По сердцу словно кто-то чиркает зазубренным лезвием.

Это всё. Он никогда не будет со мной, потому что тоже считает меня виновной. Я могла предотвратить гибель Артёма, но я этого не сделала. Более того, это я его довела.

— Скажи, он винит во всём меня?

— Не думаю. Скорее себя. Вообще, мы все виноваты, и я в первую очередь.

— Ты? — Я снова отрываюсь от коленок.

Но, единственное, что мне видно — это светлое размытое пятно футболки и слегка поблёскивающие в темноте зубы.

— Я. Знаешь, почему я из Н-ска уехал и с матерью почти не общаюсь? Я узнал это уже после окончания школы. Чётки видела у Алекса? Это Севины. Я их ему отдал.

— Кстати, — я одним движением утираю слёзы. — Получается, вы что, с ним общались?

— С Севой? Да нет, не особо. Так, в основном, привет-пока. Мы ж соседи. На лестничной клетке просто пересекались. Вот он как-то эти чётки у меня увидел, они ему понравились, я говорю, забирай. Я же не знал тогда, что мать их заговорила.

— В смысле, заговорила?

— Ну не знаю, это она так сказала, типа «сработали чётки». Уже после того, как Сева разбился. Их папка на зоне вырезал, прислал мне в качестве сувенира. А мамка, вместо того, чтоб мне отдать, отнесла их какой-то бабке, как она потом призналась, а после Витьку всучила, чтобы он твоей мамке их презентовал. Он подумал, что за чушь, и передарил их мне, а я, ты уже знаешь, отдал их Севе…

— Но они же теперь у Алекса… — переварив его рассказ, бормочу я. И подрываюсь с намерением куда-то ломануться не думая. — Надо их у него забрать!

— Стой! — Валентин дёргает меня обратно в песок. — Он не отдаст. Я пробовал. Говорит, это единственное, что у него кроме фоток осталось. Севины родоки даже гараж за копейки продали, вместе, кстати, с великом его… И вообще, он в это во всё не верит. Я, если честно, тоже. Просто так совпало. Но я всё равно виноват…

— Подожди, расскажи лучше, как вообще так получилось, что вы с Алексом стали общаться? Вы же, насколько я помню, недолюбливали друг друга.

— Как стали общаться?.. — Валентин вытягивает ноги и откидывается назад, на локти. — Слышала же про скандал на поминках?.. Так вот. Я там тоже был. С матерью. Все разошлись уже, только мы втроём остались. Я, мамка моя и Алекс. Ну, и родители Севины. Сидели за столом. А организацией похорон в основном же Алекс занимался… Я немного помогал, ещё тётка Севина, она откуда-то издалека приехала, ну и Ёрш… Наташа… Кстати, что с ней, где она сейчас, ты не знаешь?

— Сейчас не знаю, — пожимаю плечами я, придерживая рубашку Валентина, чтобы не сползла. — Я последний раз её видела где-то года два назад. Случайно в городе встретились. Она пьяная была, с бутылкой и с каким-то маргинального вида чуваком под ручку. Почему-то решила, что я её в чём-то обвиняю. Стала кричать на всю улицу, что она не виновата, что жива. Если честно, это было ужасно, — вспомнив ту встречу, я сразу замолкаю, но спокойный голос Валентина возвращает меня к теме:

— Понятно. Ладно, бог с ней… — И опять, как я, облокачивается на колени. — Тогда дальше слушай по поводу скандала… В общем, ещё тогда, во время всей этой подготовки, Алекс пытался Севиных предков вразумить, что Сева хотел, чтобы кремировали его. Ну, те ни в какую… Типа, у них родовое захоронение… Пофик, что там уже несколько гробов чуть ли не стопкой друг на друге, и всё, нафик, бурьяном поросло… в общем, нет и точка. А когда сидели, поминали, батя с мамкой Севины, естественно, вдрызг… Весь вечер всякие речи слезливые толкали, типа, наш Тёмочка… сынок единственный… как же мы без тебя… Ну, Алекс в какой-то момент и не выдержал: говорит, как-как, придётся самим теперь за бухлом себе бегать. Короче, слово за слово — понеслось. Он им, типа: это была его последняя воля, а на кладбище вы вообще ходить не будете… В общем, прорвало его конкретно, он им там все Севины обиды припомнил. А Севина мамка сразу быковать давай, на маты перешла тут же, хотя до этого сидела, типа вся такая несчастная, пожалейте её… батя вообще в драку полез… Короче, это был трешак полный... А когда Алекс из квартиры с психом вылетел, я за ним. Думаю, мало ли, я, честное слово, его в таком состоянии не видел никогда. И смотрю, совсем накрыло его… Скулит, психует, кулаком по стене возит... А там, в подъезде, просто надпись была. Про Севу. Просто не очень хорошая. Ну, вот он её и стереть, походу, пытался. Только стирал не надпись, а больше костяшки себе. Я его успокаивать — он мне этим же кулаком кровавым в морду. Тут моя мама вышла, Севины тоже вывалились… Я в итоге сам не помню, как мы уже на улице оказались. Помню только, сидим на земле… бутылку помню… Откуда взялась она не знаю… Пили, на звёзды смотрели, говорили долго…

