулась. Лизетт подпрыгнула, еще ничего не понимая, и замерла, наблюдая, как незнакомый мужчина практически затаскивает старого Тома на порог.

— Папа! — воскликнула она наконец. — Папа, что с тобой?!

— Некогда, девушка, — отрывисто бросил незнакомец, закрывая дверь. — Скорее подогрей воды, да помоги раздеть его и уложить в кровать.

— Что с ним? — обратила Лизетт умоляющий взор к мужчине. — Он ранен?

— Все будет в порядке, грей воду! — раздраженно повторил гость, и Лизетт бросилась к печи, стараясь скорее разжечь огонь, но непослушные руки плохо справляются. Она глубоко вздохнула и тут уже прямо над ней раздался недовольный голос:

— У тебя что, ни капли магии, девушка? — и мимо ее носа мелькнул яркий всполох, нацеленный в чахлую груду хвороста. Лизетт поставила вычищенный добела котелок на огонь, повернулась и увидела, что немудреная утварь раскинута по полу, а мужчина уже уложил Тома на огромный стол и водит рукой над его грудью.

— Ничего, — наконец сказал гость. — Давай уложим его в постель. Лизетт подбежала стянуть с отца сапоги, и они вдвоем отвели его в дальнюю комнатушку, уложили на узкую кровать. Пока Лизетт поправляла подушки, чтобы Тому было поудобнее, незнакомец исчез и появился вновь с чашкой в руках, из которой идет розоватый пар.

— Заварил гром-траву, — пояснил он. — Нужно чтобы выпил. Завтра проснется здоровый.

Том попытался приподняться и слабо улыбнулся дочке. — Лиззи, все хорошо.

— Пей, папа, — проговорила она. — Скорее пей, это лекарство.

Непонятно почему, но незнакомцу она доверилась сразу, как увидела его, поддерживающим отца. Теперь, когда беспокойство спало, она незаметно разглядывала его краем глаза, пока отец медленно пил обжигающий настой. Гость был высокого роста, выше, чем все, кого она знала. У него короткие пепельные волосы, обрезанные явно непривычной к этому делу рукой, уверенная линия подбородка и глаза невероятного оттенка: старое золото, расцвеченное светлыми искрами. Он заметил ее взгляд и улыбнулся уголком рта, ломая изгиб правильно очерченных губ.

— Пойдем, Лиззи. Пусть отец отдыхает. — кивнул он, забирая чашу у Тома из рук.

— Я Лизетт, — строго отметила она, опуская глаза.

Старый Том почти сразу заснул. Они вышли из папиной комнатушки, прикрывая дверь. И Лизетт остро осознала, что она осталась наедине с незнакомцем.

— Меня зовут Лиам, — быстро сказал гость, как будто читая ее мысли. Подняв незамеченный ею огромный дорожный мешок от двери, он вынимал и вынимал бесконечные свернутые узлы, раскладывал на столе. — Ты голодна? Отец сказал, вы не ели несколько дней.

Лизетт молча кивнула, наблюдая, как из узлов появляются лепешки, вяленое мясо, цукаты, ветчина, которую она видела второй раз в жизни, сыры свежие и сушеные, и еще много, много всего, чему она даже не знала названия. Из последнего узелка Лиам высыпал горсть трав, вылил бутылочку темной тягучей эссенции прямо в котелок, что еще стоял на огне.

— Приготовим грог, — улыбнулся он, и Лизетт смущенно улыбнулась ему в ответ.

— Я не знаю, что такое грог.

— Тебе понравится.

И ей действительно понравилось. И пряный опьяняющий напиток, обжигающий все нутро, оставляющий после себя совершенно воздушную легкость и веселье. И невероятные яства, которые, наверное, подают только к императорскому столу. И этот красивый мужчина с золотыми глазами, который рассказывает ей, как ему повезло идти по тропе над утесами в такую ужасную погоду, что он еле расслышал крики одинокого рыбака, которого ураганным ветром снесло со скал вниз, на каменистый отрог над морем.