Во второй и третьей главах эта тема исследуется с точки зрения того, как именно терапевт должен и может сопротивляться всепроникающим нормирующим суждениям, каким образом можно их отследить и сделать видимыми для человека, обращающегося за помощью. Уайт предлагает основные вопросы, которые может задать себе нарративный терапевт, выходя за рамки властных дискурсов терапии, применяя при этом термин «деконструкция».
Теория деконструкции была разработана французским философом Ж. Деррида. Суть его подхода заключается в переосмыслении существующих канонов (стереотипов, убеждений) для создания или обнаружения новых или скрытых смыслов. Разрушение стереотипов достигается с помощью разбора их на составные части, анализа их происхождения и контекста. Деконструкцию не следует понимать как разрушение, это выявление противоречий, ведущее к появлению новых смыслов. Применительно к психотерапии деконструкция, по мнению Уайта, состоит в том, чтобы терапевт в первую очередь замечал за собой скрытые проявления превосходства и дисбаланса власти во взаимодействии с людьми, обращающимися за помощью. Замечая их, мы тем самым укрепляем позицию человека, приходящего на терапию, ставим в центр терапии его знания и ресурсы, а не знания терапевта. Таким образом, мы выходим на важнейший для нарративной терапии принцип децентрации терапевта.
Терапевт занимает «неэкспертную позицию», его задача состоит в сопровождении человека, обращающегося за помощью, в создании пространства альтернативных историй, в восстановлении утраченных ценностей, которые затем становятся основой для преодоления сложностей. Однако здесь же Уайт задается вопросом: если истин не существует, если в основе поступка всегда лежит субъективная ценность, как удержаться от релятивизма, от представления о том, что теперь можно все? Ответ кроется в том, что в центре терапии находится человек, но человек в связи с другими людьми, человек во взаимодействии с сообществом.
Таким образом, деконструируя понятие социальных норм, нарративная терапия снова приходит к ценностям социального взаимодействия, однако на новом уровне, учитывая многообразие существующих принципов, норм и нравов. И кажется, что в нынешние времена особенно актуальными и важными становятся слова Майкла Уайта о том, что «возможно, сейчас самое время найти новые способы заявлять о своих принципах, намерениях, целях и ценностях и помещать эти заявления в центр нашего внимания, так, чтобы они ложились в основу нашей жизни и нашей работы. Кажется, настало время вернуть понятия принципов и добровольно взятых на себя обязательств, вместе находить способы помогать друг другу воздавать честь этим понятиям, например, обязательству откликаться на несправедливость, а не следовать каким-то утопическим идеалам».
Благодарности
Мы хотели бы выразить благодарность сотрудникам издательства W.W. Norton за помощь в подготовке этой книги.
Энтузиазм и редакторский вклад Деборы Малмуд бесценны, навыки редактирования текста Маргарет Райан тоже внесли значительный вклад в подготовку рукописи. Редакторскую помощь также оказывал Марк Трудингер.
Кроме того, мы хотели бы выразить признательность Мэри Хит и Рэйчел Херцинг, которые предоставили ценные отзывы на более ранние варианты главы 7.
И наконец, мы бы хотели поблагодарить тех практиков, кто откликнулся на наше приглашение внести свой вклад в написание эпилога. В этом процессе принимали участие: Изабель Лаплант (Франция), Николя Де Бир (Франция), Нильс-Хенрик Серенсен (Дания), Джон Стиллман (США), Джим Дюваль (Канада), Калеб Уакунга (Уганда), Летиция Урибе (Мексика), Марилен Грандессо (Бразилия), Пьер Блан-Санун (Франция), Мэгги Кэри (Австралия), Ишай Шалиф (Израиль), Сехне Хаммуд-Беккет (Австралия), Уолтер Бера (США), Гэй Стокелл (Австралия), Альфонсо Диас-Смит (Мексика), Хью Фокс (Великобритания), Шона Рассел (Австралия), Гейр Лундбю (Норвегия), Тодд Огаста-Скотт (Канада), Джон Уинслейд (Новая Зеландия / США), Джонатан Морган (Южная Африка), Пегги Сакс (США), Сара Хьюз (Канада), Максуда Бегум (Бангладеш), Руди Кронбихлер (Австрия), Рут Плазник (Канада), Зои Казан (США), Мэрилин О’Нил (Австралия), Ясунага Комори (Япония), Лорейн Хедтке (США), Вивиан Навартнам (Сингапур), Куки Толедо (Мексика), Кейте Вайнгартен (США), Джефф Циммерман (США), Анджела Цун он-Ки (Гонконг), Мария Анджела Тейшейра (Бразилия), Дарья Кутузова (Россия / Франция), Энджел Юэн (Канада) и Крис Билс (США).
