Как выяснилось, я плохо знал Гудомарова-младшего, который своим присутствием развеял мои сомнения.

– А, это ты, дружище! – воскликнул он из груды хлама с таким восторгом, будто затея с арендой заброшенного бомбоубежища имела целью вот эту нашу встречу. – Я ждал тебя еще на прошлой неделе. Проходи, не стесняйся, как говорится, чувствуй себя, как дома.

– Хм… – ответил я, все еще не узрев среди куч старой мебели и мусора собеседника. – Боюсь, вряд ли у меня получится. Ты где? В каком из мешков с мусором прячешься?

– Не правда ли, отличное помещенье? – продолжал Гудомаров-младший тем неунывающим тоном, который в некоторых ситуациях кажется неуместным и вызывает легкое раздражение. – Арендовал за сущие копейки. И я намерен поторговаться и сбить цену вдвое. Царские хоромы! Наверное, ты еще не все разглядел. Здесь плохое освещение, надо привыкнуть. Офис некоторое время не использовался, и провода слегка подгнили. Я не специалист, но, кажется, их надо заменить. Дружище, как считаешь, если тебя дважды ударило током при попытке включить свет, надо целиком менять проводку или достаточно заменить выключатель и пару проводов? Однажды искры посыпались с потолка, в том месте, где должен, по идее, висеть плафон. Произошел небольшой пожар. Но все, как говорится, поправимо. Ты пришел, чтобы узнать, как у меня идут дела? Дела идут превосходно. Еще немного, и я ворвусь в первую сотню миллиардеров по версии журнала «Форбс».

Голос его действовал магически. Помните, я рассказывал, как впал в благодушное настроение и милостиво простил Гудомарову-младшему его вину передо мной? Так вот, сейчас я отругал себя за малодушие. А языки пламени, казалось, навеки утихшие, встрепенулись и яростным наждаком начали облизывать нутро, добрались до клыков и начали их точить, подготавливая к глубокому проникновению в шею Гудомарова-младшего с последующим перекусыванием сонной артерии. Я пожалел, что явился с голыми руками. Перед визитом следовало прилично вооружиться и запастись железным алиби на случай, если спустя пару дней явятся усталые оперативники и поинтересуются, где я был и что делал в период с восемнадцатого по двадцать первое апреля.

– Тут и кую капитал, – безмятежно продолжал Гудомаров-младший, не подозревая, какая опасность ему грозит. – Здесь издается самая правдивая и гениальная газета страны. Дружище, ты наверняка ее читал и оценил по достоинству. Ее уже все оценили по достоинству. Журналисты выстраиваются в очередь, чтобы я оказал им честь принять их на работу. Не беспокойся, тебя это не касается. Ты получишь место вне конкурса. Станешь нашей звездой. Не пройдет и месяца, как твое имя с трепетом будут произносить все в этой области, начиная с двухлетних малышей и заканчивая столетними старцами. Станешь ведущим автором. Сам губернатор будет просить тебя об аудиенции или как оно там называется… Ах да, будет просить об интервью. Кстати, дружище, ты принес трудовую книжку? Или хочешь, чтобы мы заключили договор об оказании информационных услуг?

Кажется, я зарычал, потому что Гудомаров-младший проявил чуткость и поинтересовался, не болен ли я? Я ответил, что даже если и болен, то никакая болезнь не помешает мне сделать то, зачем я явился в этот филиал ада на земле. И попросил его по-хорошему выбраться на свет из груды мусора. Когда же он поинтересовался причиной, честно рассказал о планируемой расправе.

– Расправа? – казалось, в его голосе звучит неподдельное изумление. – О какой расправе ты говоришь, дружище? Надо мной? Но за что?

– Ты и сам прекрасно знаешь, за что, – процедил я сквозь зубы с видом палача, к которому с мольбой о пощаде обратился приговоренный к казни. – И не называй меня дружище.

– Дружище, ты, наверное, злишься за то, что под парой проходных и никому неинтересных статеек я поставил твое имя? – догадался он, наконец, все еще не желая предстать пред мои очи.

– Да, есть немного, – признал я, продолжая закипать. – Знаешь, по пути сюда мне попался оружейный магазин. Я не смог удержаться и зашел туда. За прилавком стоял разговорчивый парень. Он прекрасно разбирается в оружии и знает, как умертвить жертву и не оставить следов.

