Кроме того, более ранние слова Мейнилда напомнили ему, что, если в лесу не было признаков крупномасштабной битвы, он подозревал, что предводитель Сумеречных Гончих все еще может бродить по лесу.

Давайте разобьем лагерь. Он сказал: – Обширность Шварцвальда трудно понять нормальным людям. Пусть все отдохнут, так как на этот раз, боюсь, это не на день или два.

Фрейя посмотрела на него и послушно кивнула.

Ужин был роскошным пиршеством из сосновых медведей, а поварами, работавшими над ним, были Сиэль и Пейя. По словам самого Сиэля, в прошлой жизни он был гурманом, путешествуя по многим регионам просто для того, чтобы изучать и записывать местную культуру питания; В то время как Пейя обладала всеми качествами, ожидаемыми от бедного ребенка, трудолюбивой, выносливой, душевной и с апломбом обращалась со своей добычей.

Медвежий бульон, жареное медвежье мясо и теплый костер согрели тихую холодную ночь, и Брендель приказал Гипамиле установить барьер, чтобы не пускать звуки и запахи, чтобы предотвратить привлечение новых демонов в лес.

Сиэль назвал это – Ужином в лесу -, и было сказано, что Мглин, Король Фей китайского полуострова Элеранты, часто принимал гостей в лесу, и именно Ночные Фейри зажигали всевозможные свечи. волшебные светильники в лесу напоминают дворец под открытым небом, отсюда и название праздника в лесу. Все согласились с аналогией с молодым магом-оруженосцем, и хотя они не могли свободно пить, все хвалили – роскошную – еду.

Обед в лесу подошел к концу часов в восемь или девять, и реликвии быстро растворились в тишине. Рыцари из Королевской кавалерии были самыми выдающимися солдатами Ауина, поэтому, естественно, они не могли быть такими недисциплинированными, как обычные благородные каперы. В лагере остались только красный костер, бьющиеся тени и рыцари на ночном дежурстве.

Брендель особенно любил костры в темноте.

Яркий свет костра, казалось, рассеивал мрак и холод в сердце, и всякий раз, когда он сидел у костра, глядя на землю, очерченную мерцающим пламенем, он не мог не думать о своих днях в игре. По сравнению с авантюристами, у игроков всегда не было табу, и его старший иногда предлагал небольшие мероприятия. Эти интермедии всегда сопровождались смехом, и Брендель не мог не улыбаться каждый раз, когда вспоминал несколько интересных событий.

Медисса положила руку на титульный лист книги в красной обложке и молча наблюдала за своим господином, иногда ей часто удавалось увидеть выражение воспоминания на лице Бренделя. Но она никогда не задавала слишком много вопросов и могла только думать про себя, что это должно быть довольно теплое воспоминание.

У Медиссы тоже были теплые воспоминания, и поскольку ее душа вернулась в этот мир, она часто вспоминала прошлое. Но воспоминание было болезненным процессом для Нежити. Она помнила свою сестру, свою мать, своего отца и свою душу, как если бы она была сорвана. Темная магия всегда соблазняла ее думать о том, с чем она никогда не хотела столкнуться.

Словно голос из темноты шептал ей на ухо: – Почему тебя принесли в жертву? У тебя должна была быть лучшая память, ты помнишь все, что произошло после Битвы Святых? Нет, ты не можешь вспомнить, потому что после этого у тебя никогда не было воспоминаний.

Как понять счастье смертных, когда ты жил и умер ради войны и никогда в жизни не знал мира? –

Но маленькая Принцесса Серебряных Эльфов просто похоронила эти негативные чувства в своей голове, затем подняла глаза и с улыбкой посмотрела в будущее. Она посмотрела на Бренделя, ее глаза сияли тоской и восхищением. Она как будто могла найти свою заурядность в этом лорде.

Брендель, казалось, наконец заметил взгляд принцессы и слегка вздрогнул. Затем он увидел книгу в руке Медиссы, которая содержала фольклор и географию окрестностей Киррлуца и залива Сайлент. С момента реинтеграции в человеческое общество Медисса всегда проявляла интерес к современной культуре, но Брендель знал, что она учится приспосабливаться к другим.