От редактора-составителя
Одна история из этой книги имеет для меня особое значение.
Во второй главе Майкл рассказывает о Донне, которую привели на консультацию родители, очень встревоженные качеством ее жизни. Донне был поставлен диагноз «шизофрения», она уже несколько лет принимала предписанные ей лекарства, время от времени оказываясь в психиатрической клинике. Майкл работал с Донной и ее родителями на протяжении восьми месяцев, постепенно она начала выходить из дома в мир. Потом в течение многих лет Донна время от времени обращалась за консультацией к Майклу в Далвич-центр[1], чтобы, как она это называла, «подзаправиться». В один знаменательный день встреча приняла неожиданный оборот.
«Донна пришла на консультацию после перерыва месяцев в пять. В конце нашего разговора она обвела взглядом мой кабинет, придирчиво осмотрев все, что ее окружало, и воскликнула: “Ну и бардак!” В первую очередь это касалось моей системы хранения документов. В то время у меня была горизонтальная система хранения, и я никогда не мог найти то, что было нужно. Я ответил: “Да, действительно бардак. И я решительно намерен что-то делать с этим”. Донна спросила: “А почему ты думаешь, что готов сделать этот шаг?” Что-то слышалось родное в этом вопросе. Я рассмеялся и постарался ответить. Тогда Донна задала следующий вопрос: “Мне кажется, что это решение не возникло из ниоткуда. Что привело тебя к нему?” Теперь мы смеялись оба. Донна продолжала простраивать опоры[2]: “А когда, ты думаешь, ты будешь готов предпринять этот шаг?” – “Ну, думаю, где-то, наверное, в ближайшие пару недель”, – ответил я.
Мы еще немного поболтали, и я проводил Донну в приемную. И там, к моему удивлению, Донна записалась еще на одну встречу со мной через две недели. Я отметил вслух, что это что-то новенькое – ведь обычно она дожидается момента, когда чувствует, что пора “подзаправиться”, и тогда записывается на консультацию. “А! – сказала Донна с большим энтузиазмом. – Так это не для меня. Это для тебя. Я записала тебя на консультацию со мной через две недели, чтобы посмотреть, приведешь ли ты в порядок свой бардак в кабинете”. Я был потрясен. И это еще мягко сказано.
Донна записалась на утро четверга, и полночи со среды на четверг я провел, приводя в порядок свою систему хранения документов, переводя ее из горизонтального в вертикальный формат. После этого я все-таки несколько часов поспал, потом подзарядился кофейком и отправился на консультацию с Донной. Это было потрясающее событие. Донна драматично распахнула дверь, шагнула в мой кабинет первой и провозгласила: “Потрясающе! Ты действительно это сделал!” После чего она остановилась и сказала: “Но я не должна этого говорить. Имеет значение то, что ты сам об этом думаешь”. И снова мы хохотали, и я никак не мог перестать смеяться, потому что она продолжала задавать мне вопросы типа: “Как это влияет на твое представление о себе?”»
Для меня эта история значима по ряду причин. Во-первых, она хотя бы частично передает те ощущения удовольствия, задора и равенства, которыми была наполнена терапевтическая практика Майкла, особенно когда речь шла о работе с людьми, имеющими серьезные нарушения психического здоровья. Во-вторых, она немного проливает свет на то, каково это было – собирать коллекцию прежде не опубликованных работ Майкла. Если бы не Донна, возможно, мы бы так никогда и не нашли некоторых материалов, вошедших в эту книгу. Целое лето я провел, погрузившись в горизонтальные и вертикальные системы хранения документов Майкла. Разбирая кучу дискет, я ощущал себя этаким первобытным охотником-собирателем. Дискеты – это, знаете, такие древние пластиковые диски, которые при включении издают характерный трескучий звук, напоминающий старшему поколению о восьмидесятых и девяностых годах прошлого века. Таких дискет у Майкла было штук двести. У меня было ощущение, что я провожу спасательную операцию в здании, пострадавшем от взрыва: никогда не знаешь, что еще доведется обнаружить за следующим завалом.