— И после этого вы стали друзьями? — спустя паузу, которая понадобилась мне, чтобы отойти от услышанного, спрашиваю я.

Валентин, подумав, отвечает:

— Не сразу. До конца школы и ещё год, пока он в армии был, или даже больше, мы вообще не общались. А потом встретились на какой-то тусе в Москве, чисто случайно.

— А как вы в итоге здесь оказались? — продолжаю допытываться я. — То есть, я имею в виду, почему именно здесь? Это же не какой-то престижный курорт. Не Ялта, не Сочи... И почему именно этом дом?

Валентин поворачивается ко мне. То ли мои глаза наконец просохли, то ли стало светлей, но теперь я различаю даже его мимику. Вертикальную складку над переносицей, взгляд, тревожный и напряжённый.

— Я хочу выкупить его, Жень. Для тебя.

— Что? — Поняв, что он серьёзно, я нервно усмехаюсь. — Что значит «выкупить для меня»?

— Думаю, года через два я смогу его купить. Потом хочу вернуть тебе, официально, на бумаге.

— Так… я что-то не поняла… День Святого Валентина вроде бы в феврале…

— Жень, не спеши отказываться, ты подумай.

— Нет, я не буду об этом думать. Это исключено. Таких подарков не делают, тем более чужим людям… — Я едва не вскакиваю на ноги, одновременно возвращая Валентину рубашку, но он придерживает меня за руку.

— Ладно, Жень, поговорим об этом потом.

Его примирительный тон и то, как он вдевает мои руки в рукава, действует на меня успокаивающе.

— Да, потом! — немного расслабляюсь я. И снова пытаюсь сосредоточиться: — Лучше скажи… лучше скажи мне… как ты думаешь, я ему когда-нибудь нравилась?

— Кому, Алексу? Я не думаю, я знаю. Ты ему сильно нравилась.

— Это он тебе сказал?

— Нет.

— Тогда откуда ты это знаешь?

— Да все догадывались. И Сева, кстати, тоже. Иначе о ком, по-твоему, были его стихи?..

— Ты думаешь, он не тебя имел в виду? — спрашиваю, прокрутив в голове впечатанные в самое сердце строки.

«Есть мы, но нас больше, чем двое…»

— Может, и меня тоже. Но Алекс уверен, что его.

Мы ещё долго молчим, погрузившись каждый куда-то на дно своего личного, такого же бескрайнего глубокого моря, и потом я решаю дать нам с Алексом ещё один шанс:

— Валентин, помоги мне. Мне нужно с ним поговорить. Всего один раз, последний. Пожалуйста.

— Пойдём, — он нащупывает мою руку, и мы вместе встаём на ноги. — Они немного дальше отсюда, на песчаном пляже.

Глава 8

*Она*

Волны лижут ступни, вымывая из-под них мелкий ракушечник, образуя под ними провалы и словно пытаясь нас обокрасть. С каждым новым шагом и с каждой волной я обнаруживаю в себе всё меньше решимости.

Первоначальный запал почти иссяк, и теперь я не уверена, хочу ли я этого разговора. Зачем? Для чего унижаться перед чуваком, который если когда-то и испытывал ко мне что-то, то так и осмелился в этом признаться? Видимо, не настолько сильны были его чувства. Видимо, он не любил меня так, как Артём, не любил так, как я его любила, и вся наша история просто глупое, ничего не стоящее, недоразумение.

Ну и что, что мы стали друзьями по переписке задолго до того, как познакомились. Разве это что-то меняет? Возможно, у него таких «подруг» прорва. Это я, наивная, размечталась, что между нами есть какая-то высшая связь. Пора спуститься с небес на землю: никаких «родственных душ» нет. Ни «родственных душ», ни «единственных не параллельных». Бред это всё. Блажь, действительно. Мы с Алексом очень разные. Я живу эмоциями, он любые эмоции подавляет разумом, волей. Я бы не смогла его бросить одного ночью в незнакомом районе, да ещё и в таком состоянии…