– Да? Как интересно! Покажешь магазин? В последнее время меня преследует мысль о том, что надо на всякий случай прикупить пару пистолетов. Дружище, мы живем в сложные времена, когда без пистолета опасно даже за хлебом сходить. На твоем месте я бы тоже заскочил в оружейную лавку и выложил наличность за хороший дробовик, подходящий для охоты на дикого слона и прочую надоедливую живность.

– Когда он узнал, на кого я буду охотиться, то рекомендовал воспользоваться арбалетом или ножом. Их можно купить, не оформляя разрешение.

– Отличный выбор, что и говорить! Парень явно знает толк в оружии! Ну и как, ты приобрел арбалет и нож?

– Выйди и узнаешь, – зло прошипел я.

– Видишь ли, дружище, я не смогу выйти из укрытия, пока не удостоверюсь в том, что моя невинная шутка тебя не обидела, и ты не вынашиваешь планов кровной мести, – серьезно ответил он после небольшой паузы. – Полагаю, ты разумный человек и не обделен чувством юмора, а потому давно понял глубину моего грандиозного плана по твоему спасению.

– Моему спасению?! – заорал я, пораженный до кончиков ногтей на ногах и кончиков волос на груди. – Хочешь сказать, что спас меня?

– Еще бы не спас, – довольно хмыкнул он из кучи мусора. – Взгляни на ситуацию так, как вижу ее я. Кем ты был две недели назад? Никем. Посредственный журналист в заштатной газетке областного правительства. Ни свободы, не перспектив. До каких высот ты мог дорасти?

– До заоблачных, – ядовито парировал я. – Мог стать главным редактором газеты областного правительства, тираж которой, между прочим, самый большой в регионе. Мог перейти на работу в федеральное издание или перебраться в пресс-службу губернатора. Меня ожидал стабильный заработок, не зависящий от мировых финансовых кризисов, потому что зарплату я получал из бюджета. Я хотел написать роман, который, возможно, принес бы мне всемирную славу и состояние. А теперь единственное, что могу сделать, так это стукнуть доской по твоей никчемной башке и проверить сомнительную теорию о том, что у тебя есть мозги.

– Ну, ну, ну, ну, ну…, – осуждающе зацокал он в ответ. – С таким подходом к делу не сделаешь блестящей карьеры. Дружище, ты мыслишь слишком узко. Надо смотреть на ситуацию шире. И ты узришь грандиозные возможности, которые открываются перед тобой теперь. Я освободил тебя от пут, связывавших по рукам и ногам. Они сковывали твое сознание. А теперь ты свободен! Тебя никто не ограничивает, ты сам хозяин своей судьбы! Послушай, дружище, мы с тобой вместе горы свернем. Не пройдет и полгода, как наши имена будут вычирикивать воробьи, сидя на проводах, а банки откажутся у нас принимать деньги, потому что нашими вкладами у них и так будут забиты хранилища.

Он долго нес подобную чушь. Но я вынужден, к стыду, признать, что его красноречие подействовало на меня так же магически, как действует на обладателей заблудших душ проповедь лидера религиозной секты. Он убедил меня в том, что теперь открываются отличные перспективы, и что моя прежняя жизнь была лишь приготовлением к выполнению великой миссии. Я слушал его зачаровано, с открытым, должно быть, ртом. Языки пламени больше не лизали меня, подбивая на кровавую месть.

Я ощутил силы и желание сделать что-то полезное для общества – вывести на чистую воду чиновников-казнокрадов, помочь обездоленным, поднять огромный пласт проблем. Чувствовал себя борцом за справедливость, Спартаком, несущим свободу рабам, Прометеем, зажегшим огонь не только в очагах, но и в душах. Чувства были настолько сильны, что я без колебаний поставил подпись на бланке трудового договора, когда Гудомаров-младший выскочил из укрытия и сунул мне в руки бланк и шариковую ручку.

И только дома опомнился и сообразил, что прохиндею удалось принять меня на работу в свою газетенку. Зубы мои снова заскрежетали от злости и досады. С другой стороны, позже подумал я, выпив пива, у меня появилась работа. Ах, если бы я знал, что она принесет, то порвал бы на мелкие клочки трудовой договор, собрал бы котомку и босиком отправился туда, куда глаза глядят.