Она всегда предпочитала думать о вещах с точки зрения другого.

— Есть что-нибудь, чего ты не можешь понять? — тихо спросил Брендель. Даже если это было тысячу лет назад или сейчас, Серебряные эльфы думали совершенно иначе, чем люди. Иногда Медисса даже не могла понять некоторые человеческие словари, поэтому ей приходилось спрашивать у него совета.

Хорошо- –

Медисса вдруг подумала, что ее господин немного симпатичный, и затем тихо сказала: – Я немного не понимаю, почему люди в заливе Сайлент посылают лилии своим возлюбленным в день Летнего фестиваля. Есть ли в этом какой-то символизм? что? –

Брендель был ошеломлен, не ожидая вопроса. Медисса, несмотря на то, что он был принцессой и важным генералом Серебряных Эльфов, все же имел женскую сторону, и он на мгновение задумался, прежде чем ответить: – Потому что в знаниях горного народа середина лета является символом пылающего изобилия, также как и любовь в полном расцвете.С древних времен считалось, что Летний фестиваль связан с пассатами, а мореплаватели верят, что пассаты представляют собой прохождение мыслей, так что я думаю, что здесь может быть какая-то связь. –

Эльфы отличаются от этого, — ответила Медисса тихим голосом, — эльфы думают, что это взаимная бдительность, в которую нельзя проникнуть, если позволить времени растянуться. в сердце. –

Это потому, что человеческая жизнь настолько коротка, что они не могут понять значение слова – время. Для смертных достаточно сиять славой в течение короткого периода времени, даже если это было всего лишь мгновение ока, достаточно, чтобы вызывать уважение. Эльфы понимают смысл ожидания из-за своей долгой жизни, но смертные тоже неуклюже ходят туда-сюда по циклам истории, и время идет параллельно двояко, и как летний жук не может понять зиму, как может вечность понять красоту непостоянное? –

Верно? –

Медисса закрыла книгу и склонила голову: – Милорд, могу я на минутку опереться на вас? – Брендель помедлил, увидел немного спокойный взгляд Медиссы и, наконец, кивнул. Тон маленькой принцессы Серебряных Эльфов был как перышко, такой мягкий, что невозможно было отказать в ее просьбе. К тому же она никогда не просила многого, оставляя другим только свои лучшие впечатления.

Затем он почувствовал мягкое тело рядом со своим. Медисса улыбнулась, словно вспоминая то время, когда она была рядом с матерью.

В то время моя мама рассказывала мне истории о героях, и моим самым большим желанием было стать похожим на них.

Хм? –

Но сейчас я просто хочу быть нормальным человеком. Спасибо, милорд.

— сказала Медисса еле слышным голосом.

Потерянное имя (3)

Словно во второй половине ночи в лесу поднялся ветер, как мифические волки, бегающие в сумерках, свистящие в кронах деревьев, грохочущие и притягивающие ветер и дождь. Пейя уже давно привыкла ютиться в одиночестве в тени своей палатки, и после резкой перемены она не могла легко заснуть.

Она увидела своего брата, окровавленного, идущего впереди нее, за которым следовала неясная тень…

В полусне отблеск мерцающих свечей вдруг померк. Только дворянин мог позволить себе роскошь зажигать дорогие сальные свечи в каждой палатке. Но свет внезапно исчез, и тьма, казалось, растянулась еще дальше.

Четыре стены шатра погрузились в густую тьму, а вдалеке снова забрезжил свет. Женщина-охотница моргнула несколько тяжелыми веками и увидела, что находится посреди леса теней. Когда она услышала отдаленное пение, она не могла не поднять глаза и не увидеть линию флуоресцентных призраков в белых одеждах, медленно идущих по лесу.

Некоторые из этих призраков были одеты в длинные одежды, некоторые ездили на лошадях, некоторые держали копья, а некоторые несли флаги с ласточкиным хвостом, и у каждого было ясно видно лицо. Одни как будто узнавали их, но в то же время чувствовали себя незнакомыми, и вдруг она увидела невысокую фигуру, идущую посреди группы с опущенной головой, и это был ее брат Ярута.

Ярута! – Пейя не могла не закричать.